Цитаты

Из дневников Суворина
Госпожа Гулькевич — маленькая, чувственное лицо, глаза навыкате и как будто совсем не принадлежат ее лицу. Жила с адъютантом, стройным блондином, замечательно благообразным. О ее похождениях, говорят, на заграничных водах рассказывают анекдоты.
Попов, председатель суда, — фаталист, не может опомниться от «Фаталиста» Лермонтова.
Разъевшиеся армяне и армянки в платочках и в кокошниках.
***
Линтварев, бунтовщик по природе, участвовал во всевозможных историях, был сослан, входил в дружество с приставами, прожил две недели с прокурором, который не хотел его отпустить — такой он хороший малый. Спорит и волнуется, и пьет все воды, режет всем правду. До второго пота спорит с официантом о нравственности. Он говорит, что нравственность заключается в том, чтобы честно поесть и попить. Служил в земстве, корреспондировал и проч.
***
Нарбут, военный педагог, прекрасный, мягкий, чувствительный, маленький. Все о педагогических вопросах и о том, какое это великое дело военная служба. Все рассуждает, анализирует, а заговорите с ним о необходимости революции, он скажет: «Хорошо. Давай разберем. Если вы меня убедите — я соглашусь, но, конечно, не пойду».
Офицер генерального штаба лечится от раздражения спинного мозга. Говорит что-то неподобающее, вступается за военных и радикальничает.
Директор сахарного завода Преснухин (?) в Пятигорске. Кончал курс в артиллерийской академии, разбрасывал прокламации, перешел в Технологический институт и теперь буржуа, получающий восемь тысяч рублей, говорящий о рабочих с чувством собственника...
***
Дыра в провале, гимназисты купались, лазали в дыру, один утонул. Запрещено купаться...
***
Князь Чавчавадзе говорил: «У меня никакой болезнь не был, был совсем здоров. Говорю докторам — Смотрите, есть у меня болезнь? — Нашли болезнь. Стали лечить, воду пить, сделалась болезнь. Надо выгонять болезнь и бежать отсюда».
***
Свистунов, новый начальник Терской области, приехал в Железноводск шестого июля. Встретили с хлебом и солью, после этого раздавил или нанес рану рабочему, который сопровождал его шествие громким болезненным криком. Свистунов говорил, что положение его — поддержка масс против привилегированных сословий. Мы, администраторы, должны поступать по указаниям статистики. «Много материалов еще не собрано», —сказал Благовещенский. Да и те, которые есть, — вступил Свистунов, — не заслуживают доверия, потому что собраны официальными лицами.
***
Армяне забирают в свои руки всю оптовую торговлю у черкесов, сажают их в своих мелочных лавках и пьют [?]. Черкесы сильно богатеют. Армяне не наполняют администрацию, может быть, потому что наместники Воронцов и Барятинский выдвигали вперед мужей своих любовниц, т.е. грузин, между тем как армяне на этот счет были очень неподатливы, дорожа семейной нравственностью. Барятинскому привозили любовниц, какую-нибудь княгиню Орбелиани, в карете с конвоем по всему Тифлису, и народ указывал пальцем на это. Грузинки считают за счастье быть под наместниками.
***
Барон Гюбнер, говорят, родственник императрицы, проезжал в прошлом году по Кавказу; его принимали и провожали повсюду, как важное государственное лицо, и там, где обыкновенному путешественнику пришлось бы ехать верхом, для него приготовляли шестерку лошадей. Вообще к иностранцам очень внимательны; достаточно им объявить свое желание, как они получают переводчика, милиционера, конвой и перед ним скатертью дорога. Русскому таких удовольствий не сделают.
***
Бобринский - первый пригласил на службу не инженера Клейнмихеля и прочих. Он был председателем комиссии, принимавшей Воронежскую дорогу. Кислоковский играл с ним в карты и проигрывал нарочно.
— Как ему не везет! «Мне ужасно его жаль», —говорил Клейнмихель, продолжая играть и выигрывать. Он же любит подкупить и товарищей купил. Его послали свидетельствовать поляковские дороги. Начальник дистанции по предписанию держал постоянно людей пить с ним. Один мертвецки пьяный уносился вон, другой являлся на его место.
Байков взял станцию, 150 вагонов по 167 руб. на вагон от правительства. Хотел от барона Штейнгеля даром получить почтовую станцию, он просил по 1000 руб. в год.
***
Барятинские ванны. По трубе, сколоченной из четырех досок, вода проведена в деревянный чан, который долгое время оставался открытым, из него насосом вода накачивается в деревянную же дощатую трубу, которая проводит воду в бассейн и ванны. Так вода течет мимо трубы, образуя ручьи и лужи и пробивая себе путь вниз по скату. Временные здания не строились с десятого июня, оставаясь почти в том же положении. Несколько рабочих — три-четыре персиянина — выкладывали камнем ложе, по которому проходит труба. К приезду Свистунова рабочие вдруг появились, и здание чуть-чуть подвинулось; после его отъезда - Байков все ему показывал, свита, конвой - работы опять остановились. Как Невинский объясняет, это как в Грязнушках персияне мыли свои штаны.
Три копейки с бутылки кумыса Байков берет со Штейнмана.
***
Существует министерство путей сообщения, но Потийский порт и Петровский строятся военным (Петровский, построенный Фалькенгагеном, потрачен 1 миллион <1 нрзб>), в портах этих ничего военного нет, но министерство путей сообщения никакого отношения к ним не имеет, только изредка приглашаются туда техники. Между тем Одесский порт строится министерством путей сообщения, Киево-Балтийская железная дорога построена графом Фильолем, бывший <1 нрзб> фабрикант, разорился, приехал в Россию без сапог, получил какой-то подряд очень выгодный, потом получил ремонт подвижного состава на Николаевской железной дороге после Уайнанса. Составилась компания, подставным лицом был барон Де-Вриер, бывший бельгийский посланник, лично известный и любимый Государем. Компания дала 100 тысяч Адлербергу или Рулецкому с тем, чтобы они замолвили словечко Государю. Он возвратился с охоты, спрашивает, что нового? — Барон Де-Вриер предлагает очень выгодные условия правительству для постройки Киево-Балтийской дороги, но Мельников тормозит дело. Последовало распоряжение отдать Де-Вриеру, Фильоль стал во главе. Работы уже производились правительственными инженерами, которые сделали разведки, составили планы и проекции. От правительства они получили 3000 руб. Вдруг неожиданно предписание им — отчисляются в Общество. Это обидело и оскорбило многих, но надо было остаться. Жалованья положили 3000 руб., Шепелеву, начальнику их, 25 тыс., но как скоро Фильоль овладел планом, он удалил его, потом другие также отстали, но были и такие, из старых, которые служили на побегушках. С французскими инженерами он обращался прескверно. Например, помощник его, инженер. Он просил его сделать салат за обедом. Он перелил в нее лишнюю ложку уксусу. Фильоль вспылил и наговорил ему кучу ругательств, и, как высшее наказание: Вы никогда больше не будете делать салата!
Русских более или менее боялся, они спорили с ним, противоречили (— Министерство, пожалуй, не утвердит. - (Что вы там говорите? Министерство?! — И презрительно бил себя по карману.) и рассказывали ему на всякий случай происшествие с Бернацким, который на Нижегородской дороге служил. Француз распорядился собрать своих французских инженеров и говорил, что распечет Бернацкого за противоречия. Отправился к нему в комнаты, садятся и начинают дурную нотацию. Французы стоят в дверях и слушают. Бернацкий молчит.
— Вы кончили?
— Кончил.
Ни слова не говоря, Бернацкий ему дал по одной щеке, потом по другой, обратил задом и вытолкал вон. Его перевели на другое отделение с аттестатом: «активен, внушителен, способен к руководству».

|
</> |