Был такой город. Самара.

bezobraznaja_el — 30.07.2012 Вот как было дело: ко мне обратилась Света Анохина tushisvet. Всем известно, что Света и ее единомышленники уже более пяти лет собирают истории махачкалинских жителей, и скоро выйдет книга "Был такой город", про Махачкалу. Света предложила мне проделать такие вещи и в Самаре. Света деятельно мечтает, что их проект найдет свое продолжение и в других городах. Света - настоящая волшебница. Она превращает любой рассказ в интереснейшее повествование, которое читаешь с восторгом и ужасно расстраиваешься, когда вдруг видишь последний абзац и точку. Надеюсь не уронить заявленного уровня, предлагаю прочитать первый фрагмент и посмотреть старые фотографии.

Что рассказала моя мама:

Первой в Самаре обосновалась бабушка. Ее звали Анна Войцеховская, в 1914 году с двумя братьями она чуть не пешком пришла в Самару из Гродно. Бежали от голода. Первое время ей приходилось непросто – русского она почти не знала, белорусский и польский. Бабушкин отец - поляк Войцеховский – сполна наградил дочку пресловутым польским гонором и упрямым нравом. Не умела читать, учиться отказывалась возмущенно, могла написать только свою фамилию – помню, как расписывалась за пенсию, выводила четыре буквы «Гиль». Как она познакомилась со своим будущим мужем, я не знаю. Он был видный жених, служил на железной дороге, имел неплохое жалование, казенное обмундирование и считался отличной партией. Вполне возможно, что начали общаться они из-за общности прошлого – дед тоже был выходец из западной Белоруссии. В Самаре он окончил реальное училище, получил профессию и вот, влюбился в бабушку. Они женились, и среди семейных документов хранится свидетельство о браке и ордер, подписанный городской управой, с «ятями» и гербами.

Бабушку я по малолетству и родственной близости не умела воспринимать красавицей, но сейчас, оборачиваясь назад, рассматривая редкие фотографии, понимаю – она была очень хороша. Невысокого роста, тонкие черты лица, прямой нос, роскошные линии фигуры. Что мне запомнилось – это большая грудь. Помнится, когда мы ходили в общественную баню, я своим детским умом поражалась, как это вообще возможно – иметь на теле такое, такое!

Ну вот, бабушка с дедушкой получили ордер и въехали в большую, удобную трехкомнатную квартиру на улице Самарской, дом 179-а, первый этаж. На Самарской в конце XIX века селились в основном люди со средними доходами, и преобладали деревянные дома, изобретательно украшенные резьбой. Но бабушке с дедушкой повезло оказаться в доме с особой историей - флигеле особняка, спроектированного городским архитектором Зеленко. Все знают Зеленко как автора дома Курлиной; здание на Самарской много скромнее, но с изящной колонной у парадного входа.

Сейчас там расположился Дом журналистов, а в конце пятидесятых годов прошлого века квартировал знаменитый в городе детский врач Шапиро, он вел негласный прием, и во дворе часто выстраивалась небольшая очередь из озабоченных матерей и детей, закутанных в пуховые платки. Денег доктор Шапиро не брал, брал продуктами – с тех, кто мог что-то дать. Могли не все.

Квартира бабушки имела два входа, печное отопление, просторную кухню и была превращена в коммунальную по нормам времени военного коммунизма в 1919 году. Через пять лет родилась моя мама, девочка Лёля. Больше детей у бабушки не случилось, дочку она любила суровой и дисциплинарно выдержанной любовью. Мама была обязана быть первой ученицей, после блестящего окончания девятилетки поступила в Плановый институт. Бабушка оставалась домохозяйкой, но для поддержания определенного уровня жизни семьи шила на заказ мужские брюки, имела успех, с молчаливого одобрения мужа-железнодорожника торговала на Цыганке. Цыганка – огромнейшая вещевая барахолка, располагалась в районе сегодняшней улицы Дачной. Там можно было купить все – от подставки для яиц до фисгармонии. Если, конечно, кто-то в фисгармонии нуждался. У бабушки наличествовало свое место, и к ней ходили люди по рекомендациям.

В июле сорок первого года арестовали деда – за переписку с родственниками из Белорусии, которая уже была оккупирована. Полгода бабушка не знала о его судьбе ничего, а потом он в ночь, совершенно неожиданно, появился на пороге, где упал, едва дождавшись, когда откроют дверь. Совершенно был больной, какой-то скоротечный рак, мгновенно умер, кажется, в мучениях – никаких ведь обезболивающих, только редкая порция спирта, возможно.
Бабушка начала свою честную жизнь вдовы. Ей очень пришлась эта роль, будто бы специально для нее писанная. Продолжала шить, увеличила количество заказчиков, кормила дочь. В обрезанной наполовину квартире превратила прихожую в кухню-столовую, стоял обязательный круглый стол, готовилась простая еда.

Мама заканчивала в сорок пятом году институт, когда на танцах в Доме офицеров познакомилась с моим папой. Дом офицеров тогда был самым модным местом. Самые красивые девочки, бегали туда на танцы, перешив на платья ситцевые занавески и старые наволочки. Отец был военный летчик, командированный на роль военпреда при заводе имени Фрунзе. Красавец, конечно. Фамилия – Цыганков, и внешность имел такую… цыганистую. Кудри из-под фуражки, гордый профиль, хороший рост, крепкая рука. Фронтовик, герой! Иван Аверьянович Цыганков. Мама его звала: Ваник.

Всю жизнь папа её упрекал в том, что женила на себе обманом. Он мечтал о встрече с блондинкой, чтобы как на немецких трофейных открытках – пухлая кукла с волосами цвета молока, затейливо уложенными. Мама волосы затейливо укладывала, предварительно высветлив их с помощью смеси гидроперита и аммиака. Папа узнал об этом вероломстве много позже.

Что касается бабушки, она была совершенно не рада появлению в доме зятя. Казалось бы, такое трудное время, мужчины на вес золота – и хромые, и гнойные. Но – выказывала недовольство, заносилась, чванилась. Польский гонор, говорю же! Молодые недолго прожили в примаках, отец поступил в Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского, и почти на десять лет увез семью в Харьков. Мама стала прекрасной офицерской женой, славилась добродушием, приветливостью. Ее все любили, даже склонные к истерии коллеги-женщины по экономической работе.

В пятьдесят первом году мама приехала рожать меня в Куйбышев. Мною бабушка осталась не очень довольна – «черная-то какая, - высказывала с неодобрением, - как есть цыганка!». Немного примирило ее с зятем последующее рождение брата. Он получился мальчик светленький, голубоглазый. «Гилевская порода», - счастливо замерла бабушка, и сделалась мгновенно его настоящей рабыней.

Окончательно в Куйбышев родители вернулись в пятьдесят седьмом, папе предложили место на военной кафедре Авиационного института. Через несколько лет мама возглавила там же плановый отдел, брат превратился в упитанного младенца, а я пошла в двадцать пятую школу – потрясающей красоты здание на пересечении Самарской и Рабочей. Из школы меня встречала бабушка, строгая и прямая. Дома ждал какой-нибудь простой суп, мясо из которого перемалывалось для макарон по-флотски или картофельных пирожков. Для брата индивидуально изготавливались пельмени, которые бабушка называла «пельпенди». А что? Красивое слово, почти французское. За продуктами ходили на Воскресенский рынок – сейчас это Самарская площадь. Бабушка привередливо пробовала творог, сметану. Долго ходила по мясным рядам. Ее окликали: хозяйка, отличная говядина! Она чуть склоняла голову.

Из праздников совместно теща с зятем отмечали только Пасху. Бабушка выпекала куличи, красила яйца, в церкви, конечно, не святила, но мыла весь дом и в воскресное утро встречала папу рюмкой водки и куском кулича. Они чинно целовались, трижды – как положено. В кухне-прихожей стоял все тот же круглый стол, собирались гости. Мама, где бы ни появлялась, становилась центром общества, душой компании. Чуть не каждую неделю к ней приходил с новой девушкой ее двоюродный брат, восклицал: «Ну как же я без тебя выберу, на ком мне жениться, на ком – нет?»

Все окрестные дома, купеческой постройки, были заселены с подвала до чердака. Помню славное здание желтого кирпича, выстроенное по соседству. От улицы его отделяла чугунная ограда. Этот дом называли – дом нефтяников, там жил начальник управления нефтяной промышленности Средне-Волжского совнархоза Виктор Муравленко. Позже в его честь назовут один из городов Тюменской области. У начальника управления был сын, Сережка. Мы очень дружили в детстве, как-то он подговорил меня лизнуть ту самую чугунную ограду на морозе. Язык отливали теплой водичкой, потом очень болело, бабушка привычно ругалась. Сейчас Сергей Муравленко - депутат Государственной думы, занимает 73 место в списке богатейших людей России по версии журнала Forbes (с состоянием в триста сорок миллионов долларов). Ничего этого я узнавать бы не стала, конечно, мне дочка зачем-то рассказала. Сразу и вспомнила, как мы забор лизали, по очереди.

Крайний слева - Владимир Гиль. Рядом - его братья, а чего они все в папахах - не знаю. И не спросишь уже ни у кого. Фото 1914 года.



Четвертая слева в третьем ряду - Ольга Гиль. Фотография 1938 года. Средняя школа номер три.



1945 год. Крайний слева - Иван Цыганков.



Офицерская жена. Фотография1949 г



Товарищи по облизыванию забора. Фотография 1958 года.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив