Декабрь

inkogniton — 08.12.2018 Дитя похожа сама на себя, но окружающие упрямо пытаются найти хоть какое-то сходство хоть с кем-нибудь из нас. Наибольшим успехом пользуются уши, лоб и форма черепа. Посмотри, -- восклицают любимые родственники, -- у неё твоя голова, совершенно твоя! Если тебя обрить и немного ужать голову -- прямо точь-в-точь! А уши-то, уши -- будто с тебя сняли и на неё надели! Я совершенно убеждена в том, что если случайным образом выбрать младенца и взрослого, посадить их рядом, то другие, случайным образом выбранные взрослые, обязательно найдут хоть какое-нибудь сходство. Даже если они совершенно не похожи, всегда есть спасительное сходство: уши! Уши точно как у тебя! Их ровно два, они по бокам, в них витиеватые загогулины, а уж мочки-то, мочки -- один в один!

*******

Самый осенний (и отчего-то самый тяжёлый) месяц закончился, осень уступила место зиме, на улице ветер и дождь. Сполна ощущается широта: просыпаешься ещё ночью, возвращаешься уже ночью. День становится всё короче и скоро от него практически ничего не останется. Ноябрь жадно откусывал светлые часы, декабрь же неспешно доедает то, что осталось. Мы не сдаёмся: на улице тучи, на улице серым-серо, на улице настоящая поздняя осень. Чадо надевает яркие лосины, усыпанные крупными разноцветными цветами. Надевает летнее платье, сверху набрасывает белую кофту -- чадо такая яркая, что может служить солнцем, цветами и всем прочим, тесно связанным с яркими временами года. Ты не замёрзнешь? -- обеспокоенно оглядываю её я. Не волнуйся, мама, -- смеётся чадо, -- я надену куртку! Фиолетовую! В фиолетовой куртке точно не замёрзнет. Как можно замёрзнуть если на тебе солнечная фиолетовая куртка?!

*******

Тебе позвонила Р? -- интересуется Ыкл, не ждёт ответа, поспешно добавляет, -- она сказала, что позвонит. Она организовывает небольшую пред-рождественскую вечеринку для мам из школы и хочет тебя позвать. Я начинаю качать головой, но Ыкл не даёт ответить -- сходи, я думаю, тебе понравится, а даже если не понравится, думаю, что тебе полезно хоть куда-нибудь сходить. Мы тебя отпускаем, -- важно качает он головой. Отпускаете? -- смеюсь я, -- в смысле, как только я закончу служить ужином, всё уберу, всё доделаю, отделю горох от чечевицы, загружу восемнадцать килотонн белья, разгружу, смешаю горох с чечевицей, разделю опять... Я всё понял, -- смеётся Ыкл, -- ты устала, поэтому тебе совершенно необходимо туда пойти! Это большая вечеринка? -- осторожно интересуюсь я. Я не знаю, -- разводит руками Ыкл, -- Р. сказала только, что это девичник и что будут мамы, она тебе сама позвонит и всё скажет.

Я думаю что бы такое надеть, представляю как я (в кои веки) наряжусь, сделаю вид, будто я легкомысленная, не обременённая заботами молодая девица, надену каблуки (господи, как я по ним скучаю -- ходить на каблуках с таким большим рюкзаком на животе я опасаюсь) и буду порхать среди серьёзных мам аки птичка.

Ты придёшь на наш девичник? -- спрашивает Р., -- ничего особенного, просто девичник, будем сидеть, болтать; приходи, я буду очень рада. Постараюсь, -- осторожно отвечаю я, -- у меня два небольших вопроса: во-первых, какая форма одежды (я уже всё придумала, я буду невероятная красавица, ух какая), во-вторых, сколько приблизительно будет человек? Будут несколько мам из нашего и соседних классов, -- уклончиво отвечает Р., -- что же касается формы одежды, так мы, в смысле я, решили, что это будет а-ля пижамная вечеринка. Как пижамная? -- я растерянно смотрю в стену, и бормочу скорее самой себе, -- а я планировала одеться красиво, так как сто лет нигде не была, думала хоть сейчас оденусь... Так одевайся, -- смеётся Р., -- не все будут в пижамах, поверь мне, некоторые мне так и сказали -- я, мол, ни за что не выйду из дома в пижаме! А одна мама сказала, что она вообще спит в семейных трусах мужа и поэтому никак не может прийти в том виде, в котором действительно спит. Я всё киваю, но понимаю, что, наверное, не стоит наряжаться -- а вдруг они все действительно будут в пижамах. Я вздыхаю и всё думаю как совместить желанные каблуки с чем-то, что (хотя бы отдалённо) напоминает пижаму. У меня никогда не было пижамы, кому вообще нужна пижама -- я всё думаю и думаю и наконец нахожу решение: я надену мягкие свободные бархатные штаны (совершенно дивные детские штаны, практически новые, богатого винного цвета -- они, конечно, вовсе не пижама, они практически нарядные, но у меня нет пижамы, не хочу пижаму, хочу ух, хочу ах!), надену мягкий свободный кашемировый свитер (дивный светло-серый свитер с кокетливо выглядывающей из кармана на боку Малышкой Мю), и вот тогда -- тогда я точно могу надеть любимые сапоги, так как никто не сказал, что ноги тоже должны быть пижамного вида. Ура!

Ыкл жарит кабачковые оладушки. Слушай, -- зовёт он меня, -- тут неожиданно много получилось, может возьмёшь коробочку на девичник? Я смотрю на десяток оладушек -- сдаётся мне, тут слишком мало. Да ну, -- смеётся он, -- сколько там будет мам? Десять? Пятнадцать? Как раз каждой по оладушку. Я думаю, -- задумчиво смотрю я на коробочку, -- что тут слишком мало оладушков на такое количество мам. Несмотря на то, -- добавляю я и внутренне содрогаюсь, -- что я не знаю точно сколько их там будет.

Таксист весело интересуется: у вас там что, вечеринка? Да, -- удивлённо киваю я, -- откуда вы знаете? Да вы уже пятая, которую я туда везу. Я вжимаюсь в кресло -- а как они были одеты? -- добавляю практически шёпотом. Красиво, очень красиво, -- цокает языком таксист, -- одна была в такой... очень мини юбке и в таких... очень высоких сапогах. Другие тоже красиво! В юбке, наверное, та, -- думаю я, -- которая спит в семейных трусах. И правда -- не в трусах же ей приходить. Я всё думаю не повернуть ли мне назад и переодеться, но мы неожиданно останавливаемся: приехали.

Двор и дом ярко освещены, из дома доносится шум, дверь приоткрыта. Я стою на улице и курю -- для храбрости. Там, думаю я, как минимум пятнадцать человек, я не умею когда так много, почему я отпустила таксиста, может, думаю, быстро сбежать, пока не заметили. Я набираю полную грудь воздуха и вхожу в дом. Вся гостиная заполнена дамами, стоит мерный гул, все пьют, закусывают, все разбились на кучки и что-то активно обсуждают. Да уж, -- смеюсь я про себя, -- вот именно оладушков тут и не хватает. Огромный стол ломится от подносов с едой, Р. ходит по гостиной и подливает то шампанское, то вино. Р. в пижаме -- комбинезон с огромным капюшоном, на котором красуется розовый плюшевый рог. Несколько мам в похожих пижамах -- кто-то в обличье коровы, кто-то кролика, кто-то единорог. Остальные одеты кто куда -- на что хватило воображения и сил. Как здорово, что ты пришла, -- восклицает Р., хватает меня за руку, тащит на кухню, вручает бокал -- это твой бокал, не теряй, а то я как-то не рассчитала и бокалов впритык. Подожди, -- держит она меня за руку, -- я тебе сейчас в него что-нибудь налью! Я выбираю красное вино. Я стою с бокалом, я пытаюсь услышать, что мне говорит Р. В гостиной шумно и весело. Идём скорее, -- тащит она меня в гостиную, -- я тебя познакомлю с некоторыми мамами. Я вообще-то, -- тихо говорит мне она, -- в первый раз такое устраиваю, поэтому не знала точно получится или нет, как оно получится -- в общем, детали решались по дороге. Кажется, неплохо получилось, -- она наклоняется ко мне и подмигивает, -- но главное не это, главное -- детей я отправила к бабушкам-дедушкам, мужу строго-настрого наказала не спускаться в гостиную до утра, так что сейчас я как будто совершенно свободная женщина, -- заливисто смеётся Р., -- по крайней мере, до завтрашнего утра! Виват нам, свободным женщинам, -- она поднимает ладонь вверх, хватает меня за руку и тянет в гостиную. В другой руке она держит огромную бутылку шампанского. Мы пробираемся сквозь густую толпу, Р. то и дело останавливается и подливает шампанское в полупустые бокалы. Всякий раз Р. представляет меня очередной маме.

Я ужасная мать, -- думаю я, -- чадо столько времени ходит в эту школу, а из всего этого полка мам, мне знакомы буквально две. Я знакомлюсь, я улыбаюсь (всё бы хорошо, но мышцы лица начинают о себе напоминать, впрочем, говорят, что это дивное средство против морщин), я пытаюсь найти тему для беседы, и она, конечно же, сразу находится -- я рассказываю про движение электрона, про случайные и периодические барьеры, про квази-кристаллы, я почти освоилась, даже мышцы лица практически не болят. А. внимательно слушает, кивает, улыбается. Стоп, кажется я увлеклась (кажется, А. освоила улыбку против морщин), пора улыбаться и ретироваться.

Ко мне подходит М. -- её я знаю, нам не надо знакомиться и, несмотря на то, что знаю переводится как "я её узнаю, выделяю из толпы, помню имя и мы всегда здороваемся", на данный момент она мне кажется почти родной. Тяжело? -- участливо спрашивает меня М., -- давно на вечеринках не была? Я не была на вечеринках сто лет, а на таких, кажется, все двести. Я асоциальный человек, -- оправдываюсь я, -- не анти-социальный, но асоциальный. А что, -- приподнимает бровь М., -- это разные понятия? Конечно, -- выдыхаю я и неловко смеюсь, -- анти-социальный не любит людей, а асоциальный, может, и любит, но совсем не умеет с ними общаться. Делов-то, -- восклицает М., -- смотри: вот я тебе говорю -- пойдём-ка покурим, что скажешь? Там и поболтаем -- там тихо, прохладно, хорошо. Ура, -- искренне выдыхаю я, -- это изумительная идея! Мы выходим в сад, садимся на скамеечку, закуриваем и упоённо болтаем обо всём на свете, включая электроны и хитрости финансистов.

Мой первый выход в свет удался. Я благодарю, откланиваюсь и возвращаюсь в реальную жизнь -- завтра опять отделять горох от чечевицы, завтра обычный новый день.

*******

Невероятно люблю декабрь. Это самый лучший месяц. В нём всё -- Ханукка, Новый год, но самое главное -- мой день рождения. Я всегда нетерпеливо жду дня рождения, я нетерпеливо жду когда он наступит, бью себя по рукам всякий раз, когда мне хочется заглянуть в самые скрытые уголки и обнаружить что же такое мне собираются дарить. Обожаю подарки, восторженно прыгаю, нетерпеливо открываю... Но это всё ещё будет. Зато Ханукка -- она прямо сейчас.

-- Ты хочешь пончиков? -- Ыкл смотрит хитро и нетерпеливо ждёт ответа.
-- Хочу, конечно, спрашиваешь! -- я представляю во рту вкус мягкого сладкого теста, вкус сахарной пудры, обжигающее варенье; боже, какой ужас, я растолстею, я не пролезу в дверь, думаю я и обрываю саму себя -- тебе пока не дали пончиков, пока это только слова.
-- А ныть, что растолстеешь не будешь? -- ехидно спрашивает Ыкл.
-- Буду, конечно! -- честно обещаю я, -- но пончики хочу всё равно! Какая Ханукка без пончиков?! Но их здесь нет, -- вздыхаю я, -- чего ты дразнишься!
-- Не дразню я тебя, -- серьёзно сообщает он мне, -- нас пригласил в гости М, сказал, что будем праздновать первый день Ханукки: будет сырное фондю, а потом пончики. Самые настоящие, как ты любишь! Соглашаться?
-- Хм... -- я всё тяну с ответом, представляю как надо будет быстро собраться, одеться, выбежать, потом так же быстро возвращаться, всё настолько сложно, ужас как сложно, какая же я ленивая, какой кошмар, -- соглашайся, -- киваю я, больше не пытаясь оправдывать собственную лень. У Ыкла и чада горят глаза: ура, мы поедем все вместе праздновать Ханукку!

На столе изумительное сырное фондю. Н. протягивает корзинку с кусочками багета.

-- Значит так, -- объясняет Н., -- бери руками столько, сколько хочешь. Потом уже будешь нанизывать по одному вот на эту вилочку и макать в сырную смесь.

Н. жила много лет в Швейцарии, она знает толк в фондю. Ароматная сырная смесь бурлит в керамической плошке. Мы макаем в неё кусочки хлеба, нанизанные на тонкий железный прутик, и аккуратно едим, пытаясь не обжечься.

-- Тебе нравится? -- спрашивает Н. чадо.
-- Не очень, -- серьёзно парирует чадо, -- здесь слишком много алкоголя.
-- Какой алкоголь? -- поражаюсь я, -- чего ты придумала? Это просто сыр!
-- Нет-нет, -- прерывает меня Н., -- она права. Я купила эту смесь в Швейцарии и там действительно указано, что в ней есть совсем немного алкоголя. Не помню точно какого, но он есть.
-- Вот! -- чадо смотрит на нас взглядом победителя, -- вы не чувствуете, вы ничего не понимаете, а я всё понимаю, я же сказала, что там есть алкоголь!

И когда она успела стать таким гурманом? Когда успела стать такой огромной, такой самостоятельной, с таким... ярко-выраженным мнением?

На десерт настоящие хануккальные пончики. Пудра разлетается во все стороны, щекочет в носу, пончики лопаются от малинового варенья -- это самые лучшие пончики, самые хануккальные! Нет, они ни за что не сравнятся с самыми лучшими на земле пончиками из той самой небольшой пекарни рядом с прежним домом в Израиле, но они есть и они правильные.

-- Мама, -- теребит меня чадо, -- не забудь, пожалуйста, дать мне ханукке-гелт! -- чадо наслышана о традиции дарить детям монетку на Ханукку.
-- Вот нахалка, -- смеюсь я, -- не забуду, не волнуйся, тебе в какой валюте?
-- Мне, -- задумывается чадо на мгновение, -- фунт, пожалуйста.

Как прекрасны хануккальные пончики! Сразу хочется творить, бежать, прыгать, побеждать.

Улицы же украшены к Рождеству. Повсюду гирлянды, лампочки, игрушки -- всё переливается, подмигивает, светится. На витринах стоят наряженные ёлки. Ничего, думаю я, к нам тоже скоро приедет ёлка, совсем скоро -- через неделю. А потом, почти сразу после её приезда, будет мой день рождения. Я буду принимать подарки, благодарить, телефон будет звонить, я буду восторженно прыгать, а Ыкл с чадом, по нашей традиции, будут танцевать вокруг меня и петь хвалебные поздравительные оды. Но это чуть позже.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив