Без названия

turchin — 19.11.2023

ChatGPT перевод tweet thread

О фантастике и политике

https://twitter.com/thiagovscoelho/status/1723183458682372216

История современной научной фантастики - это история пяти попыток революций: одной успешной и четырех обогащающих неудач. Я предложу вам взглянуть на них с необычной стороны, с политической точки зрения. Это оказывается полезной перспективой, потому что в истории научной фантастики (НФ) больше, чем можно было бы ожидать, переплетено с политическими вопросами. НФ сыграла важную роль в зарождении по крайней мере одной отдельной политической идеологии, которая жива и важна сегодня.

Первая и величайшая из революций исходила из умов Джона Вуда Кэмпбелла и Роберта Хайнлайна, редактора и автора, которые изобрели современную научную фантастику. Переломным годом стал 1937, когда Джон Кэмпбелл стал редактором Astounding Science Fiction. Чуть более чем через год он опубликовал первую историю Роберта Хайнлайна.

Научная фантастика до Кэмпбелла возникла из американских пульп-журналов 1910-х и 1920-х годов, вдохновленная пионерами вроде Жюля Верна и Герберта Уэллса и продвигаемая неустанным Хьюго Гернсбэком. Ранняя «научная фантастика» в основном повторяла бесконечный ряд картонных клише: безумные ученые, потерянные расы, угрожающие монстры с выпученными глазами, ослепительные лучи смерти и кричащие блондинки в медных нижних частях белья. С немногими исключениями (например, серия «Скайларк из Космоса» и продолжения Э.Э. "Док" Смита) материал был ужасно плох; если у вас нет специализированного интереса к истории жанра, я не рекомендую его искать.

Джон Кэмпбелл был одним из ведущих писателей космических опер с 1930 года, уступая только Э.Э. "Док" Смиту по изобретательности. Когда он взял на себя редактирование Astounding, он сделал это с видением: видением, которое требовало более высоких стандартов как научной правдоподобности, так и умений рассказывания историй, чем когда-либо прежде. Он открыл и обучил группу молодых писателей, которые будут доминировать в области на протяжении большей части следующих пятидесяти лет. Среди них были Роберт Хайнлайн, Айзек Азимов, Артур Кларк, Пол Андерсон и Хэл Клемент.

Хайнлайн был первым открытием Кэмпбелла и, в конце концов, величайшим. Это был Хайнлайн, кто ввел в НФ технику описания косвенным путем — искусство описания его будущих миров не через глыбы экспозиции, а представляя его глазами его персонажей, тонко подводя читателя к тому, чтобы заполнить выводом большие участки фона, которые менее талантливый автор бы нарисовал детально.

(Многие утверждают, что Хайнлайн изобрел научно-фантастическую экспозицию косвенным путем, но заслуга за это нововведение может принадлежать никому иным, как Редьярду Киплингу, чья история 1912 года "С Ночной Почтой" предвосхитила стиль и экспозиционную механику хардкорной научной фантастики Кэмпбелла на четырнадцать лет до изобретения Хьюго Гернсбэка жанра «научной фантастики» и на двадцать семь лет до первой публикации Хайнлайна. Хайнлайн всю свою жизнь высоко ценил Киплинга и включил дань уважения Киплингу в несколько своих работ; вполне возможно, что он видел себя литературным преемником Киплинга.)

От Второй мировой войны до 1950-х годов писатели Кэмпбелла — многие из которых были работающими учеными и инженерами, знающими передовые технологии изнутри — создали Золотой век научной фантастики. Другие журналы НФ, конкурирующие с Astounding, повысили свои стандарты, и были основаны новые. Поле приняло форму расширенного диалога, своего рода прото-футурологии, разработанной через истории, которые часто косвенно комментировали друг друга.

Хотя космические оперы и легкие приключенческие истории продолжали писаться, центром кэмпбеллианской революции был "хард НФ", форма, предъявляющая особенно строгие требования как к автору, так и к читателю. Хард НФ требовал, чтобы наука была последовательной как внутри себя, так и с известной наукой о реальном мире, разрешая только минимальное количество МакГаффинов, например, двигатели звездолетов, превышающие скорость света. Истории хард НФ могли быть и были безжалостно раскритикованы, если автор рассчитал орбиту или допустил ошибку в деталях физики или биологии. С другой стороны, читателям нужно было быть научно грамотными, чтобы полностью оценить красоту того, что делали авторы.

Также была и политическая аура, которая сопровождала стиль хард НФ, одна, которую примерили на себя Кэмпбелл и его правая рука Роберт Хайнлайн. Эта традиция была своенравного и настойчивого индивидуализма, почитания компетентного человека, инстинктивного недоверия к принудительной социальной инженерии и крепкого эмпиризма, который ценил знания о том, как работают вещи, и относился с подозрением ко всем политическим идеологиям. Исключения вроде романов Азимова о Фондации только бросали в глаза неявную политику большинства других кэмпбеллианских НФ.

В то время эту очень американскую позицию обычно считали консервативной или правой. Но версия НФ сообщества никогда не была консервативной в строгом смысле слова, почитающем прошлые социальные нормы — как она могла бы быть, когда литература НФ с радостью рассматривала радикальные изменения в социальных устройствах и даже человеческой природе самой по себе? Настойчивый индивидуализм НФ также привел его к отказу от расизма и к изображению сильных женских персонажей десятилетиями до того, как подъем политической корректности ритуализировал эти поведения в других формах искусства.

Тем не менее, некоторые писатели считали рамки поля слишком узкими или по другим причинам отвергали кэмпбеллианскую ортодоксию. Первый бунт против хард НФ произошел в начале 1950-х годов от группы молодых писателей, сосредоточенных вокруг Фредерика Пола и клуба поклонников Футуриан в Нью-Йорке. Футурианы изобрели вид НФ, в котором наука не стояла в центре, и трансформирующее изменение, мотивирующее историю, было не технологическим, а политическим или социальным. Большая часть их продукции была резко сатирического тона и склонна к преуменьшению индивидуального героизма. Шедевр футуриан был совместной работой Фредерика Пола / Сирила Корнблута "Торговцы космосом" (1956).

Футурианский бунт был политическим, а также эстетическим. Только в конце 1970-х годов участники признались, что многие ключевые футурианы имели истории как идеологические коммунисты или сторонники идей, и этот факт оставался относительно неизвестным в поле вплоть до 1990-х годов. Как и в последующих бунтах против кэмпбеллианской традиции, часть мотивации заключалась в желании уйти от "консервативной" политики, которая шла вместе с этой традицией.

Хотя работа Футуриан была хорошо понята в то время как насмешка над потребительским капитализмом и самодовольством послевоенных лет, только в ретроспективе становится ясно, насколько много они были обязаны Франкфуртской школе марксистской критической теории.

Но футурианский бунт был полусердечным, полутайным и легко был поглощен кэмпбеллианским основным течением НФ; к середине 1960-х годов социологическая экстраполяция стала стандартной частью инструментария даже для старой школы Золотого Века, и она никогда не оспаривала центральность хард НФ. Марксистские основы Футуриан оставались зарытыми и непроговоренными десятилетиями после факта.

Восприятие кэмпбеллианской НФ как "правого крыла" явления оставалось, однако, и способствовало мотивации следующего бунта в середине 1960-х годов, когда я начал читать этот материал. Область была тогда в плохом состоянии, хотя мне не хватало перспективы, чтобы это видеть в то время. Смерть пульп-журналов в 1950-х годах почти уничтожила рынок коротких историй НФ, и пост-Звездные войны бум, который сделал бы НФ вторым по успешности жанром художественной литературы после романов, был еще в десятилетии в будущем.

Первые Золотые века достигли тридцатилетнего рубежа в своих писательских карьерах, и хотя некоторые найдут второе дыхание в последующие десятилетия, многие начали немного устаревать. Хайнлайн достиг своего пика как писатель с "Луной — суровой хозяйкой" в 1967 году и, страдая от проблем со здоровьем, начал длительное ухудшение.

Эти объективные проблемы сочетались или, возможно, привели к восстанию внутри области — "Новая волна", попытка импортировать техники и образы литературной художественной литературы в НФ. Как и у Футуриан, Новая волна была как стилистическим, так и политическим бунтом.

Изобретатели Новой волны (в особенности Майкл Муркок, Дж. Г. Баллард и Брайан Олдисс) были британскими социалистами и марксистами, которые отвергали индивидуализм, линейную экспозицию, счастливые концовки, научную строгость и культурное гегемонизм США над полем НФ одним махом. Позднее американские последователи Новой волны были тесно связаны с Новым левым и противодействием войне во Вьетнаме, что привело к некоторым злобным публичным спорам, в которых политика переплеталась с определениями о природе НФ и направлении поля.

Но Новая волна после 1965 года не была так легко отвергнута или ассимилирована, как Футурианы. Среди большого количества эгоцентричного мусора и наркотического психоделирования блестели несколько драгоценных камней — истории Брайана Олдисса "Тепличное хозяйство" (1961, ретроспективно вербованные в пост-1965 Новую волну их автором), "Великие часы" Лэнгдона Джонса (1966), "Наездники пурпурной зарплаты" Филиппа Хосе Фармера (1967), "У меня нет рта, и я должен кричать" Харлана Эллисона (1967) и "Одна станция пути" Фрица Лейбера (1968) выделяются как примеры.

Как и у Футуриан, большее поле НФ быстро усвоило некоторые техники и проблемы Новой волны. Особенно Новые волновые писатели нарушили табу НФ на письмо о сексе в любом, кроме самых зашифрованных способов, ограничение, которое было так строгим, что только сам Хайнлайн имел статус, чтобы действительно нарушить его, в "Чужаке в стране странной" (1961) — книге, которая помогла сформировать хиппи-контркультуру поздних 1960-х.

Но Новая волна также усугубила давние критические споры о самой природе научной фантастики и ненадолго угрожала сместить хард НФ из центра поля. Отклонение Брайана Олдисса космических исследований как "устаревшего развлечения, проводимого с бесплодными фаллическими символами" было типичной риторикой Новой волны и на тот момент казалось, что у нее есть какие-то основания.

Как политико-культурный бунт против американского видения НФ, однако, Новая волна в конечном итоге потерпела столь же полный провал, как и Футурианы. Их писатели уже истощались в 1977 году, когда "Звездные войны", очевидно, скопированные с "Звездных королей" Эдмонда Гамильтона (1949), вынесли образ предкэмпбеллианской космической оперы в основную культуру. Половина десятилетия, следующая (мои студенческие годы, как случилось) была периодом дрейфа и путаницы, закончившимся только публикацией "Восходящий прилив Стартайда" Дэвида Брина в 1982 году.

Брин и его коллеги в группе, которая стала известна как "убийцы Б" (Грег Беар и Грегори Бенфорд), вновь утвердили превосходство хард НФ, сделанного в великом кэмпбеллианском манере. Сам Кэмпбелл умер в 1971 году как раз на пике Новой волны, но Хайнлайн и Андерсон и другие выжившие звезды кэмпбеллианской эры не испытывали трудностей в признании своих наследников. К удивлению всех, Новая старая волна оказалась не только художественно успешной, но и коммерчески популярной, и ее писатели стали первыми новыми звездами после 1980-х годов в буме издательства НФ.

Прежде чем вернуться к убийцам Б и их кэмпбеллианскому возрождению, мне нужно указать на важный фон. Помимо способствования рождению Новой волны, война во Вьетнаме раскрыла долгосрочный разрыв в "правом" крыле американской политики. Один тип правого крыла был культурным консерватором, часто с религиозными и милитаристскими убеждениями. Другой тип был "классическим либералом" или консерватором за малое правительство. Эти два очень разных течения были вынуждены вступить в союз в США и Великобритании из-за взлета социалистического Левого после 1910 года.

Последствия неудачной президентской кампании Барри Голдуотера в 1964 году почти довели альянс между этими фракциями до точки разрыва. Война во Вьетнаме разорвала его, по крайней мере для некоторых. Смешанная группа диссидентских классических либералов и антивоенных радикалов сформировали Либертарианскую партию в 1971 году, отвергнув и культурный консерватизм правых, и распределительный статизм левых.

Это стоит заметить в истории НФ, потому что платформа Либертарианской партии читается как переизобретенная, радикализированная и интеллектуализированная форма неявной политики кэмпбеллианской хард НФ. Это было не случайно; многие из основателей Либертарианцев были поклонниками научной фантастики. Они черпали вдохновение не только из полемической политической научной фантастики Айн Рэнд — "Фонтан" (1943); "Атлант расправил плечи" (1957) — но и из всего канона кэмпбеллианской НФ.

В конце 19-го века утопическая фантастика, в частности "Назад в будущее с 2000 года" Эдварда Беллами (1887), сыграла важную роль в формировании мышления ранних социалистов. Однако в более поздние времена, связь между научной фантастикой и политикой стала еще более тесной. Романы, такие как "Луна — суровая хозяйка" Роберта Хайнлайна (1967) и "Одинокая звездная планета" Х. Бима Пайпера (1958, изначально как "Планета для техасцев"), начали рассматриваться как прото-либертарианские произведения.

В 1980-х годах в жанре научной фантастики произошло возрождение интереса к темам Золотого века, а также к антиполитическим и индивидуалистическим ценностям. Появилось четкое разграничение между сторонниками консерватизма и либертарианства, что отразилось в произведениях различных авторов. Например, некоторые произведения Л. Нила Смита носили ярко выраженный либертарианский характер, в то время как произведения Джерри Пурнелла и Дэвида Дрейка можно описать как консервативные и милитаристские.

Роберт Хайнлайн, знаменитый писатель в жанре научной фантастики, поддерживал дружеские отношения с консерваторами, однако сам определял себя как либертарианца. Он также участвовал в комиссии, сформированной Рональдом Рейганом, для рассмотрения возможности создания противоракетной обороны, что впоследствии привело к значительным политическим изменениям на международном уровне.

Хайнлайн прошел путь от левого либерала до консерватора и антигосударственного радикала, что отражало более широкие тенденции в обществе. В 1980-е годы начали появляться произведения, отображающие анархо-либертарианские общества, такие как "Реальное время" Вернора Винджа (1985) и "Покупка времени" Джо Холдемана (1989).

Киберпанк, появившийся в 1980-е, стал третьим значительным направлением в научной фантастике, противостоящим кэмпбеллианской НФ. Он был ориентирован на темы, такие как виртуальная реальность и корпоративный феодализм, и во многом опирался на ранее заложенные основы.

К 1990-м годам научная фантастика вновь стала в основном кэмпбеллианской, хотя критики по-прежнему сохраняли интерес к Новой волне и антикэмпбеллианским авторам. Читатели же в большинстве своем предпочитали классические произведения, подтвержденное выбором на премии Хьюго.

"Подъем чуда", антология Дэвида Хартуэлла и Кэтрин Крамер, признала центральное место хард НФ в жанре. Они утверждали, что именно хард НФ является источником идей и прототипов для других поджанров.

В заключение, отмечается, что научная фантастика как радиальная категория имеет свои прототипы в классиках хард НФ. Она не может быть полностью консервативной, так как по своей сути связана с радикальными изменениями. Вопрос о возможности "Радикального хард НФ" остается открытым, поскольку жанр сам по себе предполагает открытость к новым идеям и изменениям.

Оставить комментарий

Популярные посты:

uksibsan

В каких ситуациях стоит изучить китайский язык

foto_history

Дзержинский и беспризорники

home_and_garden

Даис скумпиелистный, его факелы и помпоны

cccp_foto

Будь как Валя!

uborshizzza

5​*6 Радость труда (у начальства - осеннее обострение)

dok_zlo

котновости

myworld

Вертикальное озеленение

grigvas

Небо Первой Мировой...

erica

"Развалинами Рейхстага удовлетворён." (с)

• Архив