Д. Н. Логофет. «На окраине»

Невдалеке от Синего моря раскинулся на берегах широкой реки первый форт, с небольшим войсковым гарнизоном, состоявшим из линейного батальона и нескольких орудий.

Высокие валы крепости уже давно выветрились и осыпались.

Прежняя боевая жизнь уже много лет как заменилась мирным временем. В воспоминаниях не многих вставало прежнее время, когда кроме военных да двух-трех торговцев никого не было в форте. Постепенные привилегии, предоставленные нижним чинам, выписывавшим своих жен из России и селившимся затем по увольнении в запас около стен крепости, повело к образованию небольшого пригорода, год от года увеличивавшегося.

Вся власть в новом месте присвоена была вначале коменданту, а с умиротворением края и учреждением военно-административного управления перешла к назначенному для заведывания населением начальнику уезда.

Тихо шла жизнь на этой далекой окраине, куда редко заглядывало высшее начальство, и, предоставленный сам себе, рукою властною правил многочисленным кочевым населением начальник уезда, по-военному расправляясь с ослушниками и нарушителями всяких законов, правил и инструкций.

Приученные прежнею военною службою к строгой дисциплине, жители пригорода покорно исполняли все требования власти, не смея и помышлять о каких-либо льготах и послаблениях.

Воля начальства была законом для подчиненных, слепо и буквально исполнявших все приказания, не справляясь, по сколько они были законны и необходимы.

Участковые пристава — старики, обер-офицеры, выслужившиеся из нижних чинов, не отличались сантиментальностью, и поэтому каждое распоряжение исполнялось ими с должною неуклонностью. Многочисленное покорное кочевое население, приниженное во времена ханского владычества, перенесло свой раболепный страх на русское начальство, а десяток отборных молодцев, головорезов, прежде промышлявших барантою по караванным дорогам, усердно на совесть служили джигитами при управлении уездного начальника, как свора злых собак устремляясь на каждого ослушника, которого приказано было арестовать или подвергнуть жестокому наказанию.

Однообразно изо дня в день шла жизнь в форте, и лишь изредка приход парохода вносил оживление на один два дня, а затем снова начиналось то же серое существование, среди которого проходила служба всего гарнизона.

___________

Полковник N., начальник N уезда, распечатав пришедшую почту и пересмотрев группу полученных бумаг, нервным движением отодвинул их от себя и, вскочив со стула, быстро прошел несколько раз взад и вперед по комнате. Видимо, что-то разом сильно его взволновало.

— Попросить ко мне капитана N! — крикнул он через минуту в пространство, уверенный, что приказание будет немедленно исполнено вечно ожидавшим за дверью джигитом, и действительно, через несколько времени высокий немного сутуловатый помощник уже входил в комнату.

— Вот, полюбуйтесь на это предписание, — ткнул сердито рукою полковник, указывая на груду бумаг, разбросанных по столу. — Мало у нас своего беспокойного народа. Шлют сюда в ссылку еще казаков-уральцев, которые бунтовали недавно на Урале и отказались принять новые правила о службе войска. Со следующим пароходом триста семейств присылают. Ну, у нас здесь не забунтуют — живо успокоим, — угрожающе проговорил он и, найдя нужную бумагу, протянул ее капитану.

«Жить могут по желанию в избранном месте. Иметь особливое наблюдение, — читал между тем скороговоркою капитан. — Могут строить себе дома за свой собственный счет».

— Так вот распорядитесь, Павел Васильевич, к приходу парохода роту на пристань выслать. Хотят жить — пусть строятся на форпосте рядом с солдатскою слободкою, и никакого своевольства. Мы их живо смирим. Шелковыми станут, чуть что — драть не на живот, а на смерть. Розог не жалейте, лознику по реке достаточно растет. Хватит на всех.

___________

Ярко блестело солнце на поверхности широкой реки.

Тяжело вздыхая и с шумом рассекая воду, подходил военный пароход к форту, все население которого высыпало на берег, поглазеть на его прибытие.

Медленно двигалось тяжело нагруженное судно, таща за собою огромную баржу.

На палубах виднелось масса людей, одетых в самые разнообразные костюмы, среди которых выделялись какие-то люди в военных фуражках с малиновыми околышами и широкими окладистыми бородами.

— Уральцы-ссыльные — смотри-ка, — показывал один из жителей на баржу. — Выходит, правду сказывали, что гонят их сюда.

— Бунтовали они — вот их выслали, по головке за это дело не гладят.

— А ничего себе: чистый, видный народ, — добавил другой, рассматривая толпу прибывших.

— Сказывают, богатеи, а таким и здесь хорошо жить можно.

— Ишь ты, и роту вывели с ружьями — для острастки, надо полагать, и начальство все тут.

Дав последний громкий гудок, пароход еще раз вздохнул и остановился у берега. Несколько матросов быстро перебросили узкую сходню и, сгибаясь под тяжестью огромного якоря, понесли его по тонким гнувшимся доскам сходней и бросили на берегу.

Баржа стала рядом с пароходом, и тотчас же поднялась суета.

Люди, нагруженные мешками, длинною вереницею начали сходить с нее на берег, где, бросая на землю свои пожитки, становились тесною толпою.

Крик ребятишек, перебранка баб сливалось в какое-то жужжание.

Через несколько минут палуба баржи уже опустела, а на берегу копошились люди, снуя взад и вперед и бестолково толкаясь на небольшом пространстве.

Кое-кто, став на колени и повернувшись в сторону востока, усердно крестясь, клал земные поклоны.

Седобородые пожилые казаки составляли центр группы, среди которой слышались тихие неторопливые разговоры.

— Што скажешь, Иванович. Ничего себе мешто, жить можно, — степенно крестясь, заговорил один из прибывших, обращаясь к старику.

Окинув испытующим взглядом реку и близ лежащую местность, старик уверенно ответил:

— Проживем, отчего не прожить. Мешта хорошие, река, сказывают, рыбная.

— А только слышал, Иванович, больно лют здесь начальник-то, зверь зверем, поштрели ему пузо.

Старик степенно погладил рукою свою бороду и, внимательно всматриваясь в лица своих, уверенно ответил:

— Ничего, Васильевич, как-никак перетерпим. То ли мы видели на Урале. Теперь не удивишь ничем. Небось, спины стали после палок да розог дубленые.

— Вона, смотри-ка, начальство на нашу душу идет. Держись теперь, опять разделка будет.

___________

Окруженный свитою из нескольких офицеров и джигитов, медленно подходил к толпе ссыльных полковник, хмуро посматривая на стихших уральцев.

— Шапки долой, канальи! — сердитым окриком пронесся его зычный голос, заставивший вздрогнуть взрослых, а детвору тотчас же поднять громкий плач и рев.

— Бабы, заткни глотки своим пострелятам, — сердито отдал он новое приказание. — Иван Петрович, надо их сразу теперь же всех переписать, а там черт с ними — пусть живут как знают.

Два джигита быстро принесли с парохода стол и стулья, на которых и уселось начальство.

— Дайте список, — обратился полковник к капитану парохода, стоявшему тут же.

— Список? — протянул тот удивленно. — Никакого списка у меня нет. Так принимал — счетом 300 мужиков и 365 баб, а ребят так и вовсе не считали. В дороге умерло один старик да ребятишек несколько. Старика я отметил по ведомости, когда похоронили его около Муюна, так и сдаю огулом 664 голов, а там уже вам придется разбираться, какая кому принадлежит, — рассмеялся капитан. — И квитанцию мне такую выдайте, сколько мужиков и баб приняли. Не обсчитаю, не бойтесь, — засмеялся он, отходя в сторону.

— Вот так штука. Так списка нет? — это нельзя. Непорядок, — решил полковник, всматриваясь в толпу. — Надо их записать. Эй, вы, там, подходи по очереди.

Толпа глухо заволновалась, но ни один из уральцев не двинулся с места и не снял шапок.

— Шапки долой, мерзавцы, — снова крикнул полковник, приходя в ярость. — Да подходи по очереди, русским языком вам говорю!

Толпа упорно стояла на месте, и лишь крик ребятишек и плач баб сделался еще громче.

— Не идут добром, все равно силой заставим. Эй, джигиты, взять ближайшего!

Несколько джигитов быстро кинулись в толпу и, подталкивая пинками, выдвинули к столу седобородого уральца.

— Как зовут, борода, говори свое прозвище. Да шапку сними, дубина!

Сосредоточенно, серьезно глядя перед собою, старик медленно произнес:

— Зовут меня раб Божий, ваше высокородие.

— Имя говори свое и фамилию.

Уралец лишь посмотрел кругом, вздохнул и продолжал молчать.

Один из джигитов торопливо сдернул с него фуражку, и длинные седые волосы, развеваемые ветром, красиво поднялись на голове старика.

— Ну погоди, ты у меня заговоришь; тащи следующего.

Один за другим подводили джигиты ссыльных и снова на все вопросы об имени получался стереотипный ответ «раб Божий» и затем следовало упорное молчание.

— А, голубчики. Бунтовать. Погодите, вы у меня заговорите! — крикнул окончательно прошедший в страшное раздражение полковник. — Розог сюда. Да окружить их конвоем, — отдал он приказание…

___________

Через четверть часа тут же на песке лежали по очереди упорные старики-уральцы. Розги со свистом впивались в тела и, рассекая кожу, брызгала кровь на землю. Лишь тихие стоны слышались порою, да плач и причитание баб сделались громче…

Целый день разъяренный полковник занимался наказанием упорных бунтовщиков. Усталые, измученные джигиты и солдаты сменялись по очереди, и снова свистали розги и слышались тихие стопы истязаемых. Но на все вопросы об имени получался тот же ответ…

Тяжелая ночь прошла для ссыльных. Горя от начавшейся лихорадки, метались они на горячем песке, и бессвязный бред больных людей гулко разносился в тишине ночи.

Но ранней зарею трудолюбивые, сильные духом люди уже были на ногах, отправившись в поиски удобного места для поселения, и в тот же почти день закипела работа по постройке жилищ, на берегу широкой многоводной реки, обещавшей сделаться их кормилицею.

Скоро засновали челноки и лодки по камышам. Закидывая сети и ставя верши для ловли рыбы, стали жить ссыльные, держась совершенно в стороне от остального населения форта и слободки.

___________

«Ну и упорный народ», — иногда вспоминал уральцев полковник, встретив какого-либо из них на небольшом базаре форта продающим рыбу.

— Тащи этого мерзавца в управление, — отдавал он приказание джигитам. — Я заставлю сказать, как его зовут…

И снова на дворе управления долго слышались стоны и свист розог, повторяясь почти каждый день…

Между властью и ссыльными велась как бы постоянная борьба, но ни одна сторона не хотела уступить и признать себя побежденной.

Нервный, раздражительный начальник уезда скрежетал зубами, но сделать ничего не мог.

Любивший подпустить шпильку ближнему, уездный казначей, державший себя независимо, нередко, встретив полковника, не мог отказать себе в удовольствии подтрунить над его бессилием сломать упорство уральцев.

— Как подвигается составление списков, полковник? — спрашивал он с невинным видом начальника уезда и, видя краску, выступившую на лице у собеседника от злости и обиды, переводил разговор на другую тему.

Но полковник был упрям, хотя поразительное упрямство в ссыльных не давало ему покоя, и он все время изыскивал способы выйти с честью из этой борьбы, делавшей его смешным в глазах населения.

Прибытие артиллерийской батареи внесло некоторое оживление в жизнь форта. Появились новые офицеры, и по вечерам перед зарею, поднимая облака пыли, артиллеристы проезжали верхом по улицам, ведя лошадей на водопой. Красивые выхоленные кони привлекли невольное внимание полковника, пристально начавшего всматриваться в проводимых мимо него. Огромные, рельефно выжженные номера на шеях и окорках лошадей бросались как-то в глаза, и, разом найдя разрешение мучившей его мысли, он вздохнул с облегчением и немедленно послал за своим помощником.

— Завтра мы состроим наконец список всем уральцам, — волнуясь заговорил он, увидев входившего капитана. — Я нашел способ, — добавил полковник, видя вопрос на лице пристава. — Перетаврим этих каналий и поставим каждому номер на лбу, а затем уже опишем приметы каждого и тогда будем знать всех до одного. Прикажите, чтобы были сделаны номера и распорядитесь собрать всех их завтра вечером.

___________

Окруженная конвоем, снова стояла толпа уральцев около большого костра на дворе управления. Дюжие джигиты по очереди с огромным усилием вытаскивали из толпы людей и, повалив их на землю, с некоторым смущением смотрели, как кузнец, раскалив добела железный номер, прикладывал его ко лбу.

Сбоку около стола под наблюдением полковника составлялся список и опись каждого из ссыльных.

— Номер 6-й: старик, седая борода, под глазом шрам. № 7-й: средних лет, с рыжей бородой, глаза черные, особых примет нет, — слышался монотонный голос писаря.

— За грехи наши покарал нас Господь, — со слезами в голосе говорили казаки и уже покорно подходили сами, чтобы подвергнуться тяжелой и унизительной операции.

В воздухе слышался запах горелого мяса и раздавались тихие стоны.

Власть после долгой борьбы одержала, наконец, победу…

Вечером по этому случаю на радостях была вечеринка у полковника…

Д. Н. Логофет

Того же автора:
https://rus-turk.livejournal.com/621640.html

Об уральцах на Сырдарье и Амударье:
• А. Е. Россикова. По Амударье от Петроалександровска до Нукуса
• там же
• В. И. Масальский. Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Том XIX. Туркестанский край

О Казалинске и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html