Чик-чирик

Кажется, мой попугай научился ругаться. Нет, не подумайте чего плохого: никакого мата. Я никогда не ругаюсь при Копернике и тщательно слежу, чтобы в поле его слышимости не попадала даже отдалённо сниженная лексика. Но, видимо, вставить в речь крепкое словцо — естественное желание любого живого существа. И если крепких словец ты не знаешь, а выразить эмоции всё-таки очень хочется, то…
Коперник зовёт меня “человек”. Зовёт в буквальном смысле, по
десять раз в день. Например, я сижу работаю, а попугаю хочется
внимания, и он кричит из другой комнаты:
— Человек!
— Что? — отзываюсь я, не отрываясь от работы.
— Человек! — настаивает попугай.
— Ку-ку! — пробую отделаться я.
— Человек!
— Попугай!
— Человек-человек-человек! Человек!
Тут я сдаюсь, иду и заглядываю к нему:
— Ну что? Что?
— Ку-кууу! — с довольным видом говорит птица.
Он всегда разговаривает эмоционально; кроме того, он, увы,
довольно избалован и, если не получает, чего хочет, то иногда
выходит из себя, топает лапами и швыряет игрушки в своей клетке. Я
обычно стараюсь не обращать внимания на такое поведение и реагирую
только на слова. Но в последнее время, когда я долго не отвечаю на
зов, он стал прибавлять к нему “Чик-чирик”. И даже “Чик-чик-чирик”,
что, по-видимому, означает крайнюю степень ажитации:
— Человек!
— …
— Человек!
— …
— Человек, чик-чирик! Чик-чик-чирик!!!
Не знаю, почему именно чик-чирик, я учила Коперника
этому слову в совершенно нейтральном контексте — так “говорит
воробушек”. Но если послушать, с каким выражением он теперь его
употребляет, то становится сразу ясно: это то самое крепкое словцо,
которых я всё это время старалась избегать.
Тут вспоминается байка про еврейских детей, которых решили в
качестве эксперимента воспитывать без милитаристских игрушек, но
когда они чуть подросли, то выгрызли себе автомат из мацы…
|
</> |