Белый плащ, «Кодрулуй» и пение за деньги. Продолжение.
dix_medvedoux — 10.04.2010 Начало здесьУтро выдалось солнечным и ,бесцеремонно заглядывая в окно комнаты 312, обещало, прекрасный и солнечный день, полный хороших событий и интересных знакомств.
После операции по вызволению денег за «Москвич» у Максимыча в активе оставались следующие товары: белый финский плащ с пуговицами цвета слоновой кости, ботинки со странным названием «Карпаччо», коробка сигар «Ромео и Джульетта» , трость с латунным набалдашником в виде головы зайца и пятьсот долларов США, отобранные у Рувима после истории с белым «Москвичем».
Хотелось веселья и женского внимания. Нужно было что-то делать. Гулять в белом плаще туда-сюда по корридору общежития номер два, пугая студенток из Шри Ланки, Максимычу к тому времени уже порядком наскучило, а нам со Славкой, если честно сказать, было нелюбопытно с самого начала.
Нужно было идти «в люди» , на Невский, где водились самые красивые в Питере девушки, но сначала - на Садовую, где в специальном элитном ларьке продавали дивный молдавский портвейн «Кодрулуй».
Портвейн этот нарыл восемьдесят бутылок тому назад, Петриченко, которого привлекло то ли буквосочетание «луй» в названии портвейна, то ли копеечная цена дивного напитка, но в один поистине прекрасный день он пришел в общагу с двумя огромными сетками в которых таинственно позвякивали бутылки, вот так : «коц-коц-коц» и с порога прямо рубанул :
- Что на «Кодру» начинается, на «луй» кончается?! И сам себе пафосно ответил: «Божественный напиток «Кодрулуй», король слабоалкогольных прохладительных щербетоподобных напитков из штата Небраска»!
Не спрашивайте меня, почему именно из штата «Небраска», надо знать Славу Петриченко. Скорее всего, просто слово понравилось.
Пился «Кодрулуй», в отличие от других молдавских марочных «стенолазов», на удивление легко. После небольшого употребления этого божественного нектара можно было легко и тонко шутить, быстро передвигаться на цыпочках и ненавязчиво кокетничать с миловидными первокурсницами.
Когда, после двух бутылок на троих, наступало умеренное опьянение, хотелось проникновенно и торжественно надувая щеки, петь под гитару «Очаровательные глазки» , смело заглядывать девушкам в декольте и брутально курить красный LM, многозначительно пуская дымные колечки в потолок.
О том же , что происходило после массового употребления напитка «Кодрулуй» не помним не только мы , но даже общажная вахтерша-нинзя , тетя Маша.
Так как пятьсот долларов в общаге разменять было негде, до Садовой ехали на трамвае.
Как на зло, доллары в элитном ларьке не принимали, и на портвейн пришлось «скрести по сусекам». Наскрести удалось на одну бутылку «Кодрулуя» и пирожок с мясом. Возникло ощущение, что концессия терпела крах. Несмотря на то что деньги прямо таки шевелились в кармане Максимыча , быстро и со вкусом потратить их так и не получалось.
Девушек , гуляющих по Невскому и заглядывающих в глаза проходящим мимо юношам, бутылка молдавского портвейна, надкусаный пирожок с мясом и постоянно прикидывающий в уме курс доллара к рублю Максим Максимович , в белом плаще с пуговицами цвета слоновьей страсти, привлекали слабо.
Дойдя до Дворцовой площади, выпив портвейн и так никого не очаровав, мы поняли, что необходимо менять стратегию.
- «Алё, Стас?! Чё делаешь?», - беззаботно и ласково спросил Макс прикрывая гигантскую телефонную трубку «Моторола» от холодного балтийского ветра. Помычав и похмыкав минуты две, Макс , наконец многозначительно прошептал: «Сидит в караоке баре. Жрет бизнес ланч на корпоративную кредитку. Тоскует.»
- По нам?- с надеждой спросил Петриченко.
-Нет, вообще. Ну так мы едем!?», утвердительно спросил в трубку Макс.
Бар «Робертино» потрясал роскошью. Концепция караоке бара для «богатых певцов из народа» была выведена за орбиту совершенства. Все, что требовалось от «солиста», это заплатить двадцать у.е за песню и потрясти публику своими вокальными данными.
К таланту прилагались – стереосистема «Bose», гигантский экран, где слова песни появлялись золотыми буквами на золотом же фоне, сырое яйцо «Фаберже» и четыре живые бэк -вокалистки в черных колготах.
Григорьев уже сидел весьма навеселе, распевшийся и окруженный со всех сторон поклонницами своего таланта.
- «Чуваки, я сегодня просто обязан потратить неприлично большую сумму денег! На корпоративной кредитке образовалась неучтенка. Размеры неучтенки...» и он прошептал на ухо Максу нечто такое, от чего у его трости с латунным набалдашником в виде головы зайца, встали уши.
Тем временем, я почувствовал, что у меня за спиной кто-то топчется. «Добрый вечер! Меня зовут Эдуард. Я сомелье. Могу я предложить господам карту вин?»
- Значит так, -перебил его Григорьев. – Отдельный кабинет! Бутылку двадцатилетнего Гленфидика, женщину суши и яблочный сок.
- Может быть, девушкам, эээ.... шампанищенского? – елейным голосом прошелестел Эдуард. «....Моёт Шандон, Болинджер, Лорен Перье, вдова Клико....», - глаза его налились добротой и участием. Девушки преданно потерлись о ногу Григорьева.
«Да, две "Вдовы Кличко" и клубники!», - сказал Григорьев и зачем-то заговорщицки подмигнул Максим Максимычу, пытающемуся тем временем раскурить сигару «Ромео и Джульетта», по неопытности забыв отрезать от нее кончик.
«Есть свежая земляника!», - произнес официант и посмотрев на Макса, добавил: «А вам я принесу гильотинку!». «Электрический стул себе принеси! Робеспьер хренов...», - огрызнулся Макс, но его колкий выпад утонул в белозубой улыбке официанта.
Отдельный кабинет завораживал. Из стен, обитых черным шелком с белыми цветами , сочился тусклый розовый свет. Двадцатилетний виски со льдом заманчиво ждал своего часа в запотевших стаканах толстого стекла. В полумраке стоял большой стол, на котором лежала .... ослепительной красоты обнаженная девушка. На девушке аппетитно и густо располагались ...суши.
На груди , едва прикрытой листиком салата, можно было найти нигери- суши с семгой. Калифорнийские роллы облюбовали правое подреберье. В проекции селезенки можно было найти копченого угря, а в правой подвздошной области - морского гребешка и копченого кальмара. И, наконец, бугор Венеры призывно украшала гигантская розовая креветка. От девушки заманчиво и как-то по-доброму, пахло рыбой.
Ни я , ни Максимыч ни Славка до этого суши не ели. Тем более с поверхности голой тетеньки. Нас одолевали смешанные чувства. Чувство голода соперничало с робостью и возбуждением , видимо, от бесстыдного разглядывания обнаженного женского тела.
-Извините пожалуйста , обратился Максим Максимович к женщине-тарелке. А как вас зовут?
- Любовь– скромно ответила девушка.
- А отчество? Зачем-то спросил Максим Максимович, после чего окончательно смутился и покраснел.
- Любовь Александровна. Девушка улыбнулась и суши призывно колыхнулись на ее матовой коже. Вы кушайте, не стесняйтесь...
Не сговариваясь, мы все как один, потянулись к заветной креветке. Возникла неловкая пауза.
- Люба, хотите выпить? Сказал Макс, хоть как то пытаясь разрядить обстановку.
- Хочу. Любовь Александровна осторожно подняла голову, сделала большой глоток виски и закусила Калифорнийским Роллом из своего правого подреберья.
- Вообще то я в Герцена учусь, на втором курсе, а здесь просто подрабатываю по выходным. Любовь Александровна в душе наотрез отказывалась быть женщиной-тарелкой и предпочитала живое общение.
- А можно еще выпить?
Наша суши-модель была так порочно и одновременно невинно красива, что мне захотелось отдать ей свой старый клетчатый английский пиджак , усадить ее за стол, а самому, прикрывашись листьями салата, до конца жизни работать подносом для сырой рыбы с рисом.
Стараясь не смотреть на гладкий , как морская ракушка, лобок будущей учительницы географии , я налил ей еще виски.
Григорьев, который знал о суши все, тем временем с видом умудренного жизнью самурая, прагматично и неспеша, смешивал соевый соус с васаби в специальной миске.
Он уже месяц безуспешно пытался завоевать сердце Ксюши , хирургической медсестры из Свердловской больницы и голые женщины, отличные от Ксюши, его последнее время интересовали мало.
Было всего пять часов вечера, а мы уже выпили бутылку виски, три «Вдовы Куликовых» и намеревались проверить Дома ли «Периньон».
- Станислав Геннадьевич, подайте пожалуйста хрен! Захмелевший Славка протянул руку, чтобы принять от Григорьева смесь васаби и соевого соуса, но промахнулся и миска с огненной смесью вылилась... прямо на креветку , то бишь в святая святых Любови Александровны, будущего педагога и классного руководителя.
С истошным криком «Твою Мать!» Любовь Александровна ломанулась со стола, схватила кувшин с яблочным соком и стала лить его на пылающий от васаби бритый лобок.
Вечер перестал быть томным.
Зашедший посмотреть, «у всех ли налито», сомелье Эдуард с интересом посмотрел на Любовь Александровну , яростно подмывающуюся яблочным соком.
- Может быть , еще шампанского?- Предложил он как ни в чем ни бывало.
Любовь Александровна матерясь и роняя на пол суши, стремительно убежала , должно быть, принимать душ в подсобное помещение караоке-бара. Я сочувственно проводил ее взглядом.
Вечер подходил к логическому завершению, ни суши, ни виски , ни шампанского больше не хотелось.
Григорьев, исполнив что-то из Фрэнка Синатры, сорвал очередные аплодисменты, а Петриченко вальяжно ковырял вилкой в ведерке земляники.
Девушек тем временем, все прибывало, Пора было переносить веселье в более привычную и что немаловажно, более интимную обстановку. Например, в общагу номер два.
«Бутылочку «Перье», лед , пачку “Лаки Страйк” и счет!», - небрежно бросив корпоративную карточку American Express на столик, попросил Григорьев.
Точную цифру на счете я не помню. Помню только, что чек был метра полтора и земляника стоила сто пятьдесят у.е. (по пять у.е. за ягодку). Наши взоры обратились на Стаса.
Неторопливым и привычным движением Григорьев пододвинул карточку к Эдуарду. «Сию минуту!», - сказал Эдуард и удалился в темноту, откуда минуты через три появился обратно. «Извините, можно вас на минутку?», нежно подозвал он Стаса.
Григорьев , конечно же ожидавший , что его позовут еще спеть на прощание, картинно встал из за стола и раскланялся. Девушки за нашим столом начали аплодировать. Голос у Григорьева действительно был хороший.
На бис, тем не менее, петь не пришлось. Григорьевская корпоративная карта «Американ экспресс» не хотела платить за веселье. Видимо, пока мы кобелировали, ели рыбу с лобков студенток пединститутов и пили двадцатилетний Гленфиддик, заокеанские хозяева Григорьева , должно быть, обнаружили неучтенку и ликвидировали ее, вместе с нашей надеждой на халявный ужин.
То ли кредит на карте был исчерпан, то ли еще что , но платить нужно было живыми деньгами. Дамы из аудитории, поняв что происходит что-то неладное, быстро и незаметно свинтили, видимо испугавшись, что их оставят в залог.
Наличных денег у Григорьева хватало только на половину счета. Славка внезапно вспомнил, что весь вечер хотел в туалет. Макс недружелюбно смотрел на счет и с исступлением ковырял в тарелке васаби антенной гигантского сотового телефона «Моторола».
С пятиста долларов принесли сдачу в рублях. На сдачу можно было всем четверым доехать до общаги номер два на трамвае.
Мы грустно шли по улице Восстания. Максим Максимыч в белом плаще с пуговицами цвета слоновой злости, прикидывал в уме сколько раз можно на пятьсот долларов спеть «Очаровательные глазки» в общаге номер два.
Цифра получалась астрономическая.
Голова зайца на трости Максим Максимовича трагично сложила ушки и смотрела сочувственно, как бы давая всем понять, что тоже скорбит о пропитом «Москвиче» и о сорвавшихся «колядках».
На лацкан моего старого английского клетчатого пиджака груснтно и безысходно прилип хвост от вареной креветки с лобка Любови Александровны из караоке-бара «Робертино».
От смеси виски, шампанского и портвейна «Кодрулуй» немного болела голова, как бы предупреждая, что за завтрашний бодун тоже уже заплачено.