Дело было у Клозери де лила - 2

wyradhe — 21.07.2014 Дело было у Клозери де лила - 2

21 июня 1935 в Париже, в Мезон де Мютюалите, имел открыться "Международный конгресс писателей в защиту культуры". Затеял его как раз Эренбург. Ликвидация Сталиным РАППа и сколачивание им советского Союза Писателей навели Эренбурга на ту идею, что теперь возможна будет пропаганда всяких "широких" общественно-литературных движений на общей советско-антифашистской подкладке, но без совсем уж узкого коммунистического начетничества и жестких наставлений литераторам, как именно буквочка в буквочку надо славить СССР - до сих пор просоветскими писателями Европы пытались управлять именно так через заведение знаменитого Барбюса. Однако если советскими писателями и писателями из Коминтерна еще можно было так заправлять, то сколько-нибудь известными лево-прогрессистскими властителями дум (Мальро, Жид) и могучими дубами из рощи пантентованных великих гуманистов (Роллан, оба Манна, Драйзер и пр.) - никак нельзя: Барбюс им был не указ ни в каком смысле, денег у них и без Москвы хватало. Вот Эренбург и расчел, что ежели собирать просоветские лит. движения по-новому: на московские деньги, с транслируемой из Москвы повесткой дня, но без тотального администрирования, и не под собственно коммунистическими, а под общими левопрогрессистскими и антифашистскими лозунгами, "в защиту ценностей культуры от фашистского варварства" - то вышло бы очень мило: заказывала бы эту музыку Москва, пошла бы она на пользу Москве, подудеть можно было бы подрядить многих именитых деятелей Европы, - и все это только той ценой, чтобы Москва не диктовала прямо-таки все ноты.

Для Эренбурга прелесть всей этой идеи заключалась в том, что при ее осуществлении он сам автоматически и выдвигался бы на первый план как ценнейший для советской Москвы кадр - поскольку жил 20 лет в Париже, свободно умел по-французски, знал кучу французских и прочих европейских деятелей искусства и т.д.; других возможных полпредов с такими связями и местом в европейском литературном процессе в распоряжении Сталина просто не было. Это говорит, конечно, о невероятной скудости кадров СССР, но тем лучше было для Эренбурга, и в сентябре 1934 он отправил Сталину письмо, где предлагал вышеизложенный проект, обещаясь, что ежели Сталин поддержит создание "широкой антифашистской организации писателей" или движения такого рода на основе всего двух пунктов: "1. борьба с фашизмом. 2. активная защита СССР" (в общем виде, как страны, борющейся с фашизмом и рождающей, пусть и в трудностях, Новый Общественный Строй), без узости в прочих вопросах, - то в такое движение можно было бы скоренько вовлечь не только Роллана с Жидом, Мальро и Блоком, но и Маннов, Фейхтвангера, Драйзера, Дос Пассоса и т.д. и т.п.

Сталин впечатлился и дал добро. Сначала он в том же сентябре 1934 вообще написал, что во главе этого нового движения писателей надо поставить Эренбурга вместо Барбюса (ни о чем больше Эренбург и мечтать не мог), и велел запросить Эренбурга, согласен ли он принять такой пост. Эренбурга запросили - можно себе представить, как он возрадовался. Разумеется, он передал согласие. Затем Эренбурга вызвали в Москву для личной встречи со Сталиным по вопросам, поднятым в его письме. Но пока Эренбурга запрашивали, в Москву за деньгами и тамгами прибежал сам Барбюс, долго выпрашивал аудиенцию у Сталина, получил ее - и в итоге Сталин пересмотрел свое мнение и решил оставить Барбюса во главе заграничного просоветского литературного ареала (ноябрь 1934). И когда Эренбург в ноябре прибыл в Москву на обещанный прием Сталиным, то его в Москве полмесяца помариновали, а потом так его Сталин и не принял, а просто отправили его обратно в Париж - участвовать в организации и подготовке какого-нибудь литераторского просоветски-антифашистского сборища в том самом духе, который он предлагал. В общем, вышло почти по дореволюционному анекдоту на греческие темы: "Я готовил рыбу для мы, а Яни скушал ее для я" - в данном случае Эренбург предлагал проект, чтобы заполучить наиболее вкусный плод от него "для я", а вышло, что он старался больше "для Барбюс". С Барбюсом они друг друга тихо возненавидели.

И вот после полугодовой возни, в которой в одной банке совместно трудились, а параллельно подгрызали друг друга группа Эренбург - Мальро - Жид - Блок, ненавидящая их группа Барбюса и Ко, и, наконец, Кольцов с Щербаковым, от Москвы курировавшие все это дело, - конгресс был подготовлен, и должен был открыться 21.06.1935 г. Повестка дня была сформирована. В частности, слово, среди прочих, предстояло дать страшно прогрессивному и левому сюрреалисту Андре Бретону.

Между тем Андре Бретон, как и прочие сюрреалисты, прекрасно помнили, чтО про них писал Эренбург (см. предыдущий пост). При этом Бретон в жизни своей никогда не видел Эренбурга - казалось бы, и небольшой город Париж, а вот поди ж ты, не доводилось им пока встретиться.


Однако "немногим более чем за неделю" до открытия конгресса, то есть в начале 10-х чисел июня, группа сюрреалистов и их друзей - как местных парижских, так и приехавших на конгресс из Чехии (Незвал и др.) - шла вечерком "после обеда" по бульвару Монпарнас. Это были Андре Бретон, Бенжамен Пере (о нем Эренбург тоже писал в своем очерке), Туайен, Незвал и др. Туайен Эренбурга в лицо как раз знал.

А на ту самую пору Эренбург сидел в известном лево-литературном кафе Клозери де лила, да на свою беду вышел оттуда и собрался перейти улицу, чтобы купить себе табаку для трубки.

При этом он, неведомо для себя, оказался в зоне просматриваемости Бретона сотоварищи, и Туайен, заприметив его, сказал Незвалу и Бретону: - Вот идет Эренбург!

- Где? - возопил Бретон (надо напомнить, что шли они "после обеда", а за обедом они уж точно не минеральной водой или соками утоляли жажду). - Где он? Я его никогда не видел!

Туайен указал, где. Тогда Бретон устремился к Эренбургу, а за Бретоном уж поспевал Бенжамен Пере.

Бретон преградил Эренбургу путь посреди улицы и сказал:
- Я намерен свести с вами счеты, сударь!
- Что такое? кто вы? - спросил Эренбург.
- Я Андре Бретон!
- В чем дело? кто вы? - повторил Эренбург, не найдясь сказать лучшего.

На этот повторный вопрос Андре Бретон стал отвечать следующим образом: он раз за разом повторял, что он Андре Бретон, всякий раз при повторении "присоединял к своему имени одно из оскорблений, которыми Эренбург отличил его в своем памфлете", и каждый раз отвешивал при этом Эренбургу плюху по физиономии. То есть выглядело это так:

- Я Андре Бретон, фосфорический похабник! - Хлобысь!
- Я Андре Бретон, юноша, изучающий рукоблудие! - Хлобысь!
- Я Андре Бретон, .. и т.д.

Кроме того, по ходу дела Бретон восклицал "Моя честь затронута!"

Всего Андре Бретон пояснил Эренбургу описанным способом, кто же он такой, четыре раза, нанеся Эренбургу, тем самым, четыре оплеухи. Эренбург и не пытался сопротивляться. После этого Бретон оставил его, наконец, в покое, и Эренбург подумал уж, что буря миновала, но не тут-то было: на передовую вслед за Бретоном выдвинулся Бенжамен Пере и "свел с журналистом свои собственные счеты". Число оплеух, которыми Эренбурга отоварил Пере, в источниках не упоминается. Эренбург не сопротивлялся и тут, но по окончании экзекуции угрожающе сказал всей компании:
"Ох, напрасно вы это сделали" (известно в чешской передаче Незвала: neni dobre, ze jste to udelali).

И отмстил в очень характерном духе. А именно: добился того, чтобы Бретона исключили из повестки дня Конгресса и не давали ему слова.

Из чего воспоследовала недельная борьба.
Окончание следует.

[Литература, передающая детали события: Sayer, Prague: Capital of the 20th Century, 377 (по Незвалу); Lottman, The Left Bank: Writers, Artists.., 3; Breton, Manifestoes of Surrealism, 244; Fraser, Night Thoughts: The Surreal Life.., 89; мемуары Эренбурга].

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив