Булат ОКУДЖАВА: «Я был ранен под Моздоком»

k_markarian — 13.05.2012

Если его синий троллейбус еще бегает по этой земле, значит, не все в нашей жизни потеряно… 9 мая Булату Шалвовичу исполнилось бы 88 лет. Он был очень рад, что родился в такой день, который стал одним из самых любимых народных праздников. Поэт, написавший прекрасные песни, которые знают и поют до сих пор. Достаточно назвать несколько из десятков: «Десятый наш десантный батальон» (к/ф «Белорусский вокзал»), «Госпожа Удача» («Белое солнце пустыни»), «Бери шинель, пошли домой» («Аты-баты, шли солдаты»)… А «Возьмемся за руки друзья», «Виноградная косточка…», «Молитва Франсуа Вийона», «Песенка об Арбате», «По Смоленской дороге», «Надежды маленький оркестрик», «Давайте восклицать», «Кавалергарда век недолог…»

Это мое интервью с Булатом Окуджавой вы не найдете в Сети, настолько оно давнее – опубликовано в «Комсомолке» 11 февраля 1995 года. Разве что в библиотечных подшивках может быть. В самой «Комсомолке» его тоже нет – архивы сгорели в пожаре 13 февраля 2006 года.

А встретились мы с Булатом Шалвовичем перед его концертом в Риге. Если не ошибаюсь, он выступал в Доме конгрессов со своим сыном от второго брака, который аккомпанировал ему на рояле. А Окуджава был, как всегда, с гитарой… В тот свой последний приезд в Ригу Окуджава много курил – французские крепкие сигареты «Жетан», его любимые. А 12 июня 1997 года он умер в парижском госпитале, от гриппа, перешедшего в воспаление легких…



«Беды России не удивляют, но сокрушают…»

- Булат Шалвович, наверное, многие задумываются над тем, как вас называть – поэтом, прозаиком, бардом?

- Я большой разницы между стихотворениями и прозой не вижу. Просто есть формальная разница, а, в общем-то, везде я рассказываю о себе. Как умею. У меня нет такого жанра, как песни. Есть стихи, которые я напеваю под аккомпанемент. Это – способ исполнения.
Я пишу стихи всегда, а о прозе думаю. Какие-то сюжеты появляются в голове, но только не знаю, смогу ли их осуществить, потому что с возрастом многое потерял. Не знаю, буду пробовать. Вот, например, один сюжет мучает меня уже давно. Представьте себе, случилось так, что Емельян Пугачев победил и стал императором, и что из этого получилось…

- Когда вы изучали историю Российской империи, не показалось ли вам, что суть ее бед вовсе не в наименовании строя, а в чем-то глубинном, ином?

- Меня совершенно не удивляют беды России, меня они огорчают и сокрушают. Не удивляют уже давно, потому что я, как мне кажется, хорошо знаю российскую историю. И думаю, что большевики были неглупыми людьми и прекрасно понимали, с кем имеют дело. Они просто усугубили те отрицательные качества, которые были в России на протяжении веков. Они воспользовались этим вместо того, чтобы искоренять. Когда они крикнули «Грабь награбленное!», они ведь знали, кому кричат.

- Так что же с нами происходит, если в полночный синий троллейбус сейчас бывает опасно войти, и его пассажиры, если и матросы, то словно с неприятельского корабля?

- Вы сейчас поэтический образ подводите к практическим нашим делам. Синий троллейбус остается все равно. И какая-то часть людей остается, на кого можно опереться. А иначе - зачем жить?

Конечно же, ситуация изменилась. Меня это тоже не удивляет, потому что мы долгие годы существовали под палкой. Палка создавала видимость внешнего благополучия. Такой флер – дружба народов, выполнение плана… А когда палку убрали, подлинное наше лицо вышло наружу.

- Но ведь дружба народов не была совсем уж эфемерным понятием?

- Да, дружба народов была. Между людьми мыслящими, достойными, между личностями. А в широком смысле – нет. Вот я вспоминаю, например, годы моего студенчества в Грузии, когда в Тбилиси жило очень много армян, евреев, русских. Все было замечательно, но иногда я слышал, например, такие фразы: «Он – армянин, но хороший человек». Так, знаете, между прочим. А я чувствовал за этим большую глубины.



У Сталина, хотя я его терпеть не могу, есть очень точная заметка, что до революции вся промышленность в Грузии, богатства были сосредоточены в руках армян, как более деловых людей, приспособленных к постоянному кропотливому труду. Даже грузинские князья, по сравнению со многими из них, были беднее. Конечно, возникал антагонизм. Все это было и никуда не исчезло.

А в России никогда не знали, что такое свобода. Волю – знали. Свобода, ограниченная рамками закона, это для нас непонятно. Всегда в истории России было неуважение к закону, который, что дышло, куда повернешь – туда и вышло. Пока этого не поймем, ничего не будет.


О Чечне и бездарных посредственностях…

- Так и сейчас человека ни во грош не ставят. Не изменили ли вы точку зрения по поводу октябрьских событий у «Белого дома»? (расстрел танками таманской дивизии Дома Советов РФ в 1993 году – К.М.)

- Нет, в принципе не изменил. Обо мне ходят разговоры – с целью провокации слухи запущены в прессу, - что я наслаждался, видя, как расстреливают людей в «Белом доме». Это – ложь. Но я всегда утверждал, что, когда рождается демократия, ее надо защищать. Способов для этого очень много. Совсем необязательно танки. То же самое, что сейчас происходит в Чечне. Это такое преступление, что дальше уж некуда! Когда свой же народ уничтожают из всех видов оружия. Да еще при этом некоторые руководители выражают удовлетворение. Это тоже примитивность мышления: раз ты со мной не согласен, я тебе – по морде!

Преступление в Чечне совершили не злые негодяи, а бездарные посредственности, которые других способов разговора с обществом не знают. Полуграмотные, невежественные, темные, но дорвавшиеся до власти.

Некоторые пытаются сравнить Афганистан и Чечню. Это совершенно разные вещи. Афганская война – отвратительная война, но в другом государстве. Чечня же – наша территория. Говорят, там бандформирования. Но Москва тоже переполнена бандформированиями. Что ж, тогда надо бомбить и ее?

- Так где же наши разумные политики, пекущиеся о благе страны?

- Мне трудно выступать в роли политолога. Например, я, бывает, обольщаюсь в отношении человека, а потом приходит разочарование. Мне говорят, что Ельцину пока нет альтернативы при всех его недостатках. Я был согласен и его очень активно поддерживал. Но, когда увидел на экране чеченских и русских детей без ног и без рук, для меня все кончилось.

Вот я очень хорошо относился к Козыреву (бывший глава МИД, если кто не помнит – К.М.). Мы были знакомы, иногда общались. А теперь я увидел, что он обыкновенный приспособленец в политической жизни. Мне он неприятен. Или посмотрите на Грачева (тогдашний министр обороны – К.М.) – сразу все поймете. А Степашин, вчерашний пожарный? Теперь он ведает ФСК и произносит мудрые вещи.

Мне очень нравится Гайдар. Образованный, талантливый, порядочный, не хапуга. Но у него масса ошибок.

- А что вам не нравится в людях?

- Я не люблю, когда за чужой счет стараются выдвинуться. Есть такая мода у нас – облить помоями. У меня даже есть четыре строчки на эту тему, правда, с одним крепким словцом: «Чтобы известным стать, не надобно горенье, а надо обосрать известное творенье».




И комиссары в пыльных шлемах…

- Булат Шалвович, когда возникла мысль написать «Упраздненный театр», за который вы, кстати, получили в прошлом году Буккеровскую премию?

- Я совершенно не был готов к премии. Но счастлив, что получил, потому что деньги дают. Никто не отказывается в наши дни от денег. Я совершенно не обольщаюсь на свой счет и не считаю, как сказано в постановлении, что он был лучшим романом в 1994 году. Мне повезло, большинство голосов было за меня. Думаю, что остальные романы были не менее достойные, чем мой.

До этого я написал много автобиографических рассказов. И как-то очень давно, лет 30 назад, один мой приятель, которому я рассказывал всякие эпизоды из своей жизни, сказал: «Возьми напиши такую повесть о детстве, юности». Я подумал, что, возможно, это будет интересно. Постепенно это все накапливалось, пока я не решил написать большой автобиографический роман. Написал «Детство – 30-е годы», потом решил писать «Юность», потом – «Молодость». Но написал вот про детство, и дальше уже не хочется, как будто я весь выложился.

- Когда ваша мама вышла из сталинского ГУЛАГа, вы вели с ней разговоры на эти темы?

- Очень много. Но я был уже другой. Мы единственно на чем сходились в те годы, когда она вышла, что Ленин был хорош, а Сталин все испортил. На этом мы сходились, а на многом другом нет. Даже когда в Чехословакии начались известные события, она говорила: «А как же мы могли не ввести туда войска, ведь немцы уже готовились напасть!» Но к концу жизни она многое стала понимать, и однажды в момент нашего очередного спора она вдруг посмотрела куда-то мимо меня и крикнула: «Господи, что мы наделали!»

- Булат Шалвович, несмотря на то, что ваши родители были репрессированы, в 1957 году вы написали песню про комиссаров в пыльных шлемах…

- А почему бы и нет? Я от не отказываюсь и сегодня.

- Вы поете ее сейчас?

- Нет, я ее не исполняю, мне трудно уже ее исполнять. Потом я встречал в детстве и юности бывших комиссаров Гражданской войны, прекрасных честных людей, но тоже слепых… Я был очень красным мальчиком, очень. Так меня воспитывали. Когда арестовали родителей, мне было очень горько. Но из-за того, что я не распознал врагов раньше. Потому что наши красные чекисты не ошибались, в чем я был уверен в свои 12 лет. Потом я начал себя утешать, и даже моя тетя мне немного в этом содействовала. В конце концов сложилась для меня такая утешительная картина, что мои родители не арестованы, а куда-то их отправили по важному заданию, но сделали вид, что их арестовали, чтобы сохранить все в тайне.

- В 1942-м вы ушли на фронт, воевали в пехоте. Когда и где вы были ранены?

- Под Моздоком, в декабре 42-го. Опять Моздок… Недавно у нас была встреча в ПЕН-центре, и пришел туда мальчик-лейтенант, вернувшийся из плена. Он был ранен под Моздоком и попал в плен. Я услышал и спрашиваю: а куда вас ранили? Он отвечает: «В ногу». Я протянул ему руку и говорю: я тоже был ранен под Моздоком в ногу. Он обалдел. Он меня там не видел. Нет, говорю, это было в 42-м.


Булат.1944 год


Русское лицо кавказской национальности…

- Булат Шалвович, а вам не больно, что распалась огромная страна?

- Нет, все это было поверхностно, искусственно и лживо. Мне больно за переход, за страдания людей, за нищету. Люди в этом по-настоящему не виноваты.

- Но вместе с тем вы говорили, что все мы советские люди. Как вы относитесь к советским терминам – нацмен, лицо кавказской национальности?

- Да я сам такое же лицо.

- Вот-вот, бывает обидно, когда в Москве тебя из всего потока людей останавливают и просят предъявить документы.

- Это – распоряжение Лужкова. Может быть, это от страха, а может быть от того, что он всю жизнь на этом воспитывался втайне, а теперь у него есть возможность это проявить.

Просто многим внушали с детства: ты русский, понимаешь, ты нормальный человек, а эти всякие там чучмеки…

Что касается моей нацпринадлежности, я ею никогда особенно не интересовался. Меня вообще это ни в ком никогда не интересовало. Мне важно – хороший человек или нет. Родился я на Арбате, родной язык – русский, на русской культуре воспитан. Я ощущаю себя часто большим русским, чем многие Скворцовы, Ивановы и Степановы. То есть больше погруженным в эту культуру, больше связанным с ней.


Уникальная встреча-интервью: Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко и Феликс Медведев. (Иллюстрация из книги Феликса Медведева "Я устал от XX века".)

Из биографии (по материалам Википедии):

Булат Окуджава родился в Москве 9 мая 1924 года в семье коммунистов, приехавших из Тифлиса для партийной учебы в Коммунистической академии. Отец — Шалва Степанович Окуджава, грузин, известный партийный деятель, мать — Ашхен Степановна Налбандян, армянка, родственница известного армянского поэта Ваана Терьяна.
Первое место жительства — ул. Арбат, д. 43, коммунальная квартира на 4-м этаже.


Булат с мамой

В 1937 году родители Булата были арестованы, отец был расстрелян по ложному обвинению 4 августа 1937 года, а мать сослана в Карагандинский лагерь, откуда она вернулась лишь в 1955 году. После ареста родителей Булат с бабушкой вернулся в Москву. В 1940 году Окуджава переехал к родственникам в Тбилиси. Учился, потом работал на заводе учеником токаря. В апреле 1942 года, в 17 лет, пошел на фронт добровольцем. Направлен в 10-й Отдельный запасной минометный дивизион. Затем, после двух месяцев обучения, направлен на Северо-Кавказский фронт. Был минометчиком, потом радистом тяжелой артиллерии. Ранен под Моздоком.

После войны поступил в Тбилисский университет. Получив диплом, в 1950 году начал работать учителем — в сельской школе в селе Шамордино Калужской области, потом в районном центре Высокиничи. В 1956 году после реабилитации родителей и XX съезда вступил в КПСС. В 1959 году вернулся в Москву. В том же году начал выступать как автор песен (стихов и музыки) и исполнять их под гитару, Работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», затем — заведующим отделом поэзии в «Литературной газете». Участвовал в работе литературного объединения «Магистраль». В 1961 году ушел со службы и больше по найму не работал, занимаясь исключительно творческой деятельностью.
В 1961 году в Харькове состоялся первый на территории СССР официальный вечер авторской песни Булата Окуджавы. В 1962 году Окуджава стал членом Союза писателей СССР. В том же году поэт и бард впервые появился на экране в фильме «Цепная реакция», в котором исполнил песню «Полночный троллейбус»…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив