один вражеский самолет долетит до Рура, тогда его надо
называть «не Геринг, а Мейер». И вот пожалуйста — враг
добрался до столицы рейха. Остряки не замедлили отреагировать на
происшествие и, помня о страстном увлечении рейхсмаршала охотой,
прозвали сирены воздушной тревоги в Берлине и Руре «охотничий рожок
Мейера», а его между собой величали «Герман Мейер».
Выступавшие на собраниях нацисты роняли намеки на наличие у
Германии нового и очень мощного оружия, разжигая слухи о скором
вторжении в Британию. Планерам, вроде тех, что с таким блеском
применялись против неприятеля в Норвегии и Бельгии, предстояло
доставить к ключевым целям десантников, а тем временем в дело
вступили бы новые танки и морские суда, будто уже готовые для
операции. Поговаривали об армаде из 2000 пикировщиков «Штука» и
громадных новых бомбах; о реактивных самолетах, способных летать со
скоростью 1000 километров в час; о смертоносных лучах и о вещах,
которые в СД, похоже, сами не понимали и просто докладывали об
услышанном, сообщая о «применении жидкого воздуха с “электронной
пылью”, вызывающих неслыханные по силе взрывы и распространение
жара».
Идея о еврейской «плутократии», делавшей свое черное дело в
Лондоне, позволяла нацистскому режиму проводить четкую разницу
между борьбой против британского правительства и ненавистью к
британскому народу. В Мюнстере журналист Паульхайнц Ванцен отмечал:
«Наши политические цели состоят в проведении различия между народом
и правительством». Такая англофильская англофобия подчеркивала
вещи, в которые и без того верили немцы, не мешая им восхищаться
британским «воспитанием духа» и иными достижениями.
Студенческие изыскания снабдили пропаганду цитатами именитых
«британских авторов, критикующих Британию», таких как Томас
Карлейль, Джон Рёскин, Олдос Хаксли и Герберт Уэллс, а также Джордж
Оруэлл и Джордж Бернард Шоу. <...> Обращаясь за поддержкой к
критикам Британии из числа британцев, пропагандисты Геббельса
претендовали на определенную степень объективности, а также на
высокоморальные основания, тем временем позволяя немцам и дальше
упиваться британской культурой, впитывая и лелея ее в себе как ни в
чем не бывало.
В 1940 г. личный состав одной батареи ПВО в Берлине
преспокойно совмещал отслеживание бомбардировщиков Королевских ВВС
на боевом дежурстве и исполнение ролей в пьесе «Сон в летнюю ночь»
— в увольнительных. На протяжении 1930-х гг. Шекспира чаще
ставили в Германии, чем в Британии. Гитлер, однажды заметивший, что
«ни в одной стране не исполняют Шекспира так же скверно, как в
Англии», лично вмешался для снятия запрета на творчество вражеского
драматурга после начала войны. Директор Немецкого театра в Берлине
Хайнц Гильперт отозвался на бомбежки Британии планом поставить не
менее трех пьес Шоу и трех — Шекспира в одном сезоне.