Что бы я делал, попав в СССР

топ 100 блогов 03.05.2015 Не так давно на обширных просторах интернета мне попался вопрос: «Что бы ты делал, попав в СССР семидесятых?»
Собственно говоря, это был даже не вопрос, а вопросник с вариантами ответов, и, если быть точным, там были указаны не только семидесятые годы. Но мне почему-то отчетливо увиделся именно этот период. Наверное, он пришел в голову потому, что из всех советских периодов семидесятые оказались мне ближе всего. В эти годы ко мне пришла молодость… В памяти начало всплывать то время, и, наверное, потому вопросник неожиданно разволновал меня.
Что бы я делал? В Советском Союзе семидесятых?
В первые минуты я начал теряться. Чем больше я думал над вопросом, чем явственнее пытался представить себя в такой ситуации, тем волнение разыгрывалось все сильнее и сильнее. Казалось бы, стоило ли так волноваться из-за досужих фантазий, однако вопросник зацепил меня словом «делал». Ведь в моем подсознании оно было крепко увязано с определением тех лет. К нам приходила молодость, и нам казалось, что в той великой стране велики и мы сами. Мне и всем нам – молодым – думалось, что нам по силам всё… Мы ощущали себя движущей силой того времени.
Однако одновременно я ощущал, что в этом вопроснике что-то не так. Чем больше я думал над ним, тем чаще и чаще приходило неожиданное… «Не знаю…»
Да, «не знаю»! Конечно, не с «дела» я начал бы свое мифическое пребывание в СССР. В первые минуты я ощущал бы потрясение. Разумеется, не думалось об условности вопросника. Машина времени была принята как бы на веру, принята как данность – очень редкая, суперредкая данность, которая была дана мне, чтобы узнать на что я был бы способен, попав не в крутые исторические времена, а в спокойные и мирные семидесятые годы Союза Советских Социалистических Республик – в те самые годы, которые мне казались очень благоприятными для самых грандиозных и дерзких перемен.
Итак, в первые минуты меня охватило бы потрясение… Потрясение от того, что я снова вдохнул воздух СССР. Потрясение от того, что вновь услышал его звуки, услышал его запахи. Потрясение от того, что вновь увидел его улицы, дома, людей… Неожиданно я ощутил подкативший к горлу комок, будто взаправду перенесся в те годы. И я будто наяву почувствовал, что первые минуты невероятнейшего путешествия отозвались бы мне неожиданной болью в сердце.
Однако это была бы боль не столько от свидания с безвозвратно ушедшим, сколько от знания – большого исторического знания всей последующей катастрофичной истории СССР…
Что бы делал я? – спрашивается в вопроснике. Бросился бы рассказывать, вещать, предупреждать?... – так звучал один из вариантов ответа. Кинулся бы тормошить людей, предсказывать, убеждать?... Обратился бы в госорганы с информацией о людях, которые несут стране гибель?... – подсказывал мне опросник. Сам бы стал бы разыскивать этих людей?
Комок, сидящий в горле, наполняется горечью. Ах, если бы, действительно, можно было бы всё это сделать!... – предупредить, убедить, разыскать… Но я слишком хорошо знаю то время, знаю тех людей, знаю страну, чтобы дать именно такой ответ на этот вопрос. Ведь я жил в том времени, точнее говоря, когда-то жил тем временем. Оно жило во мне, а я жил в нем…
Да, я кинулся бы рассказывать людям о потрясениях, которые обрушатся на страну, о резком откате назад, о забвении наших устремлений, о потере далекого светлого будущего. Я стал бы рассказывать, стал бы взывать, стал бы пугать, А надо мной стали бы… Смеяться… На меня стали бы указывать пальцем, мне бы не верили. Мне бы не верили…
И я стал бы плакать… Да, я стал бы рыдать, по-настоящему рыдать, но уже не от собственных рассказов о большой трагедии страны, а от собственного бессилия. Я стал бы плакать от святой наивности людей Страны Советов, от их неодолимой веры в поступательное движение самой великой и самой могучей Державы во всей истории человечества. Я стал бы плакать от того, что люди страны, взлетевшей в космос, никогда не поверят в то, что она может так легко и катастрофично рухнуть.
И если бы в конце концов со своими жуткими речами я угодил бы в соответствующие кабинеты, то это было бы правильно!... Это было бы единственным местом, где меня стали бы слушать серьезно. Но увы! Не с той целью, с какой я всё это бы рассказывал. Разумеется, историям о людях, вроде Чубайса, Гайдара, Ельцина, никто из них не поверил бы, а из рассказов о Горбачеве, сделали бы вдруг вывод о прорехах в системе, обеспечивающей безопасность наших лидеров, о прорехах в системе государственных секретов и не более того. Меня, знающего подробности вербовок наших будущих руководителей страны, сочли бы агентом иностранных разведок со всеми вытекающими отсюда последствиями… Моим предупреждениям там – в органах безопасности – как и на обычных улицах, никто бы не поверил. Потому что там служили точно такие же советские люди, без сомнений верившие в несокрушимость курса нашей Родины.
Мне хватает ума, чтобы предугадать это сразу. Я очень хорошо знаю то время и тех людей. Поэтому на вопрос, что я буду делать, попав в СССР семидесятых, я говорю: «Не знаю…» Не знаю…
Но так или иначе, согласно правилам игры, машина времени забросит меня в ту эпоху, и я окажусь в СССР. А поскольку умом я понимаю, что не в силах повлиять на ход истории, то там – в Советском Союзе семидесятых – я… просто поброжу. С большой горечью в сердце и с великим потрясением в душе я просто поброжу – поброжу по великому, могучему, громадному, родному Союзу Советских Социалистических Республик…
Я посижу где-нибудь в людном парке и посмотрю на беззаботно гуляющих соотечественников. Я послушаю их разговоры – простые и чистые, Недосягаемо чистые для нас – тех, кому удосужилось жить в послесоветские годы. Я буду впитывать в себя их разговоры, упиваться и наполняться ими. Капля за каплей, слово за словом я снова буду насыщаться позабытыми помыслами, верой, устремлениями, радостями и заботами людей той эпохи. Это будет постепенно заглушать мою горечь, и очищать меня – очищать от фальши нашего вероломного времени. Мне посчастливится погрузиться в эту терапию – разговор за разговором она будет выдавливать из меня зловонную тину нынешнего исторического тупика.
Я схожу на какую-нибудь первомайскую демонстрацию где-нибудь в небольшом городе. Я пойду в ее колоннах, и буду напиваться радостью и весельем идущих рядом людей. Я буду вместе с ними кричать «Ура!». Они будут кричать громко, от души, а я лишь смогу едва слышно вторить им движением губ, ибо я не смогу кричать так же незабвенно и бесшабашно, как они. Мне будет мешать все еще сидящий в горле комок горечи – горечи от знания о грядущей катастрофе нашей большой и неповторимой Родины. Они будут кричать о непобедимом коммунизме, будут кричать «Слава труду!» и «Слава Великому Советскому народу!!!». Они будут это делать весело, со смехом, ведь для них это будет естественным и несомненным. Они ни на йоту не будут сомневаться в неизбежности светлого будущего, в несокрушимости самого справедливого и прогрессивного строя. И поэтому они будут кричать «Ура!» в ответ на немыслимое сегодня «Слава КПСС!». Они будут светиться радостью, и не будут придавать особого значения своим словам, как не придают значения люди собственному дыханию. Для них все эти здравицы будут лишены идеологического подтекста, давно став лишь данью веселому празднику. Да, кругом будет праздник, большой праздник. И, быть может, кто-нибудь протянет мне стаканчик и бутербродик… И тогда слезы все-таки навернутся у меня на глазах – слезы, всё это время душившие меня и выбитые наружу ядреной настойкой. Под веселый хохот окружающих…. И я буду опасаться, чтобы с меня не спросили тост или нескольких слов, за что пьем, ибо тогда слезы хлынут из моих глаз рекой. И я попрошу у кого-нибудь флаг – красный революционный большущий флаг и, до боли вжав в его древко пальцы, пронесу его мимо трибун…
Затем тихим поздним вечером я выйду на улицы и буду ходить по темным закоулкам. Я буду смотреть на горящие фонари, на витрины и на окна домов. Впервые в жизни я не буду стыдливо отворачиваться от открытых окон. Я буду во все глаза смотреть, как по квартирам ходят люди, как они занимаются непонятными мне делами. Я буду провожать взглядом запозднившихся подростков, которые будут беспечно мотаться по улицам, и во мне не будет шевелиться страх ни за них, ни за себя… Я буду вглядываться в этих ребят и девчат, и испытывать не менее сильное волнение – ведь это будут мои сверстники по году рождения, а значит, где-то среди них могут оказаться мои знакомые, друзья детства, одноклассники и, в конце концов, там в темнеющих дворах могу оказаться я сам – молодой…
А затем ранним утром я вторгнусь в советский трудовой час пик. Вместе с десятками людей я буду штурмовать автобус, втискиваться в него, чтобы быть сдавленным его неимоверной теснотой. Я буду зажат плечами крепких мужиков – советских работяг, едущих на работу. На работу…!
На работу!!! Я вольюсь в стройные колонны трудящихся, тянущихся к заводским проходным. Я пройду в цеха, я окунусь в их рабочий грохот, я окунусь в рабочий ритм Страны Советов. Я встану за длинный конвейер, и буду работать, работать и работать… до изнеможения. Я буду давать план. Я буду перевыполнять план. Я своими руками буду крепить мощь самой лучшей Державы планеты…
И обязательно я постараюсь попасть на их субботник – настоящий Ленинский Коммунистический субботник. И там я буду работать за десятерых. Таскать, грузить, мести, копать… Я собью в кровь свои ладони, на меня будут с удивлением оглядываться, но я, стиснув зубы, буду трудиться через не могу. Мне надо будет, очень надо будет отработать на субботнике, чтобы искупить вину всех последующих постсоветских лет. Мне надо будет искупить вину всех забывших о великих целях поколений последующей эпохи…
А в воскресенье я пойду на их выборы. Ох! Я попаду на их грандиозные выборы! Под громкую музыку, радостный праздничный марш я пойду голосовать на выборах. И пусть злословят ныне о выборах без выбора, но, опуская в урну бюллетень с одной-единственной фамилией, я буду точно знать, что выбираю не депутата-клоуна, а достойнейшего человека. Я железно буду знать, что этот человек не будет отсутствовать в зале заседаний во время голосований, что он не будет прожигать государственные деньги за границей, не будет скупать там виллы, не будет пристраивать туда своих детей. И если мне – простому советскому человеку – потребуется, он выложится ради меня полностью, он дойдет до самых высоких кабинетов, чтобы решить какой-нибудь мой вопрос. Ибо, дав свое согласие на участие в советских выборах, он осознанно взваливает на себя неимоверную ношу – Великую и огромную Страну, за спокойствие и поступательное развитие которой он обязывается нести такую же огромную ответственность…
Что бы я делал, попав в Советский Союз семидесятых? Я сходил бы на футбол. Почему не на хоккей? Да потому что советский хоккей блистал тогда на самой вершине мировой славы, а футбол был еще где-то рядом с ней и наши футболисты отчаянно сражались за ее притягательную высоту. Я посмотрел бы матч советского киевского «Динамо» или советского тбилисского «Динамо» с советским ташкентским «Пахтакором». Я от души кричал бы на трибуне, свистел, прыгал, размахивал руками и как мальчишка выл бы от пропущенных мячей.
Эх! Не хватит меня одного на огромную кучу дел, которые я хотел бы переделать в Великой и Могучей Стране Советов, не хватит меня одного, чтобы перебывать везде. Мне хотелось бы успеть съездить на сибирские стройки, мне хотелось бы приложить руку к возведению величественных плотин, к воздвижению огромных доменных печей, мне хотелось бы своими руками нацелить на небеса острие поднимающегося с железнодорожной платформы могучего космического корабля….
Что бы я делал, попав в Советский Союз? Я смотрю на анкету, и мое сердце больно сжато. Что бы я делал? Я бы делал всё! – Всё, что только бы мог!!!

***
И вернулся бы я оттуда со вспухшими от мозолей руками. Я вернулся бы с восставшей из руин очищенной душой… Я вернулся бы вновь напитанный горячей верой и неимоверной энергией. Я вернулся бы заряженный невообразимой мощью Страны Советов – заряженный неодолимой устремленностью советских людей к Светлому Будущему. Я вернулся бы, чтобы продолжить их отчаянную борьбу, вновь подняться на великую битву. Ибо, если не в наших силах изменить прошлое, то в наших силах завоевать нашей Великой, потрясающей, огромной и неповторимой Родине счастливое и грандиозное Будущее.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Живописнейший уголок восточной природы есть на Кипре. Эта бухта Афродиты названа в честь древнегреческой богини. Самое красивое и романтическое место в Европе. Легенда повествует, что именно в этом месте появилась богиня любви Афродита. Она вышла на ...
Предупреждали же, что не надо носить маски. Потому что они способствуют поражению верхних дыхательных путей грибковыми и бактериальными инфекциями... Кто постоянно носит маски - получит мукормикоз. Вдобавок к ковиду и прочему. Про палки в нос, которые засовывают до середины головы: ...
Добротный, качественный продукт получился у творческой группы. И я сейчас не про  художественную ценность и социальную заточенность кинокартины. Сегодня - про организационно-экономическую сторону проекта, который можно смело вводить в учебники экономики, как пример ...
Вышел из дачи в пять утра, на газоне кучка дерьма. Свежее. Всюду жизнь. *** - Внучка, давай-ка уже умывайся. - Вообще-то, я уже давно умытая! - Да? Это значит, я одна не умытая хожу? *** Друг детства приехал, свинины привёз. Будем жарить на углях к приезду старшей дочери. День отца ...
Покрупноформатнее снимков ни у кого не найдётся?.. ...