Жизнь представляется ему вечностью, в которой некуда спешить,
потому, что по-любому все успеешь, и можно часами наслаждаться
созерцанием красивого стеклышка, или наблюдать завораживающую
муравьиную жизнь.
А еще — мечтать — иногда целыми днями и
ночами, разыгрывая в воображении увлекательные истории из прошлого,
настоящего или будущего, не ограниченные скучными нормами
общественной жизни и еще не выученными законами физики.
И попытайтесь доказать мне, что вот кусочек
отполированной морским прибоем раковины, или бутылочного
стекла, изящно уложенный в коробочку из под леденцов, не есть
произведение искусства, не уступающее по своей концептуальности
всем «Черным квадратам» и «Банкам супа «Кэмпбелл» вместе
взятым.
Это -то баночка из под леденцов и есть творчество в самом
глубоком смысле этого слова.
А каждый ребенок, до поры до времени — художник, ученый и
творец в одном лице.
Но подозреваю, что и это еще не самое главное
таинство детства.
А что тогда?
Может быть, само по себе это неверие в смерть и погруженность
в блаженное безвременье?
Разве это не подсказка, заготовленная для нас доброжелательным
Программистом, чтобы в самом конце короткого «чата»,
называемого «жизнью», почти отчаявшись от тщетности усилий
уловить смысл процесса, холодея от предчувствия итоговой
«перезагрузки», каждый из нас смог вспомнить это.
Вспомнить и вдруг поверить в вечный круговорот
пространства-времени, изображаемый древними в виде Уробороса
— кусающий свой хвост змеи.
Ну а если уж не поверить, так хотя бы допустить такую
возможность.
И радоваться каждой мелочи, как ребенок — новой
игрушке.
Поверьте, это не помешает ни карьере, ни служению, ни
творчеству — лишь добавит нам дефицитного витамина радости и
блаженства.
Я давно понял: человеку дано прожить несколько полноценных
жизней.
Полноценных и самоценных. Детство — одна из
них. Может быть — лучшая. Но кто-то часто решает, быть ли
этой жизни — просто быть ли. То ли сумасшедшие, то ли
террористы. Возомнившие себя богами.