Cовковая интеллинформсреда

wyradhe — 22.01.2011 Cовковая интель-информ-среда. Дай школьнику карту звёздного неба - вернёт исправленной.

В своё время я с изумлением наткнулся на одно эссе Бродского, где он объясняет, в чем истинный смысл заповеди про подставление второй щеки. Смысл сводится к тому, что до сих пор все эту заповедь понимали совершенно неверно, а на самом деле все просто: смысл в том, что если тебя положил на лопатки превосходящий в силах враг, а ты не можешь дать отпор - то покажи ему, что ты не собираешься сопротивляться, что тебе все равно, что он с тобой сделает - так ты его презираешь; это единственная оставшаяся у тебя возможность над ним превознестись и его хоть как-то достать: ты не можешь достать его силой, так достань хоть демонстративным отказом от сопротивления (Эпиктет, по преданию, спокойно говорил хозяину, который в бессильной злобе на его невозмутимость пытался хоть пыткой - а именно, заламыванием в тисках ноги - его прошибить: "Смотри, сломаешь" - и когда тот сломал ему ногу в самом деле, так же спокойно заключил: "Я же говорил, сломаешь". Если бы Эпиктет это все делал именно с целью достать хозяина, то это бы в точности отвечало мысли Бродского).

Вот полный вид этого пассажа Бродского: "Если первый удар не вышиб дух из потерпевшего, ...[то] подставив другую щеку, он растравляет совесть обидчика, не говоря о его бессмертной душе. Моральная победа может оказаться не такой уж моральной, потому что страдающий часто склонен к самолюбованию и, кроме того, страдание возвышает обиженного, дает ему превосходство над врагом. А как бы ни был зол ваш недруг, он -- человек, и, не умея возлюбить ближнего, как самого себя, мы все же знаем, что зло начинается там, где человек начинает полагать себя лучше других... Так что, кто подставляет другую щеку, тот, самое большее, сводит на нет успех противника. 'Смотри,-- как бы говорит вторая щека,-- ты мучаешь только плоть. Тебе не добраться до меня, не сокрушить мой дух'. Правда, это и в самом деле может раззадорить обидчика. Двадцать лет назад в одной из многочисленных тюрем на севере России произошла следующая сцена. В семь часов утра дверь камеры распахнулась, и вертухай обратился с порога к заключенным:
-- Граждане! Коллектив ВОХР вызывает вас на социалистическое соревнование по рубке дров, сваленных у нас во дворе. В тех краях нет центрального отопления, и органы УВД взимают
своеобразный налог с лесозаготовителей в размере одной десятой продукции. В момент, о котором я говорю, двор тюрьмы выглядел точно, как дровяной склад: груды бревен громоздились в два и три этажа над одноэтажным прямоугольником самой тюрьмы. Нарубить дрова было, конечно, необходимо, но таких социалистических соревнований раньше не было. -- А если я не буду соревноваться? -- спросил один заключенный. -- Останешься без пайка,-- ответил страж. Раздали топоры, и дело пошло. Узники и охрана вкалывали от души, и к полудню все, в первую очередь изголодавшиеся зеки, выдохлись. Объявили перерыв, все сели перекусить, кроме заключенного, который спрашивал утром об обязательности участия. Он продолжал рубить. Все дружно над ним смеялись и острили в том духе, что вот-де, говорят, будто евреи хитрые, а этот -- смотри, смотри... Вскоре работа возобновилась, но уже с меньшим пылом. В четыре у охранников кончилась смена. Чуть позже остановились и зеки. Лишь один топор по-прежнему мелькал в воздухе. Несколько раз ему говорили 'хватит', и заключенные, и охрана, но он не обращал внимания. Он словно втянулся и не хотел сбивать ритм или уже не мог. Со стороны он выглядел роботом. Прошел час, два часа, он все рубил. Охрана и заключенные смотрели на него пристально, и глумливое выражение на лицах сменилось изумлением,
затем страхом. В половине восьмого он положил топор, шатаясь, добрел до камеры и заснул. В остаток срока, проведенного им в тюрьме, ни разу не организовывалось социалистическое соревнование между охраной и заключенными, сколько бы дров ни привозили в тюрьму. Наверное, тот парень выдержал это -- двенадцать часов рубки без перерыва -- потому, что был молод. Ему было двадцать четыре года, чуть
больше, чем вам сейчас. Но думаю, что в основе его поведения лежало нечто иное. Не исключено, что он, как раз потому, что был молод, помнил Нагорную проповедь лучше, чем Толстой и Ганди. Ибо зная, что Сын человеческий обычно изъяснялся трехстишиями, юноша мог припомнить, что соответствующее решение не кончается на 'Кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую', а продолжается через точку с запятой: 'И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; И кто принудил тебя идти с ним
одно поприще, иди с ним два'. В таком виде строчки Евангелия мало имеют отношения к непротивлению злу насилием, отказу от мести и воздаянию добром за зло. Смысл этих строк никак не в призыве к пассивности, а в доведении зла до абсурда. Они говорят, что зло можно унизить путем сведения на нет его притязаний вашей уступчивостью, которая обесценивает причиняемый ущерб. Такой образ действий ставит жертву в активнейшую позицию -- позицию духовного наступления. Победа, если она достигнута, не только моральная, но и вполне реальная. Другая щека взывает не к совести обидчика, с которой он легко справится, но ставит его перед бессмысленностью всей затеи -- к чему ведет всякое перепроизводство. Напоминаю вам, что речь не идет о честной схватке. Мы обсуждаем ситуацию, когда изначально силы противников не равны, когда нет возможности ответить ударом на удар и обстоятельства все против тебя. Другими словами, мы говорим о черной минуте жизни, когда моральное превосходство над врагом не утешает, а враг слишком нагл, чтобы будить в нем
стыд или крупицы чести, когда в вашем распоряжении -- собственные ваши лицо, одежда да две ноги, готовые прошагать, сколько надо. Здесь уже не до тактических ухищрений. Подставленная вторая щека -- это выражение сознательной, холодной, твердой решимости, и шансы на победу, сколь бы малы они ни были, прямо зависят от того, вс ли вы взвесили. Поворачиваясь щекой к врагу, вы должны знать, что это только начало испытаний, как и цитаты, и должны собраться с духом для прохождения всего пути -- всех трех стихов из
Нагорной проповеди. В противном случае вырванная из контекста строка приведет вас лишь к увечью. ...Этика, построенная на оборванной цитате, изменила в Индии после Ганди разве что цвет кожи правителей. А голодному безразлично, из-за кого он голоден. Пожалуй, он предпочтет обвинить в своем горестном положении белого, а не собрата, потому-то социальное зло тогда приходит откуда-то извне и, может быть, окажется менее гнетущим... Так что, если вы захотите применить христианское учение на практике и на языке современности истолковать слова Христа, вам не обойтись тарабарским жаргоном современной политики. Вам надлежит усвоить первоисточник умом, если не сердцем. В Нем было значительно меньше от доброго человека, чем от Духа Святого, и опираться на Его доброту в ущерб Его философии смертельно опасно".


В чем специфика ситуации? Автор интерпретации максимы насчет второй щеки - очень умный и трезвый человек. Идея его в своём роде остроумна. При этом она является оглушительной, стопроцентной глупостью [как и слова о том, что в Индии ничего не изменилось, кроме кожи правителей, а гандизм - это подставление второй щеки].

Чтобы понять, что это глупость, достаточно открыть Новый Завет и прочитать соответствующий пассаж. И идея умрет на месте во всех своих пунктах. Потому что там и не про ситуацию бессилия сопротивляться активно, и не про цель достать хоть как-нибудь супостата. Интерпретация Бродского потеряла бы характер глупости и стала бы разумной возможной интерпретацией только в одном случае: если бы Нового Завета вообще никакого не было и эта фраза про вторую щеку (ср. Мф. 5:39 и Лк.6:29) дошла бы до нас совершенно изолированной, без контекста, и если бы Бродский был первым, кто о ней бы думал, и нигде нельзя было бы найти комментариев и пояснений к этой фразе, и пришлось бы ее разгадывать с нуля - либо если бы предыдущие интерпретации были взвешены и обнаружили несовместимость с текстом и контекстом. Но всё это, мягко говоря, не так - и в-упор-игнорирование этого кричащего "не так" и придает делу тот оглушительный характер, о котором говорилось выше.

Как так могло получиться? Мне за этими пассажами Бродского видится Ленинград 1960 года. Вот там действительно Нового Завета полного почти что и нет, и разбора к нему не доищешься, и, самое главное, нет охоты все это сверять. То, чему учит (текущее) общество обо всех таких вещах - густое безумное вранье. Значит, вообще ничему учиться не надо, своим умом дойдем. Слышали знаменитую фразу про щеку - не будем искать и смотреть ни контекста, ни чего еще, сами ее будем на коленке понимать, как захотим, ни с кем и ни с чем не сверяясь. Информсреде все равно веры нет - врет. И через 25 лет в Штатах, когда уже при желании можно все это выяснить - не будет такого желания. Повода задуматься не будет.

Это не в особый упрек Бродскому, но это очень хорошо показывает ужасный характер информсреды. И то же самое сохранялось минимум до конца 90-х - и не исключено, что сохраняется и дальше в полном объеме. Про скачки нам все расскажет Энтих, про вторую мировую - Первушин с Переслегиным, про христианство и древний Восток - Кураев и Мень. А про мифы - Элиаде, прости-Господи, и это уж будет еще очень высокий уровень ознакомления с делом. А уж если Лосев и Ницше - так и руки из уважения к человеку, добравшемуся до них, опускаются и остается хохотать с опущенными руками...

Вот Честертон писал тотально бредовые пассажи про противостояние Рима и Карфагена, совершенно безграмотные (ср. кратко http://wyradhe.livejournal.com/54170.html ). Я нарочно проверял - историко-гуманитарное значение этим эссе (то есть использование их для формирования представений о Риме, Карфагене, реальной истории и культуре) приписывается из больших наций _в одной России_. В англоязычном, франкоязычном, германоязычном мире люди с высшим образованием не привлекают такой материал к построению своей картины мира, если им вообще охота что-то на эту тему представить (об одиночных проявлениях не говорю). В русскозычном мире - массовое явление. Пусть крыловский путешественник расскажет нам о римском огурце размером с дом - забористо получается; мы немедленно внесем этот момент в наши представления об огурцах и на коленке исправим соответствующим образом учебник по ботанике.

Вот эссе Всеволода Емелина о язычестве, неоязычестве и христианстве: http://www.g-dom.ru/stream.php?pub=866&PHPSESSID=595c1217a56c36dff005a2965955ea3f
Горько заплакать и отойти. И опять, как и в случае с Бродским, нет справедливой возможности обращать упреки к автору.
Но вот информсреда - информсреда, в которой разрушения Иерусалимского храма в 586 до и в 70 после сходят за примеры религиозной нетерпимости язычества к догматическому теоцентризму, а инквизиция может выступать как аргумент против христианской доктрины - вот эта дикая, аналогов не имеющая информсреда (и попавший в нее человек выхода не имеет, потому что даже и не знает, что так нельзя, а надо как-то по-другому) - она как на ладони. Одно в одно со случаем Бродского.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив