Без названия

inkogniton — 23.08.2020 Любимая не-свекровь не выдержала всего этого безобразия и решила приехать в гости. Должна приехать через две недели на целых пять недель. И всё бы хорошо, но только первые две недели она, как честный человек и законопослушный гражданин, собирается провести в каком-то странном домике в сорока минутах езды от нас. Планирует честно сидеть в домике и никуда не высовываться. Домик нашел Ыкл -- он прекрасный, слов нет: там сад, кухня и кровать, вот только удобства и душ во дворе. Но до них совсем недалеко, убедительно сообщают хозяева домика -- буквально минута, и ты уже там. Они также обещают обеспечить специальным халатом и тапочками, чтобы было удобнее бежать посреди ночи. Ну для чего? -- изумленно раз за разом переспрашиваю я, в ответ же получаю: на что только люди не пойдут, чтобы а) пожить две недели в домике с удобствами во дворе, б) чтобы не волноваться; ненужное вычеркнуть. Я, естественно, вычеркиваю б) и продолжаю удивляться на что только люди не пойдут, чтобы пожить две недели в домике с удобствами во дворе. Ну перестаньте, -- успокаивает меня не-свекр, -- за пять недель она знаете как надоела бы, а три недели как раз. Ну конечно, думаю я, у нас же удобства в доме, куда нам тягаться с таким домиком. Заблаговременно, под чутким руководством, заказываю доставку еды в домик. Мне ничего не надо, -- всё повторяет не-свекровь, -- мне что-то маленькое, такое, чтобы разогреть в микроволновке и сразу съесть. Я там всего-то две недели буду! К тому же, -- добавляет смущенно, -- там, судя по описанию, какая-то не плита, а плитка, маленькая совсем, ничего на ней не приготовить! И в честь этого вы планируете объявить голодовку? -- смеясь, вопрошаю я. Ну, не голодовку, -- парирует не-свекровь, -- что-нибудь поем, но маленькое!


После долгих споров заказали еще одни сандалии бабушке Ыкла -- спорили исключительно на тему кто за них будет платить. Я всё кричала -- я что, не могу подарить любимой бабушке друга сандалики? Она же, смеясь, парировала -- можешь, конечно, еще успеешь. Не успел курьер захлопнуть за собой дверь, как она позвонила и восторженно сообщила, что это не сандалии, а мечта! Обещала немедленно вернуть деньги. Через неделю оказалось, что вернула на десять процентов больше. Ничего не понимаю, -- сердито отчитывала ее я, -- вот это лишнее, оно откуда и куда? Как откуда, -- смеялась она, -- я же замоталась и вернула на неделю позже. Так это проценты? -- расхохоталась я, -- десять процентов в неделю? Подумала и добавила -- хорошо с вами дело иметь, вот бы с банком так было! Так я же, -- смущенно добавила вдруг она, -- вас еще и люблю! После немедленно перевела разговор на другую тему и сообщила, что предыдущие сандалии неизменно производят фурор. Меня, -- добавила нарочито-смущенно, -- всё время спрашивают где я достала такие прекрасные сандалии, а я им говорю: это не я, это моя родственница любимая! Я не родственница! -- выпаливаю я, борясь за правду. А кто ты? -- заинтересованно спрашивает бабушка. Я?! -- я задумываюсь на мгновение и сообщаю, -- я -- не пришей кобыле хвост! Ну да, -- хохочет она, -- ты мне предлагаешь говорить, что мне их выбрала не пришей кобыле хвост?! Как такое вообще в приличном обществе сказать?! Что обо мне люди подумают?! Тогда, -- обдумав, отвечаю я, -- просто говорите кобыла, или просто хвост.

У дитяти переходный период -- я пока не знаю куда и как она переходит, но куда-то точно переходит. Сначала дитя полюбила шляпу. Раньше она категорически не признавала никаких головных уборов, снимала их мгновенно, швыряла далеко и сердито, и всё лепетала вдогонку что-то недовольное. Но внезапно бурная нелюбовь сменилась не менее бурной любовью. Теперь без шляпы никуда -- в ней надо спать, в ней надо есть, в ней надо гулять на улице и ходить по дому. Если же жестокие родители вдруг утверждают, что спать, к примеру, лучше без шляпы, то, после некоторого обсуждения (на достаточно высоких тонах), дитя покоряется -- но только при условии, что шляпа остается в поле взора. На всякий случай. После шляпы пришла любовь к резинке на руке. Симпатичной бархатной резинке для волос, принадлежащей старшей сестре. Старшая сестра милостиво выбрала из сонма имеющихся резинок одну, самую нелюбимую, и со вздохом пожертвовала дитяти. Дитя надела ее на руку и с тех пор практически не снимает -- ни на трапезы, ни на сон. Зато соглашается снимать шляпу. С ужасом и страхом думаю что будет следующим. Жаль, кстати, что отменили олимпийские игры -- она бы взяла золотую медаль за лучшее метание йогурта. Никогда не предполагала, что всего одна правильно и практически профессионально брошенная чайная ложка йогурта в состоянии испачкать около пяти квадратных метров пола, три стеклянные двери, стол, мои колени, и прочие предметы, по нелепой случайности оказавшиеся на ее пути.

Вечерами прохладно и хорошо. Я и Ыкл, заперев детей, уходим на короткую прогулку и разговариваем обо всём на свете. Мы опять хотим купить дом. Мы -- в смысле Ыкл; опять хотим -- в смысле уже когда-то хотели. Теперь же, по словам Ыкла, это просто необходимость. Ну пойми ты, -- убежденно говорит он мне, -- сейчас грянет экономический кризис, цены поднимутся, мы даже снять ничего приличного не сможем, о купить вообще речи не будет. Я скромно вопрошаю "где деньги, Зин?", он же отмахивается и огрызается -- при чем тут деньги, когда гениальная идея?! Будучи практиком, поинтересовалась что требуется от меня. Практического. Найти дом, конечно же, -- сообщил мне Ыкл. Вот уже месяц я смотрю объявления и не устаю поражаться. Ты понимаешь, -- говорю я на вечерней прогулке, -- вот продают дом, за какие-то совершенно ненормальные деньги. И я всё понимаю, он какого-то там тысяча восемь сотого с чем-то года, но спальни в нем -- это же ужас, а не спальни! Вот как можно назвать комнату в четыре квадратных метра спальней?! И, главное, почему он так дорого стоит! Ты ничего не понимаешь, -- философски замечает Ыкл, -- представь, что кто-то продает золотой молоток, а ты жалуешься -- как молоток может так дорого стоить и вдобавок плохо гвозди забивать?! Именно, -- радостно вторю я, -- кому он вообще нужен, когда он плохо гвозди забивает и стоит будто золотой?! Это потому, -- обнимает меня Ыкл: ласково, как девочку-идиота, -- что ты не понимаешь саму концепцию! Тут главное не как он гвозди забивает, а то, что он золотой! Чего это я не понимаю, -- обиженно отстраняюсь я, -- я всё понимаю, я только одно не понимаю: кто тот идиот, который покупает золотой молоток, который не просто стоит будто он золотой, но еще и не выполняет свою основную функцию -- не забивает гвозди! Ты догматик, -- фыркает Ыкл, -- тебе этого не понять.

Племянник переболел коронавирусом. Он об этом и не узнал бы, но он в армии, их всех проверяют раз в какое-то время. После очередной проверки вздохнули и велели отправляться в карантин. Сначала две недели на армейской базе, после разрешили выйти, но с условием, что еще две недели проведет в изоляции -- вдалеке от всех. Он немедленно поехал к подруге -- она тоже болела, болеть вместе не так скучно, решили они. По окончании двух недель проверили еще раз, убедились, что все анализы отрицательные, велели запереться еще на четыре дня, на всякий случай, после же разрешили повидаться с родителями -- на целых три дня. Ты понимаешь, -- хохочет в трубку брат, -- он всего две недели пожил почти самостоятельно, а сколько разговоров! Они платили только за еду, а он мне говорит: папа, я и представить не мог, что пропитание -- это так дорого! Это же ужас какой-то! Ничего не покупали, вот вообще ничего, а ушло черт знает сколько денег! Ничего включало в себя шоколадки, чипсы, мороженое и прочие радости жизни, столь необходимые для скорого выздоровления. Папа, -- всё повторял он, -- кем надо работать, чтобы зарабатывать на хоть что-нибудь, кроме, собственно, еды! И ты представляешь, -- довольно продолжает брат, -- его вдруг озарило! Он вдруг сообщил, что, наверное, надо пойти учиться, чтобы была какая-то специальность, чтобы хватало и на квартиру, и на мороженое и на еще что-нибудь. Не просто понял, но смущенно сообщил, что мы, его родители, были, наверное, немного правы. Ты понимаешь какой внезапный прогресс?! Еще двадцати нет, а родители уже не совершенные идиоты! И всего-то надо было две недели в изоляции посидеть! Знал бы раньше, я бы сам ему эту изоляцию устроил, -- хохочет он.

Читаю про Беларусь -- всё читаю и читаю, сказать мне совершенно нечего. Не то чтобы у меня не было мнения, но оно очень общее, общечеловеческое -- а значит, по сути, никакое. Я никогда не была в Беларуси, единственный забавный эпизод хоть как-то связанный с этой страной, из моего далекого детства. Мы несколько раз ездили в далекие поездки на машине -- мама и папа брали отпуск, мы брали палатку и ехали далеко-далеко -- за приключениями и впечатлениями. Иногда подбирали попутчиков, подвозили, попутчики что-то платили и эти деньги были далеко не лишними. Тогда мы ехали в Вильнюс. По дороге нас остановила симпатичная девушка. Вы куда? -- спросила она в окно. Мы в сторону Вильнюса, -- ответил папа. Ой, -- обрадовалась девушка, -- и мне туда, не подбросите? Папа, конечно, согласился, но началась эта поездка с левой ноги -- девушка (вежливо, следует заметить) попросила маму пересесть на заднее сиденье. Мама сверкала очами, но папа примирительно сообщил, что это ненадолго, что ей стоит. Всю дорогу девушка мило болтала с папой, а мама, прижавшись к нам на заднем сиденье, грозно молчала. В какой-то момент мы подъехали к развилке -- туда Вильнюс, в другую сторону -- Минск. Ой, -- кокетливо сообщила папе девушка, -- мне-то на самом деле в Минск, не подбросите? На мамином взгляде уже можно было варить обед, но папа, естественно, согласился. Ну как можно отказать? -- успокаивал он потом маму, -- а вдруг ей нужно, вдруг это срочно? Мы всё ехали и ехали пока не доехали до Минска. После долго плутали по городу под веселый щебет девушки и молчаливые искры из глаз моей мамы. В какой-то момент девушка радостно завопила -- всё, приехали! Папа остановил машину, девушка вышла, и ушла, ничего не заплатив. Почему ты не сказал ей заплатить? -- возмущалась мама, папа же примирительно гладил ее по руке -- раз не заплатила, значит, наверное, у нее нет денег, ну ты чего? Поехали дальше! И мы поехали дальше -- в Вильнюс. Эту девушку я помню до сих пор и всё думаю какой ангел моя мама -- я бы ни за что не пересела на заднее сиденье, ни за что. Но смеюсь всякий раз, вспоминая.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив