
Без названия

Когда мне было пять лет, и мы всей семьей очередной раз навещали наших вологодских бабушек, к маме и папе приехали какие-то друзья, и было решено подняться на колокольню Софийского Собора. Благо она была во дворе, метрах в двадцати от двери нашего дома. (Собор был построен во времена Ивана Грозного, а дом – несколько позже, но собор выглядел крепче и бодрее).
Меня, конечно, взяли с собой, потому что прабабушка намекнула, что это важное условие для тех, кто хочет вернуться домой после колокольни и застать прабабушку в живых, ибо она тут со мною с утра дело имеет, а организм пожилого человека на такое не рассчитан.
И тут я вдруг вцепляюсь в перила ограждения и категорически отказываюсь куда-нибудь идти. Прямо как клещ вцепляюсь – так что четыре взрослых человека оторвать меня никак не могут. А когда им кажется, что все же могут, тут я начинаю орать. Хриплым и заунывным голосом коршуна, без слов – только громкий звук отчаяния.
Мама совершенно не может понять, что со мною происходит. Я раньше никогда себя так не вела. То есть, вела я себя по всякому, но вот так – еще нет.
И вдруг мама слышит еще одни странные звуки. Оказалось, это папа смеется.
- Она боится! – говорит папа и натурально хохочет от счастья.- Боится!
- Не может быть, - говорит мама. – Она не умеет!
- Научилась! – говорит папа и продолжает хохотать, чуть не до слез.
Ну, раз такое дело, мама со мной спустилась вниз – все равно ей на колокольню не особо хотелось, - и пока мы ждали остальных, я злобно растоптала всю крапиву в окрестности и надавала пинков дворовой собаке. То есть, вполне пришла в себя. А потом мы дальше пошли по Вологде гулять, и папа всю дорогу распевал свою любимую песню «Дерева вы мои, дерева!». Был, короче, всесторонне счастлив.
Маме и невдомек было, а папа уже почти год приучал меня высоты бояться.
Дело в том, что уж ее-то я бояться совсем не умела. Нет, я прекрасно понимала, что если плюхнуться – будет нехорошо, но я –то плюхаться никуда не собиралась. У меня же руки есть и ноги. И если этими руками или ногами зацепиться, например, за оконную раму и вывеситься с одиннадцатого этажа нашей московской квартиры – то маленькие людишки во дворе начнут смешно бегать, верещать и приседать от ужаса. А потом им для утешения можно что-нибудь красивое на перилах балкона станцевать….
А еще мне нравилось по кирпичам залезать на стены. Хоть на четвертый этаж, пожалуйста - кирпич такая штука, что там всегда есть за что ухватиться.
И папа с мамой по этому поводу пили много валерьянки и вели со мной беседы о казусах гравитации и о том, что они меня лучше сами своими руками придушат вот прямо сейчас – а потом уже спокойно будут сидеть в тюрьме, наслаждаясь покоем и бездетностью.
А папа придумал хитрый педагогический прием, который от мамы он, однако, хранил в секрете, так как понимал, что она, как существо слабое и женское, может не понять. Вот идем мы с папой через железнодорожный мост, скажем, а он меня хвать за ногу – и вывешивает головой вниз с этого моста. Если, конечно, поблизости никого нет – времена тогда были попроще насчет прав ребенка, но и тогда папина педагогика могла показаться непосвященным людям несколько слишком передовой.
И восторга от свисания башкой вниз с моста я не испытывала, нет. Я, конечно, понимала, что папа - человек сильный и вряд ли он меня сейчас уронит, но все-таки. Я как-то больше на себя привыкла полагаться. Поэтому я висела тихо и мрачно. И маме потом даже не ябедничала, так как папа очень настоятельно мне рекомендовал от этого воздержаться, если я не хочу полететь ко всем чертям с останкинской телебашни (а она – самая высокая в мире, я знала)
Так что у меня стойкая связка образовалась: «высота+папа поблизости=пора делать ноги». Именно поэтому я и забастовала на колокольне – вполне разумное решение. И папа был самым счастливым папой весь день. Теперь он мог бы спокоен – жизнь его дочери спасена, по крайней мере, если речь идет о высоте. Мы ее теперь боимся!
А еще через пару лет я сломала руку, упав с пятого этажа, - играла в Отряд Особого Назначения и пыталась залезть на крышу по водопроводной трубе. А та взяла – и отломилась.
Нет, высоты я все же стала бояться. Потом. Когда беременной была. Я так и узнала, что беременна – мы на аттракционы с мужем пошли, а как подняли нас в небо и стали раскручивать - так я в мужа вцепилась и начала визжать несвойственные и странные для меня слова «Ты же мужчина, сделай что-нибудь, прекрати это!!» И очень его этим обескуражила: во-первых, потому что он ничего подобного от меня не ожидал, а во-вторых, потому что мужчина ты или утконос – но ровно ничего в такой ситуации сделать никак нельзя. Правда, он потом сообразил закутать мою голову курткой, и я под ней слегка утихомирилась и сумела дожить до конца веселья.
|
</> |
