Charlize Theron / Шарлиз Терон в журнале GQ, июнь 2012

valse_boston — 29.05.2012


Долгожданный многими фильм «Чужие-5» выходит на экраны уже через несколько дней – 31 мая (мировая премьера 30 мая). Снял его режиссер Ридли Скотт, декорации создавались художником Гансом Рудольфом Гигером, сделавшим первого «Чужого», и хотя по официальной версии «Прометей» считается самостоятельным фильмом, все ждут его как приквел к легендарным «Чужим».

Одну из главных ролей в фильме играет красавица Шарлиз Терон (Charlize Theron). Этим поводом воспользовался русский GQ, для того, чтобы взять у нее интервью, превратившееся в самолюбования-журналиста-текст... Смотрите на Шарлиз, а при желании можете даже почитать:

Charlize Theron / Шарлиз Терон
фотограф Bruno Dayan

GQ Russia june 2012


01.


Пропавшая на пару лет из большого голливудского кино Шарлиз Терон в июне возвращается в «Прометее» Ридли Скотта, где играет функционершу трансгалактической корпорации «Вейланд-ютани», по чьей вине на свет появились чужие и, соответственно, четыре фильма про них. Роман Волобуев встретился с Терон и попытался поговорить с ней.


«Ну что вы хотите, чтобы я вам сейчас сказала?» – Шарлиз Терон чуть наклоняет голову и смотрит на меня как на пустое место.

11 утра, мы сидим в пустом номере какого-то безобразно дорогого отеля в туристической части Лос-Анджелеса. Между нами – стеклянный столик, на нем – стакан воды и блюдце леденцов небесно-голубого цвета, в каждом из которых больше эмпатии, чем в аналогичных по цвету глазах моей собеседницы. Солнце бьет навылет через шторы, и Терон выглядит высококачественной голограммой, спроецированной сюда со спутника. Как многие актеры, она экономит на интонациях и мимике, отчего кажется, что изображение слегка не поспевает за звуком.


02.


Накануне в Лос-Анджелесе вручали «Оскара», у всех в городе адреналиновое похмелье, парковщики перед отелем со знанием дела обсуждают то, как Харви Вайнштайн кулуарными путями продавил победу «Артиста». Терон все это неинтересно. Я пятый, кто берет у нее интервью за это утро, и, судя по всему, пятый, кому она добросовестно и без всякого энтузиазма пересказывает легенду, придуманную маркетинговым отделом студии Fox – что ридлискоттовский «Прометей» это не продолжение «Чужого», а совсем отдельное кино. Звучит дико неубедительно, плюс на любые конкретные детали действует студийное эмбарго, так что разговор чем дальше, тем больше похож на телемост с региональным чиновником средней руки.

В этом году у Терон, давно не снимавшейся ни в чем дорогом, запланирован полномасштабный камбэк в большое коммерческое кино. Сразу за 160-миллионным «Прометеем» выходит 100-миллионная «Белоснежка», где она играет злую мачеху, в июне начинает сниматься буксовавшая 10 с лишним лет перезагрузка «Безумного Макса» с Томом Харди, где у героини Терон будет одна рука (т.е. не будет одной руки). Перед интервью приятный мужчина из Fox дал мне толстую, страниц на 20, биографическую справку – с пересказом википедии, фильмографией и полным списком наград. Трудное детство в Трансваале, неполная семья (поскольку мама в какой-то момент застрелила папу, но об этом тут ничего нет), модельная карьера, прорыв в «Адвокате дьявола», критическое признание за «Правила виноделов», «Оскар» за умерщвление собственной красоты в «Монстре», большой прокатный успех «Хэнкока». Все это (исключая разве что «Адвоката дьявола») будто про кого-то другого. Какой монстр, какие виноделы. Скажи «Шарлиз» – вспоминается серебристый пуховик, в котором она ходила в страшно провальных (и, как получилось, прощальных) «Азартных играх» великого Джона Франкенхаймера. Напуганные глаза в «Жене астронавта», разруганной так, что режиссер ушел на телевидение. Незабываемое «больной, что ли?», когда Вуди Аллен выгоняет ее из своей кровати в «Проклятии нефритового скорпиона». Хладнокровие, с которым она левитирует сквозь монументальный идиотизм «Эон Флакс». Трехминутный выход в роли покойницы в недавней «Дороге» по Кормаку Маккарти.


03.


При упоминании «Эон Флакс» Терон иронически поднимает бровь, и я скорее спрашиваю, почему даже в самой легковесной, абсурдной ерунде она исподтишка играет глубоко трагических героинь. Бровь опускается на прежнее место. «Я бы не сказала, – вежливо отвечает ее хозяйка. – Моих героинь объединяет то, что все они – живые, настоящие люди. Никто же не хочет смотреть фильм про ненастоящих людей, верно?»

Из отведенных мне сорока минут прошло двадцать, мы снова говорим про «Прометея». Ридли Скотт – мастер своего дела, блестящий профессионал на поверхности и пламенный бескомпромиссный художник в душе. Сценарий – блистательный. Сам фильм – смелый, глубокий, увлекательный по форме, но на деле – серьезный и правдивый. Он притворяется фантастикой, чтобы заставить зрителя задуматься о вопросах, которые по-настоящему важны – здесь и сегодня. «Какие это вопросы?» – не выдерживаю я. «Те, на которые мы, возможно, никогда не узнаем ответов», – без выражения отвечает Терон, берет с блюдца леденец и, чуть подумав, роняет обратно. Динь.

Я спрашиваю, смотрела ли она в детстве первого «Чужого». «Нет, – отвечает она. – У нас не было видеомагнитофона, и ближайший кинотеатр был в соседнем городе. К тому же в детстве у меня была какая-то чудовищная фиксация на Томе Хэнксе».

Впервые за утро по голограмме пробегают едва уловимые помехи, но продолжения не следует. Тогда я рассказываю, как пару лет назад, когда «Прометей» еще только запускался (и честно назывался «Чужой 5»), я брал интервью у ее соотечественника, никому тогда не известного южноафриканского рекламщика Нила Бломкампа, снявшего малобюджетный сатирический сайфай «Район №9». Бломкамп, чей фильм в тот момент еще не собрал в мировом прокате четверть миллиарда, почти час спорил со мной о причинах кризиса научной фантастики и ее возможном ренессансе, а потом хлопнул по плечу и сказал: «Вообще мы ерунду какую-то обсуждаем. Главное – это чтоб сэр Ридли сейчас пятого «Чужого» не запорол». «Скажите, ведь он его не запорол?» – спрашиваю я, пытаясь изобразить голосом трогательную надежду, и сам вздрагиваю от того, как плохо у меня получается. И вот тут Терон смотрит на меня как на пустое место.


04.


Пытаясь спасти положение, я закрываю блокнот с вопросами и начинаю нести какую-то ерунду. Спрашиваю, правда ли, что в Москве на премьере «Хэнкока» она не поехала с остальной творческой группой по клубам и вместо этого весь вечер учила бармена в «Ритц-Карлтоне» делать «Бойлермейкер» (стопку бурбона вылить в «Гиннесс», выпить в три глотка, немедленно повторить, а потом еще раз). Терон пожимает плечами: «Москва – замечательная. Интересный, очень правдивый город». Говорю, как мне понравилась «Бедная богатая девочка» Джейсона Райтмана, где Терон играет пьющую, ненавидящую весь мир неудачницу под сорок, что это самый точный и пронзительный портрет поколения, отказывающегося взрослеть, и что это безобразие, что ее не номинировали на «Оскара». «Спасибо, – раздается в ответ. – Это неприятный, но правдивый персонаж».
В дверь номера заглядывает девушка-публицист и показывает на часы – осталось десять минут. Зацепившись за слово «правдивый», спрашиваю, почему Терон все время его повторяет – за полчаса оно звучало раз двадцать, в сочетании с самыми малоподходящими ему существительными. Терон смотрит в окно: «Не понимаю, о чем вы. Моя профессия – правда».

«Спасибо, извините», – говорю я и тянусь, чтобы забрать со столика айфон, на который записывался разговор. Секундой позже Терон накрывает мою руку своей. «Никогда не извиняйтесь, – говорит она тем же голосом, какой у нее был в финале «Жены астронавта». – Слышите? Никогда. Это никому не надо». Ладонь у нее ледяная, и она первый и последний раз улыбается мне, отчего кажется, что перегоревшая лампочка вдруг врубилась на полную двухсотваттную мощность. Я вижу, что она ненакрашенная и ужасно красивая. На улице солнечно и душно, и выходя из отеля, я врезаюсь лбом в стеклянную дверь.


05.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив