Демарино

yuvlatyshev — 24.08.2023

Село основано в 1753 году воеводой Исетской провинции, премьер-майором князем С. И. Мещерским под названием «сельцо Кабанское Агафьино тож». В 1776 году его и окрестные земли приобрел полковник О. Х. де Марин. С середины 19 века село носит современное название. Во 2-й половине 19 века Демарино с лесными угодьями приобрел А. Ф. Поклевский-Козелл, построивший здесь винокуренный завод и кумысный санаторий, известный по всему Уралу в начале ХХ века. 

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович. На кумысе (1988 год):

Ближайшимъ кумызнымъ пунктомъ къ Михайловкѣ являлась деревня Демарина, до которой было рукой подать,-- всего версты три. Демаринскіе кумызники пріѣзжали или приходили навѣстить михайловскихъ, а эти послѣдніе отплачивали визиты. Въ Демариной оказался знакомый по Екатеринбургу купецъ Иванъ Васильевичъ, пріѣхавшій на кумызъ для своего племянника, студента московскаго техническаго училища. Это открытіе произвело взаимное удовольствіе. — У насъ квартиры въ Демариной лучше,-- хвастался Иванъ Васильевичъ изъ демаринскаго патріотизма. — А у насъ боръ... — И у насъ боръ. — Зачѣмъ же вы тогда въ нашъ боръ ходите гулять? Въ Демариной проходили кумызный курсъ двѣ учительницы, фельдшеръ, два гимназиста и еще человѣка три неизвѣстныхъ. Иванъ Васильевичъ являлся душой общества и старался устраивать импровизированныя развлеченія: бѣгъ деревенскихъ мальчишекъ на призы въ 5, 3 и 1 к., деревенскія пѣсни, кавалькады на крестьянскихъ лошадахъ и т. д. — Въ воскресенье какъ-то устроили бѣгъ пьяныхъ мужиковъ...-- смѣялся Иванъ Васильевичъ, довольный своею выдумкой.-- А заненаститъ, мы книжку читаемъ... Проживавшіе въ Демариной гимназисты стрѣляли неизвѣстную дичь, а мы съ Егоромъ Григорьевичемъ обсуждали серьезный вопросъ, гдѣ лучше открыть нашъ охотничій сезонъ. Въ общемъ, кумызники изображали собой, какъ на всѣхъ русскихъ курортахъ, скучающую публику и жадно хватались за каждый предлогъ къ развлеченію. Впрочемъ, своеобразная обстановка козачьей станицы доставляла своеобразный матеріалъ на каждомъ шагу. Андронычъ, попрежнему, каждое утро начиналъ безконечною бесѣдой съ Егорычемъ о травѣ, и меня интересовало, чѣмъ разрѣшится вся эта исторія. Конецъ оказался ближе, чѣмъ можно было предполагать. — Онъ грозится застрѣлить моихъ коней...-- заявилъ въ одно прекрасное утро Андронычъ, обращаясь ко мнѣ, какъ къ нейтральному лицу. — Кто онъ?... Егорычъ?. — Нѣтъ, зачѣмъ Егорычъ... А у Егорыча есть братъ, тоже козакъ, такъ вотъ этотъ самый братъ и грозится: только, говоритъ, выпусти коней на траву — сейчасъ застрѣлю. У нихъ вмѣстѣ надѣлъ-то... Ну, и нарродецъ! Хуже кыргызовъ въ тыщу разъ... Не сговоришь съ ними... Угрозы таинственнаго брата повели къ тому, что стали привозить кошеную траву на домъ, а лошади стояли въ конюшнѣ. Въ этотъ неразрѣшимый вопросъ о травѣ запутанъ былъ даже какимъ-то образомъ Баймаганъ, хотя, въ концѣ-концовъ, все дѣло свелось на тридцать копѣекъ за пару лошадей — цѣна десятины травы. Можно только удивляться терпѣнію сторонъ, тянувшихъ другъ изъ друга душу по поводу такой ничтожной суммы, но тутъ сказался настоящій русскій человѣкъ. Вопросъ о питаніи въ Михайловкѣ являлся своего рода голоднымъ призракомъ. Положимъ, необходимую провизію легко было достать въ Кочкарѣ, но приготовить ее — это было другою стороной медали. Приготовленіе нашего перваго обѣда обставлено было такими подробностями, о которыхъ стоитъ сказать нѣсколько словъ. Начать слѣдуетъ съ того, что въ Михайловкѣ дровъ не полагалось, а ихъ замѣнялъ березовый хворостъ. Великолѣпный сосновый боръ торчалъ подъ носомъ, но онъ являлся заповѣднымъ мѣстомъ, зорко оберегаемымъ лѣсенками. — Ничего, можно и хворостомъ истопить печку,-- рѣшилъ Андронычъ, принимавшій въ приготовленіи обѣда самое дѣятельное участіе; онъ когда-то "бѣгалъ поваренкомъ" на какомъ-то камскомъ пароходѣ и поэтому имѣлъ полное право говорить обо всемъ, что касалось ѣды, съ извѣстнымъ авторитетомъ.-- И биштексу можно приготовить, и пельмени. Главнымъ дѣйствующимъ лицомъ перваго обѣда явилась русская печь изъ битой глины. Когда ее затопили хворостомъ, весь дымъ, вмѣсто того, чтобъ идти по назначенію въ трубу, хлынулъ въ комнату. Для необходимыхъ разъясненій была вызвана хозяйка квартиры, молодая козачка. — А отъ вѣтру выметываетъ,-- объяснила она довольно равнодушно.-- Надо окошко затворить. — Да въ окошкѣ-то двухъ стеколъ нѣтъ. — Ну, на ставень затвори. На мою долю выпала обязанность закрывать окно, причемъ я убѣдился, что вѣтра почти не было. — Ну, что, идетъ дымъ?-- спрашивалъ я сквозь притворенный ставень. — Такъ валомъ и валитъ... о, штобъ имъ!-- ругался Андронычъ, задыхаясь отъ дыма.-- Тоже называется печь... тьфу! Такимъ образомъ, приготовленіе перваго бифштекса обошлось очень дорого и это не мало огорчило всѣхъ дѣйствующихъ лицъ. Подвернувшійся подъ руку Егорычъ выслушалъ отъ Андроныча цѣлый рядъ горькихъ истинъ. — Простой русской печи скласть не умѣютъ, а еще названіе: козаки... Чиновничью фуражку носятъ туда же. Какъ вы по зимамъ-то живете съ этакими печами? — А хто ево знатъ, — отвѣчалъ Егорычъ, почесываясь.-- Ежели бы кирпичъ, а то изъ глины печи налаживаемъ. — Да не все ли равно?... Ахъ, вы, чиновники, чиновники! Да у насъ къ городу въ послѣдней лачугѣ лучше живутъ, потому первое дѣло печь. — А хто ево знатъ... Такое ужь заведенье у насъ. Нужно замѣтить, что эта отчаянно дымившая печь отравляла не разъ наше существованіе въ Михайловкѣ, и дѣло, въ концѣ-концовъ, свелось на то, что ее оставили совсѣмъ въ покоѣ. Утѣшеніемъ, какъ и всегда въ такихъ случаяхъ, послужило то, что и другимъ кумызникамъ, вѣроятно, приходилось не лучше: на людяхъ и смерть красна. До конца ворчалъ одинъ Андронычъ, лично обиженный дымившею печью.

Мой кумызный день приблизительно проходилъ въ такомъ порядкѣ. Утромъ приходилось вставать часовъ въ шесть, чтобы сейчасъ же ѣхать къ Баймагану,-- ранній утренній кумызъ самый лучшій. Да и само по себѣ лѣтнее утро "въ ордѣ" такъ хорошо, что просыпить его было просто безсовѣстно. Пока ѣдешь до кошей, дремота успѣетъ пройти. Андронычъ въ короткихъ словахъ сообщаетъ послѣднія новости, т.-е. кого-нибудь бранитъ, а въ данномъ случаѣ козаковъ, возмущающихъ его мужичье сердце своимъ безобразіемъ. Баймаганъ въ этотъ часъ всегда дома, а его жена всегда за своею чашкой съ кумызомъ. Мы въ кошѣ держимъ себя уже своими людьми и въ пріятной бесѣдѣ выпиваемъ утреннюю порцію — два большихъ стакана кумыза. Черезъ три дня я уже началъ его пить съ удовольствіемъ, особенно утромъ, и каждый разъ испытывалъ такой приливъ бодрости, какъ въ сказкахъ, когда богатыри молодѣли отъ живой воды. Такъ хорошо и легко дѣлалось на душѣ. Меньше всего можно сравнить такое состояніе съ опьянѣніемъ, какъ это принято, говоря о кумызѣ. Можетъ быть, въ очень большомъ количествѣ онъ такъ и дѣйствуетъ, но мнѣ лично не приходилось ни разу испытать ничего подобнаго: чувствуешь себя хорошо, легко, бодро — и только. — Много у тебя кумызниковъ, Баймаганъ? — А есть человѣкъ пятнадцать... Каждый годъ все больше пріѣзжаетъ кумызникъ. Изъ города ѣдетъ... Въ городѣ — больной, въ степи — здоровый. У Баймагана въ обращеніи есть что-то джентльменское. Мнѣ нравится въ немъ эта смѣсь простоты и достоинства. Съ кумызниками онъ, видимо, боится быть назойливымъ и рѣдко завернетъ къ кому-нибудь изъ знакомыхъ. Къ чаю возвращаемся назадъ. Андронычъ везетъ нѣсколько бутылей съ кумызомъ: онъ-таки отбилъ у вороватаго Аники это право. Кумызъ крѣпкій, и всѣ пробки сдѣланы съ отверстіями, чтобы не разорвало бутыли. М. уже встала и ждетъ насъ за самоваромъ. Она начала пить кумызъ съ двухъ стакановъ въ день и увеличиваетъ порцію новымъ стаканомъ. Если начать пить кумызъ сразу большою порціей, то можетъ совсѣмъ отбить всякую охоту къ нему, какъ и бываетъ. Самые усердные кумызники доходятъ до полуведра въ день, но я не думаю, чтобы излишество было полезно: нужно пить столько, сколько хочется. Я забылъ сказать, что кумызъ приготовляется не одинаковой крѣпости: слабый, для начинающихъ, сильно разбавленный свѣжимъ кобыльимъ молокомъ, средній и крѣпкій. Баймаганъ знаетъ, кому какого кумыза нужно, и предупреждаетъ впередъ, какъ слѣдуетъ вести дѣло. — Куда мы сегодня отправляемся?-- спрашиваю я за чаемъ, хотя идти, кромѣ бора, рѣшительно некуда. — Конечно, въ боръ. Тамъ такъ хорошо. Сейчасъ послѣ чаю Андронычъ подаетъ дорожный экипажъ, въ него складываются необходимые припасы, книги, бутыль съ кумызомъ и отвозятся на мѣсто назначенія. Боръ въ двухъ шагахъ такъ и манитъ своею смолистою прохладой, вѣчнымъ шепотомъ и ароматомъ степныхъ цвѣтовъ, какихъ совсѣмъ нѣтъ въ среднемъ Уралѣ. У дороги ростетъ полынь, синіе колокольчики качаются отъ малѣйшаго вѣтерка, какъ живые, пахнетъ кашкой, въ зеленой сочной травѣ зрѣетъ крупная земляника. Надъ камышами, какими заросли степныя озеринки, рѣютъ ястреба-утятники, а надъ степью съ жалобнымъ крикомъ вьются неугомонные авдотки и кроншнепы. Андронычъ устанавливаетъ экипажъ въ бору, въ двухъ шагахъ отъ лѣсной опушки, и отправляется домой отдыхать. Онъ обладаетъ способностью спать когда угодно и сколько угодно. Въ бору мы остаемся до самаго вечера: пьемъ кумызъ, гуляемъ, читаемъ. Съ нашего пригорка видно было всю Михайловку, ближайшую озеринку, разливъ гнилой рѣченки, въ которой полощутся гуси. Между деревьями мелькаютъ гуляющіе кумызники. Учитель Егоръ Григорьевичъ соорудилъ себѣ изъ веревокъ подобіе гамака и, когда несетъ его, перекинувъ черезъ плечо, дѣлается ужасно похожимъ на тѣхъ итальянскихъ рыбаковъ, какихъ рисуютъ на дешевенькихъ олеографіяхъ. Картина самая мирная. Мы начинаемъ читать. Каждая прочитанная глава запивается кумызомъ, а за кумызомъ слѣдуетъ легкая прогулка. Въ жаркіе дни комары рѣшительно не даютъ покоя: лѣзутъ въ ротъ, въ носъ, жужжатъ и вообще безобразничаютъ, точно пьяные отъ этого чуднаго лѣтняго дня. Иногда беру двустволку и начинаю подкарауливать ястребовъ. Боръ служитъ для нихъ прекраснымъ гнѣздомъ. Случалось не одинъ разъ "промазать", но одинъ хищникъ попался-таки: онъ такъ хорошо выплылъ надъ синимъ окномъ между вершинами сосенъ и комомъ свалился къ моимъ ногамъ. — Ястребка порѣшили, — проговорилъ за мной старческій голосъ. — Да. — Много ихъ здѣсь, варнаковъ. И сколько они этихъ утятъ изводятъ — страсть. Цыплятъ тоже воруютъ на половину... — Что же ихъ не стрѣляете? — Кому ихъ стрѣлять-то?... Мы-то не здѣшніе, значитъ, будемъ, троицкіе мѣщане, а козаки самый проваленный народъ. Прямо нужно сказать... Передо мной стоялъ ветхій, сгорбленный старичокъ; синяя пестрядинная курточка была перехвачена ремешкомъ, разношенная войлочная шляпа лѣзла на лобъ, а изъ-подъ нея пытливо глядѣли слезившіеся сѣрые глазки. Разная охотничья снасть болталась на поясѣ, а дрянное тульское ружье служило вывѣской грознаго лѣснаго сторожа. Старичокъ присѣлъ на пенекъ, понюхалъ табаку изъ берестяной тцвлинки, чихнулъ и, щурясь отъ солнца, заговорилъ: — Маета одна — вотъ какая наша жисть... Боръ-то, выходитъ, козачій, а стережемъ его мы, троицкіе, потому козакамъ нельзя ничего довѣрить: до послѣдняго сучка все упятятъ на промысла. Лѣсу-то въ степѣ нѣту, ну, имъ любопытно... Сперва-то сами караулили, да плохой толкъ: караульные же и воровали лѣсъ. А какъ начальство узнало, сейчасъ насъ поставили... Такая битва была, ну, а теперь ничего. Застрѣлить грозились... Этотъ лѣсникъ проходилъ мимо насъ каждый день и каждый день жаловался на козаковъ, какъ и козаки въ свою очередь жаловались на лѣсниковъ. — А дома-то вамъ не у чего жить, дѣдушка?-- спрашивала М. — Какое наше житье? Извѣстно — мѣщанское положеніе... Ни тебѣ земли, ни какого угодья, а пропиталъ добывай, какъ знаешь. Разѣ можно насъ сравнять съ козачишками? Имъ, подлецамъ, по 15 десятинъ на душу отъ казны идетъ, да еще сколько несчитанной наберется. Уйма земли, одно слово. А они што дѣлаютъ? Съ голоду помираютъ на угодьѣ-то на своемъ. Да... Взять хоша Егорыча,-- вы у Егорыча на фатерѣ стоите?... Ну, такъ этотъ Егорычъ по веснѣ нонѣ хвалился: "Я, гритъ, земли на шесть солковыхъ продалъ!" Это по три гривны за десятину въ ренду, значитъ, сдалъ демаринскимъ. Всего-то причитается двадцать десятинъ... У него, значитъ, своехъ 15 десятинъ, да на сынишку записали ему тоже 15 — вотъ онъ и торгуетъ. Четверть водки выставилъ станичнымъ старикамъ,-- ну, они сейчасъ ему душу лишнюю и дали. А остальныя 10 десятинъ про себя оставляетъ: подъ пашней десятины три, въ пару три, а четыре коситъ. Это ужь самый богатый у нихъ... Да на этакой землѣ стонъ бы стоялъ, а онъ своихъ шесть солковыхъ считаетъ. Такъ, зря землю содержатъ... — Бѣдно живутъ? — Страсть бѣдно! Во всей-то станицѣ наберется дома три, въ которыхъ отъ хлѣба до хлѣба дотянутъ. А все отъ лѣности отъ ихней, отъ козачьей... Лежатъ по станицамъ, какъ жернова. Въ Михайловку мы возвращались на закатѣ. Кумызъ располагаетъ къ простудѣ, поэтому нужно во-время уходить отъ вечерней сырости.

По данным статистики, в 1873 году Демарино относилось к Константиновской волости. В 1890 г. открылась церковь во имя Святого благоверного кн. Александра Невского (в 1945 г. в ней разместился сельский клуб). 

В конце 19 века в Демарино действовали 1 водяная и 2 ветряные мельницы, имелась церковно-приходская школа. В годы Гражданской войны многие жители села вступили в отряды Н. Д. Томина и участвовали в рейде по тылам белых Уральской партизанской армии Блюхера — Кашириных. В 1920-х гг. на месте винокуренного завода недолго действовала кожевенная ф-ка, где изготавливали обувь и одежду для рабочих Кочкарских золотых приисков, обмундирование для Красной Армии. 

Оставить комментарий

Популярные посты:

niger

Апартаменты в Петербурге: инвестиции с высокой доходностью

irushonok

Иван Горюшкин-Сорокопудов - Базарный день в старом городе

lastochkanata

Не пора ли убирать ёлку?

watermelon83

Как разговаривают с победителями

home_and_garden

Земное чудо — жимолость

home_and_garden

Миндальные метели

olgakubay

Как долго я тебя искала!

nikolai_endegor

Миры Александра Вахрамеева

v_strannik

А ведь когда-то было и такое...

• Ранее
• Архив