Цензурное и нецензурное

congregatio — 25.10.2024 Интересно все-таки читать всякие там дневниковые записи и биографии разных там деятелей прошлого...

Был, например, такой цензор Красовский Александр Иваныч (1776-1857). Известно о нем, например, следующее:

* * *
У современников Красовский как цензор характеризовался излишне жёсткими, формальными и необоснованными требованиями. Сохранились многочисленные свидетельства его деятельности, порой доходившей до абсурда. Широкую известность получило запрещение печатать статью «О вредности грибов», как наносящую вред православию, так как «грибы — постная пища православных, и писать о вредности их — значит подрывать веру и распространять неверие». Имя Красовского сделалось нарицательным. Министр народного просвещения С. С. Уваров отмечал, что «Красовский у меня, как цепная собака, за которою я сплю спокойно». Он распорядился досматривать даже макулатуру, в которой присылались книги из-за границы.

* * *
Воооот...
А еще был такой Никитенко Александр Васильевич. Литературный критик, историк литературы, академик Петербургской Академии наук и прочая, прочая, который в своих дневниках сохранил для истории много всякого интересного о цензуре и вообще социальной политике своего времени.

Например:

* * *
А теперь? О, теперь совсем другое дело. Теперь требуют, чтобы литература процветала, но никто бы ничего не писал ни в прозе, ни в стихах; требуют, чтобы учили как можно лучше, но чтобы учащие не размышляли, потому что учащие — что такое? Офицеры, которые управляются с истиной и заставляют ее вертеться во все стороны перед своими слушателями. Теперь требуют от юношества, чтобы оно училось много и притом не механически, но чтобы оно не читало книг и никак не смело думать, что для государства полезнее, если его граждане будут иметь седую голову вместо светлых пуговиц на мундире

*
Было время, что нельзя было говорить об удобрении земли, не сославшись на тексты из священного писания. Тогда Магницкие и Руничи требовали, чтобы философия преподавалась по программе, сочиненной в министерстве народного просвещения; чтобы, преподавая логику, старались бы в то же время уверить слушателей, что законы разума не существуют; а преподавая историю, говорили бы, что Греция и Рим вовсе не были республиками, а так, чем-то похожим на государство с неограниченной властью, вроде турецкой или монгольской. Могла ли наука принести какой-нибудь плод, будучи так извращаема?

*
Вчера один из молодых магистров, Варнек, защищал в университете диссертацию: "О зародыше вообще и о зародыше брюхоногих слизняков". Вещь очень любопытная и прекрасно изложенная молодым ученым. Но на диспуте произошла непристойность. Диспутант, по обыкновению, сопровождал свою речь в иных местах латинскими терминами, иногда немецкими и французскими, которые ставил в скобках при названии технических предметов. Из этого профессор И.О.Шиховский вывел заключение, что Варнек не любит своего отечества и презирает свой язык, о чем велеречиво и объявил автору диссертации. Последний был до того озадачен этим новым способом научного опровержения, что растерялся и не нашел, что отвечать. Тогда профессор начал намекать на то, что диспутант якобы склонен к материализму, а в заключение объявил, что диссертация так нелепа и темна, что он не понял ее вовсе. Между тем Куторга, к кафедре которого и относится настоящее рассуждение, тут же вполне одобрил труд молодого ученого, и мы все, даже люди не специальные, с удовольствием слушали его любопытное и ясное изложение. Итак, вот один из профессоров вместо ученого диспута направился прямо к полицейскому доносу.

*

*

*
В Екатерининском институте есть девочка Попандопуло, лет четырнадцати. Из газет она узнала о смерти своего брата, убитого в сражении с турками. Подруги изъявляли ей участие, и одна из них спросила: "Жаль ли ей брата?" -- "Чего жалеть, -- отвечала она, -- он погиб за царя и отечество". Об этом довели до сведения государи, и его величество назначил девице Попандопуло пенсию в тысячу рублей до выхода замуж -- "за религиозно-верноподданнические чувства", как сказано в официальной бумаге. Сверх того, при выпуске из института ей велено выдать еще тысячу рублей, а когда она будет выходить замуж, то довести о том до сведения двора, и тогда ее снабдят приданым.

*

*
И.И.Давыдов, сей великий ловец благ, получил владимирскую звезду и, кажется, совсем помутился от радости. Для поощрения начальства к доставлению ему вящих и вящих наград он придумал следующее. С большим шумом слов он на днях подал министру бумагу с сообщением, что Педагогический институт весь решается стать под ружье и просит, чтобы его теперь же, немедленно начали учить военным эволюциям. Министр изумился и не знал, что делать с таким радикальным усердием. А Иван Иванович хлопочет об одном: чтобы это дошло до государя. Между тем в этом есть и своя неловкая сторона, которую И. И. упустил из виду. Предложение такой крайней меры как бы намекает на недостаточность наших военных сил и на критическое положение их. В заключение Авраам Сергеевич [тот самый Норов ] распорядился прекрасно. Он дал этому характер милого, но ребяческого усердия юношей и в таком тоне передал дело великой княгине Елене Павловне и наследнику. Его высочество заметил: "Да, ведь нам нужны также и образованные педагоги". Он выразил удовольствие, что Авраам Сергеевич не дал этому официального хода. Так Иван Иванович остался, как говорится, с носом.

* * *
Интересное чтение, очень интересное...
Как все-таки хорошо, что нынче другие времена, и чиновники нынче другие, и цензуры у нас нет, и всё изменилось.
Правда?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив