Белая горячка

madboy_alfred — 06.03.2023

Закончил я, значит, школу в 1977 году. Аттестат забросил на антресоль, неделю отдохнул, побалдел и решил поработать. А делать-то я ни хера не умею, да и башка не варит после 10 лет учёбы. Хорошо тётка подсказала, что вон на краю города есть тарная база, там директор Нинка, иди, мол, к ней, она тебе работу даст.

Пришёл. Дала. В смысле определила меня в грузчики. И ещё спросила, нет ли ещё одного мудака на примете для укомплектования штата. Притащил приятеля-одноклассника. Ну, и давай мы работать.

Бригада наша шесть человек. Старший в ней товарищ Братчиков (фамилия как из песни Высоцкого), запойный чувачок лет сорока. А работа наша сложная и ответственная. Всю смену мы сидим в подсобке и режемся в козла или сику. Заходит обычно в подсобку Нинка и говорит: «А ну-кося, бездельники, машина пришла, быстро на разгрузку-погрузку». Мы карты на стол и разгружать-погружать.

Тарная база — это большой такой склад, наполненный картонными и деревянными ящиками с пустыми бутылками всех видов и калибров, которые то откуда-то привозят на склад, то куда-то увозят. И мы, значит, их ответственно перегружаем. Проблем нет. Правда однажды случилась накладка. Разгружали мы как-то машину картонных коробок с пустыми бутылками из-под вина. Стоим в цепочке. Петюня в кузове, Братчиков рядом, далее цепочка до склада. Петюня хватает коробку, кидает Братчикову, он другому, другой следующему… и так далее. И вот хватает Петюня очередную коробку, бросает Братчикову, он её ловит и тут же падает на спину, бережно обняв коробку и прижав её к своему пивному животу. Процесс сбился с ритма.

— Чё за херня? — кричит Петюня из кузова.

— Пагодь, — отвечает ему Братчиков. — Коробка какая-то малость тяжелей остальных.

И открывает коробку. А в ней… А в ней, ребята, среди двенадцати пустых бутылок из-под токайского четыре полные бутылки. На этом процессу разгрузки настал пездец и началась дегустация венгерского алкогольного напитка. А хули с таким-то бригадиром, способным различить вес коробки без каких-либо весов?

Шофёр орёт, что у него рабочий день заканчивается, от вина отказывается и грозит стукануть Нинке. Братчиков, смакуя напиток, грозит стукануть шофёру бутылкой по голове. Короче, пока не выпили всё вино и не обсудили международное положение, к продолжению разгрузки никто не приступил, невзирая на обезьяньи вопли и скачки шофёра вокруг машины.

А в целом всё было спокойно, мирно и, я даже сказал бы, рутинно.

Пришли мы как-то утром на работу, заварили чайку, раскинули картишки. Братчиков опаздывает, как обычно. Мы уже две партии сыграли, открывается дверь и вваливается бригадир с мятыми рожей и пиджаком. Ну, это херня, это его обычный вид. Правда в этот раз перегарная отдушка от него была сильнее нормы. Заварили бригадиру чаю, дали папироску и говорим:

— Толик, хуле у тебя рожа-то такая мятая?

А Толик пыхнул папироской и начал свой рассказ…

— Иду я, значит, вчерась вечером с работы по главной площади. А на ней шапито стоит. Ну, вы знаете, циркачи к нам в город приехали. А я мимо иду. А циркачи мне рукой машут, привет, мол. Я им в ответ тоже помахал. Подошёл к ним, познакомились, покурили и решили за знакомство вмазать по соточке. Я им говорю, давайте, посоны, возьмём бухла и пойдём ко мне домой, я тут рядом живу с мамой. Циркачи говорят, вот хорошо, а то в шапито на опилках уже бухать заебало. Взяли мы кеглей с водкой, пришли ко мне, разлили, выпили и закусили. Мама моя тоже приняла горячее участие. Ну, и давай за жизнь трындеть. А после второй циркачи говорят: «Хошь мы тебе с мамой своё цирковое акробатическое искусство покажем?» «Хочу, — говорю, — показывайте». Тут циркачи берут, отодвигают стол, маму задремавшую мою укладывают в диван, чтобы не мешала, расходятся по углам комнаты и давай акробатические фокусы показывать. Один на люстре вниз головой повис и раскачивается. Другие к нему подбегают, он их за руки хватает и в воздух подбрасывает. Они в воздухе — хуяк! — делают сальты-мартали и приземляются на диван, отталкиваются от него и снова— хуяк! — сальты-мартали.

— Вы чо, — говорю, — охуели что ли на диван-то прыгать? В нём же моя мама лежит.

— Не ссы,— отвечают они мне. — Наоборот хорошо. У твоей мамы живот, как барабан, удобно от него отталкиваться и прыгать…

И если до этого момента мы слушали Братчикова в пол-уха, не прерывая игры в сику, то на этих словах все замолчали и переглянулись. Рассказ явно перешёл в плоскость какого-то бреда. А Петюня, стоявший у выхода, поставил свою кружку с чаем и тихонько пошёл в кабинет Нинки. Возвращается он, значит, уже с Нинкой. Она встаёт в дверном проёме, прислонившись к косяку, и говорит Братчикову: «Ты, Толик, продолжай, продолжай…». Толик, ободрённый увеличением публики, продолжает свой рассказ о сальтах-морталях, жонглировании тарелками и низверганием огня изо рта циркачей.

— Всё. Пиздец. Белая горячка, — резюмирует Нинка после минутного прослушивания и говорит Петюне. — Вы тут продолжайте слушать, только острые предметы со стола уберите, а я пошла в дурку звонить…

Где-то через четверть часа приехала и дурка во главе с дедушкой, похожим на Айболита в очках и белом халате, в сопровождении двух накачанных амбалов, тоже в белых халатах и шапочках.

— Анатолий, мы к вам. Говорят, вы плохо себя чувствуете, — сказал доктор Братчикову, зайдя в подсобку. — На что жалуетесь?

—У меня, доктор, с языком какая-то хуйня произошла, — ответил Братчиков, почему-то нисколько не удивившись появлению доктора, открыл рот и высунул язык.

Блять! Такого я, посоны, в жизни не видел. Язык Толика играл всеми цветами радуги, преобладающим в которых был фиолетовый. Пока он сидел и нёс свою околесицу, этого видно не было, но тут вид высунутого языка поверг в ужас всех. Всех кроме доктора.

— Какого языка? — ответил доктор. — Я не вижу у вас никакого языка. Где ваш язык? Вы его потеряли?

— Как нет языка?! — взревел Толик, вскакивая со стула.

Медбратья напряглись и слегка засучили рукава.

— А вот так и нет, — спокойно продолжил доктор. — Вы его, может, откусили или где-то потеряли?

— Откусил? Потерял? — Братчиков рухнул обратно на стул, и по его щеке поползла скупая слеза. — А как же я теперь без него?

— А мы на что? — спокойным и участливым голосом продолжил Айболит. — Мы для того и приехали, чтобы вам помочь. Поехали с нами. У нас в больничке много всяких языков. Мы подберём подходящий и пришьём его вам заместо потерянного. Поехали? — и легонько взял Толика под локоток.

И наш бригадир, с покорностью телка, встал и пошёл с доктором на выход, заливаясь горючими слезами по утерянному языку и всхлипывая от мысли, что ему помогут и пришьют новый.

Один из медбратьев, выходя, повернулся к нам, кивнул в сторону уходящего доктора и показал большой палец правой руки, давая понять, какое светило психиатрии нас только что посетило в лице этого самого Айболита.

                                                            *       *       *

Где-то через три недели, во время обеденного перерыва нас посетил наш бывший бригадир товарищ Братчиков. Был он одет в костюм, на шее болтался плохо подвязанный, но галстук. И был Толик абсолютно трезв, лицо его из синюшного обрело естественный розовый цвет, и от него за десять метров несло одеколоном «Шипр».

— Полстаканчика? — спросил его Петюня, достав из ящика стола начатую бутылку портвейна и щёлкнув по неё пальцем.

— Нахуй и впезду! — проорал Братчиков и скривил рожу в отвращении от петюниного предложения.

А пришёл Толик за расчётом и увольнением, потому что пить он бросил раз и навсегда. И решил устроится на новую работу, поскольку был он по образованию каким-никаким, а инженером.

Оставить комментарий

Популярные посты:

morena_morana

Было ей уже тогда под сорок, личная жизнь не складывалась

e_kaspersky

Космос здесь рядом. Или я поведу тебя в музей, но 18+.

ka_mysh

Без названия

alex_rozoff

Политэкономия полета и эхо войны дронов: когда массовый частный самолет 1960-х

roula

Золотая осень в парке Дружбы и на Северном Речном вокзале

aptekarskiy

Клены

kiowa_mike

Винтажный молотковый набор для снаряжения 8х57 Mauser

ru_psiholog

Скромность: по кромке допустимого

• Ранее
• Архив