Башня. Новый Ковчег-6. Глава 6. Рябинин

two_towers — 15.11.2024

Рябинин положил трубку. Соображал он плохо, хотя самому Юре казалось наоборот. Буквально перед тем, как затрезвонил телефон, Юра Рябинин отхлебнул хороший глоток из фляги, и живительная влага, обдав горячим жаром горло, наполнила его новыми силами. Он чувствовал, как плечи расправились сами собой, грудь, жирная и дряблая, молодецки выкатилась, да так, что ему даже почудился лёгкий треск тесного кителя, а живот напротив втянулся, и Юра снова ощутил себя молодым и свежим — не грузным генералом, растёкшимся в кресле, а юным лейтенантиком, Юркой Рябининым, сбежавшим в самоволку.

Генеральский кабинет исчез вместе с пылью от книг и бумажных карт, убранных за мутноватые стёкла шкафов, вместе с едким запахом полироли, которой недавно натирали потемневший от времени паркет, уступив место далёкому дню, звонкому от девчоночьих голосов, пьяному от слов и желаний, яркому, как краешек неба, что виднеется сквозь стеклянную стену купола в общественных садах, и в ушах отчётливо зазвучал шёпот Севки Островского: «Короче, твоя — светленькая, моя — тёмненькая». Две хохочущие девчонки на скамейке в парке. Круглое личико повёрнуто к Юре, меленькие кудряшки, доверчивые голубые глаза…

И оттого что эти чёртовы голубые глаза опять вплыли в памяти — пусть не те самые, но всё равно до одури похожие, — Юре опять мучительно захотелось выпить. И вот тут и раздался звонок.

Слушал Юра не очень внимательно, взгляд его то и дело натыкался на флягу (Юра мысленно отворачивал колпачок, физически ощущая пальцами холодную рифлёную поверхность), но, когда Ставицкий заставил его слово в слово повторить, что от него требовалось сделать, повторил, оттарабанил, как новобранец слова присяги на плацу — кажется, Верховный даже остался доволен. Правда, сам смысл повторенного от Юры ускользал, ему снова требовалась разрядка. Или зарядка, Юра и сам пока не определился, как назвать то, что ему приносит каждый новый глоток коньяка.

Но глоток определённо требовался.

Фляга лежала на столе, зелёная, пузатая, чуть примятая и облупившаяся с одного боку — свои пристрастия Юра уже не скрывал, ни дома от жены и дочери, ни на работе от подчинённых. Он бережно коснулся вмятинки на корпусе, ласково провёл ладонью по гладкому, округлому боку. Фляга была ему дорога — подарок сослуживцев на двадцатилетие.

— Ты, Юрка, хоть человек и не пьющий, но фляга в нашей армейской жизни вещь незаменимая. Да ведь, ребята? — Севка Островский оглядывался на парней, скалящих зубы в радостных ухмылках. — Опять же антиквариат. Видишь? — Севка тыкал пальцем в вмятину. — След от пули.

Парни весело ржали, и Юрка, молодой, счастливый и неженатый, ржал вместе с ними.

— Ты сейчас пока, Юрка, туда чаёк наливай, а вот станешь генералом, можешь, и коньяк туда зафигачивать. Авось к тому времени пить научишься.

Как в воду Севка глядел: и генералом Юрка стал, и пить научился…

Горячий глоток ожёг горло, и Юра блаженно зажмурился. Сегодня он рановато начал, но это ничего, зато с утра и уже в форме. Юра Рябинин был абсолютно уверен в том, что он в форме.

Отложив флягу в сторону, он принялся вспоминать телефонный разговор с Верховным. Для верности ещё раз вслух повторил свою последнюю фразу, и с каждым произнесённым словом в сознание постепенно вливался смысл.

— Накрыть притон на восемьдесят первом. По некоторым сведениям, там окопался полковник Долинин.

«По некоторым сведениям», — Юра негромко хмыкнул. Понятно, по чьим сведениям — по Караевским, конечно же, хотя… Юра ещё немного поразмыслил. Если бы Караев об этом знал, он бы первым рванул в этот притон, вон он с каким рвением Савельевскую девчонку ищет, носом землю роет, а тут такой случай, а значит, — Юра задумчиво забарабанил пальцами по столу, — значит, полковник не в курсе, и Верховный по каким-то причинам не стал его к этому делу привлекать. И это уже неплохо, совсем неплохо.

Нет, разумеется, сам Юра считал, что никакого Долинина на восемьдесят первом нет. Всё это форменная чушь — то, что Долинину каким-то чудом удалось вырваться с блокадной АЭС, и теперь он якобы стягивает свои резервы. Так утверждал Караев, нашёптывая эти бредни на ухо Верховному, нашёптывая с единственной целью, и Юра точно знал с какой — забраться на генеральское место.

О, Юра прекрасно понимал все замыслы хитрого Тимурчика, да и жена не уставала об этом твердить, методично капая на мозги. Каждый вечер напоминала, шипела во время семейных ужинов.

— Пока ты пьёшь, эта безродная тварь всё больше и больше втирается Серёже в доверие. Гляди, оглянуться не успеешь, как он тебя подсидит.

В эти минуты она была похожа на кобру из какого-то детского мультика, и Юра, которого к вечеру коньяк успевал настроить на благодушный и даже весёлый лад, старался не захихикать в лицо жены, медленно покачивающееся у него перед глазами. А может, он и хихикал, потому что всё всегда заканчивалось одинаково — Натальино шипение перерастало в звонкий свист:

— Нина! Унесите коньяк у Юрия Алексеевича!

И в столовой появлялась горничная, такая же сука, как и его жена, и забирала графин с плескающейся янтарной жидкостью…

И всё-таки, несмотря на то отвращение, которое внушала ему Наталья, приходилось признать — она была права. Нет, не в том, что он пьёт (потому что разве он пьёт? смешно на самом деле), а в том, что Караев стремится его обойти, метит в генеральское кресло, кабинетик этот намеревается занять.

Юра обвёл глазами кабинет, чуть задержался на висящем на стене плакате, с которого Юре улыбался молодой парень в военной форме, похожий на Севку Островского и немного на самого Юру — молодого Юру. Генеральский кабинет после смерти Ледовского претерпел некоторые изменения: неудобное жёсткое кресло (юные лейтенантики между собой именовали его железным троном) было заменено на мягкое, уютное, обтянутое зеленовато-матовой кожей, в котором было так славно дремать после обеда, а вместо старого стола, местами облезлого, в зазубринах от канцелярского ножа, теперь стоял огромный дубовый стол, с резной каймой, обрамляющей столешницу и массивное основание, и фигурными ручками, сверкающими позолотой. И удобное кресло, и стол этот, выглядевший эдакой богатой фактурной дурой, особенно на фоне серых стен и старых шкафов, забитых такими же старыми, ещё бумажными картами, справочниками и книгами, распорядилась принести сюда Наталья. Ей решительно не нравился аскетичный кабинет покойного генерала, и она намеревалась всё здесь переделать: уже запланировала ремонт, тыкала ему вечерами в нос какими-то рисунками и чертежами, Юра только равнодушно отмахивался — пусть делает, что хочет.

— Шкафы мы заменим, я нашла просто отличные, но им требуется реставрация, это займёт какое-то время, — когда Наталья садилась на своего любимого конька, она буквально преображалась и уже не так рьяно следила за количеством коньяка, исчезающим в Юриной утробе. — И свет. В кабинете отвратительный свет. Мутные, засиженные мухами светильники. Их мы тоже заменим. Прямо над столом будет висеть люстра. Винтажная, кованая, она отлично впишется в ансамбль интерьера.

Юра согласно кивал и подливал себе коньяк из пузатого хрустального графина…

Пока в ансамбль интерьера вписывался только массивный крюк под люстру, который вмонтировали в потолок несколько дней назад, и на который то и дело натыкался Юрин взгляд. Почему-то крюк этот особенно нервировал, но коньяк, как обычно, примирял Юру с действительностью.

Он и сейчас примирил, и Юра Рябинин, сделав основательный глоток, принял решение. Рука сама легла на телефонный аппарат, нащупала кнопку громкой связи.

— Селятин? Зайди ко мне, — он постарался вложить в голос больше властности, копируя нотки генерала Ледовского. Юре казалось, у него неплохо получается.

Ответа не последовало. Такое ощущение, что приёмная вымерла.

— Селятин? Мать твою! — Юра не сдержался, выругался. Где, чёрт побери, носит его адъютанта? Вряд ли кто бы мог представить, чтобы такое случилось при генерале Ледовском. А сейчас — пожалуйста. Никакой дисциплины, разболтались. Всех на гауптвахту! Всех! На трое суток! И Селятина в первую очередь!

Юра грузно поднялся с кресла и тяжёлой, не слишком твёрдой походкой направился к двери. Распахнул её. Так и есть. Приёмная была пуста. Только у входа торчал навытяжку солдатик, стриженный под ноль, в форме, которая сидела на нём так, словно мальчишку поймали на каких-нибудь грядках и насильно обрядили в снятый с кого-то китель и штаны.

— Где капитан Селятин? — Рябинин недовольно уставился на это недоразумение.

— Он… вышел он…

Мальчишка настолько растерялся, что даже забыл, как надо отвечать по уставу, только вытянулся ещё больше, задрав кверху прыщавый подбородок.

— А-а-а! — Юра махнул рукой, в очередной раз крепко выругался и выкатился за дверь.

В коридоре военного яруса шла обычная жизнь, сослуживцы сновали по своим делам, звонко хлопали двери, откуда-то доносился заразительный смех. В глубине Юриной души даже промелькнуло что-то типа зависти. Когда-то и он вот так мог хохотать над чьими-то шутками, теперь же стоит ему куда-либо зайти, там не то что смех — разговоры и те сворачиваются сами собой.

— Селятин! — гаркнул Юра куда-то вдаль, сделал несколько шагов и остановился. До него только сейчас дошло, как нелепо и абсурдно он выглядит — бегает по коридорам, выкрикивает своего адъютанта. Ему даже показалось, что на лице проходившего мимо молоденького капитана промелькнула насмешливая улыбка. В нём стало подниматься раздражение, но по счастью, в конце коридора показалась знакомая худощавая фигура — Селятин спешил к нему.

— Слушаю, товарищ… господин генерал! — Селятин приблизился, на ходу прикладывая руку к козырьку.

С этими товарищами-господами все путались. Две недели назад Юра лично подписал приказ, согласно которому при обращении вместо товарища теперь надлежало говорить «господин». Но привычки были слишком живучи, и потому все постоянно сбивались, исправлялись на ходу, что вносило дополнительный разброд в и без того пошатнувшуюся дисциплину.

— Где тебя носит, Селятин, твою мать? — Юра грозно сдвинул брови и повысил голос. Предполагалось, что от начальственного гнева адъютант затрепещет, но, увы. Селятин, хоть и стоял перед ним навытяжку, как и положено, никакого трепета и испуга явно не испытывал.

— Виноват, господин генерал. Отлучился по неотложной надобности, господин генерал.

— Почему не оставил на посту никого вместо себя, как предписывает устав? Какого чёрта я должен тут, как мальчишка бегать по коридорам! — грохотал Юра и видел перед собой глаза Селятина — совершенно пустые, словно Юра не орал на подчинённого, а рассказывал ему что-то скучное.

— Виноват, господин генерал. Больше не повториться, господин генерал, — заученно повторил Селятин, и Юре даже показалось, что он подавил зевок.

— Чёрт знает что! — припечатал Юра и замолчал.

Селятин тоже молчал, стоял напротив, высокий, худой и смотрел куда-то поверх головы своего генерала. Юра набрал в грудь побольше воздуха, намереваясь вывалить на своего адъютанта новую порцию ругани, но тут вспомнил, зачем он, собственно, разыскивал Селятина.

— Значит так, — выдавил из себя Рябинин, выпуская вместе с этим «значит так» весь оставшийся гнев, как воздух из воздушного шарика. — Значит так. Позвать капитана Рыбникова. Сей момент чтобы явился. И сам быстро ко мне — срочное совещание.

Он повернулся, чтобы идти к себе, но не успел сделать и шагу, как равнодушный голос адъютанта остановил его.

— Капитан Рыбников с утра поступил в распоряжение полковника Караева, в данный момент его нет на месте. Велите разыскать?

— Разыщи… а нет, погоди. Погоди.

Вновь всплывшая фамилия Караева заставила Юру призадуматься. Караев, словно паук, постепенно опутывал весь военный сектор, прибирал к рукам толковых военных, всё ближе и ближе подбираясь к тёплому генеральскому креслу. Эдак не успеешь оглянуться, а ты уже и не генерал. Вон и Селятин тоже — Юра скосил глаза на безучастное лицо адъютанта, — уважения должного не проявляет, когда он нужен, его не найти, вечно шляется где-то, и кто даст гарантию, что он не шпионит на Караева. Да никто. Рябинин оглядел Селятина с ног до головы, задержался взглядом на худой некрасивой физиономии и, узрев что-то в светлых глазах адъютанта, окончательно укрепился в своих подозрениях.

— Господин товарищ генерал, разрешите обратиться! — за Юриной спиной раздался знакомый голос.

Только один человек из всех, кого знал Юра, так мягко и округло смягчал согласные, только один человек упорно не желал отказываться в обращении от привычного «товарищ», добавляя при этом предписанного генеральским приказом господина, и только один человек выглядел как полный недотёпа, случайно затесавшийся в армейские ряды.

— Обращайтесь, майор Бублик, — благодушно разрешил Юра, оборачиваясь.

Майор, маленький, круглый и сдобный, целиком и полностью оправдывающий свою фамилию, затоптался на месте, перебирая короткими толстыми ножками.

— Господин товарищ генерал! Имею честь доложить, что на вверённых мне объектах всё спокойно! Подозрительных перемещениев не обнаружено! — отрапортовав, майор Бублик преданно уставился Юре в лицо.

— На каких таких объектах… — начал Рябинин, но тут вспомнил, что утром ему на глаза попалась группа чересчур весёлых военных, и Юра, который ещё не успел хлебнуть духоподъёмного напитка и потому пребывал в дурном настроении, отчитал всех скопом, велел проверить все посты и к десяти часам каждому персонально отчитаться. И вот время одиннадцатый час, и ни один — ни один! — мерзавец не явился с докладом. Кроме Бублика. Юра почувствовал что-то вроде благодарности к майору, даже в глазах защипало, и вдруг его озарило — а ведь этот майор именно тот, кто ему сейчас и нужен, честный исправный служака, который не предаст и не продаст.

— Вот что, Селятин, — быстро распорядился Юра. — Совещание отменяется. А вы, — он ещё раз окинул смешную фигуру майора взглядом, словно пытался убедиться в верности принимаемого решения. — Вы быстро за мной.

— Слушаюсь, господин товарищ генерал! — майор весело взял под козырек.

***

— Вот такая у нас с тобой, майор, картина вырисовывается. Форменный… — Юра призадумался в поисках подходящего слова, но оно, как назло не шло. — Форменный…

— Кордебалет, — закончил его мысль майор. Он сидел напротив и периодически промокал ладонью выступающую на лбу испарину. В кабинете было жарковато.

— А, пожалуй, и кордебалет, — согласился Юра и с каким-то удовольствием повторил. — Форменный кордебалет.

Он только-только закончил описывать майору Бублику ситуацию, ввёл того в курс дела, в общих чертах, не вдаваясь в детали, и теперь следовало бы разработать саму стратегию, но с чего начать, Юра не знал. И, как это часто теперь бывало, он бессознательно приподнял флягу и потряс её, прислушиваясь. Коньячок шумно и весело заплескался внутри, омывая стенки сосуда, Юра заулыбался и, не отдавая себе отчёта, подмигнул майору. На круглом лице Бублика мгновенно расползлась понимающая улыбка. Нет, определенно, этот майор — именно тот, кто ему сейчас и нужен.

Юра поднялся со своего места, подошёл к одному из шкафов, открыл створки и, глубоко засунув туда руку, нашарил пару стаканов. Выудил их на свет божий, критически осмотрел, для верности дунул внутрь. Стаканы были мутноваты и не сильно чисты, но заморачиваться Юра не стал. Возвращаясь к столу, он затормозил у кадки с лимонным деревцем. При генерале Ледовском деревце выполняло чисто декоративную функцию, но сейчас на нём одиноко висел последний уцелевший лимон (остальные были давно употреблены в дело), похожий на печальный жёлтый фонарик. Юра на миг призадумался, вздохнул и решительно сорвал его. Деревце жалобно качнулось, осыпавшись несколькими листочками на сухую, давно не поливаемую землю.

— Ну, майор, тут я думаю, серьёзно надо всё обмозговать.

Кресло тихонько и мягко скрипнуло под тяжестью опускаемого в него тела. Юра наклонился, выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда тарелку, нож и принялся по-хозяйски нарезать лимон. Потом плеснул из фляги коньяка в оба стакана, радушно пододвинул один майору. Он только сейчас вдруг осознал, как же ему осточертело пить в одиночку, и он испытывал прямо физическое удовольствие от того, что напротив него сидит кто-то, с кем можно вот так, запросто, по душам поговорить. Юра был уверен, что с майором Бубликом можно по душам.

— Значит, так, — Юра поболтал стаканом, с удовольствием и предвкушением глядя на мерцающую жидкость. — Значит, сейчас возьмёшь людей… людей…

Юра призадумался.

— Скольких? — ожил Бублик.

— Чего скольких?

— Ну, соколиков в каком количестве мне взять? У меня, господин товарищ генерал, все соколики наперечёт. Кажный строго приставлен к службе, потому как служба в нашем ремесле — есть суть и самая что ни на есть центра тяжести и притяжения всякого служивого человека. А которые соколики службу не несут, те у меня, значицца, на учениях суровую воинску науку постигают и грызут её аки гранит али мармор там. Ибо, как говаривал великий русский полководец Суворов Александр Василич, который кажному солдатику, даже плёвенькому и захудалому, был отец родной, так вот, как говаривал батюшка Александр Василич: тяжело в ученье, а зато в бою любой соколик молодец и всех одолел.

Майор замолчал, хитренько прищурился, взял свой стакан, сделал добрый глоток и с шумом вдохнул в себя воздух. Юра машинально придвинул майору тарелку с порезанным лимоном.

— И-эх, хорошо, — майор мотнул головой. — Чтоб нам всем тут утопнуть!

Речь Бублика произвела на Юру впечатление. Он молча переваривал полученную информацию, а майор меж тем продолжил.

— Соколики мои своё дело добре знают, но тут господин товарищ генерал надо бы диспозицию изобразить. Ежели я правильно понЯл, в энтом сосуде разврата не факт, что требуемое нам преступное лицо укрывается.

Юра взял с тарелки дольку лимона, отправил её в рот, молча пожевал и медленно кивнул, соглашаясь со словами майора:

— Не факт.

— И стало быть, — продолжил майор. — Действовать нам с соколиками надо решительно, но осторожно, не производя лишнего шуму и пыли. Я так розумею, взять надо мне взвод лейтенанта Кандыбалова, ой дюже добре хлопчик, и накроем мы энто аморальное гнездо со всем ихним порочным и преступным элементом. Думается мне, вот такую стратегию, господин товарищ генерал, будем мы сейчас с соколиками изображать.

Пухлые ручки майора замелькали перед Юриным носом — с помощью подручных средств майор Бублик живо изобразил на столе стратегию. Недоеденные кусочки лимона превратились в четыре лифта, а лимонные семечки или взвод лейтенанта Кандыбалова рассыпались в причудливом узоре вокруг стакана, на дне которого всё ещё плескался коньяк, и который, по всей видимости, призван был олицетворять собой «аморальное гнездо». Юра с некоторым восхищением следил за тем, как соколики окружают «предположительное место дислокации противника», берут его в кольцо и…

— … и вот тут-то мы его, господин товарищ генерал, и прихлопнем как муху банкой. И ударим в фанфары…

— Э нет, — Юра прищурился и погрозил пальцем. — В фанфары не надо. В фанфары это лишнее. Потому как, — он понизил голос и подозрительно огляделся.

Бублик тоже огляделся.

— Потому как это секретная операция. О ней никто не должен знать. Понял?

— Так точно, понял, господин товарищ генерал, — прошептал майор. — Операция секретная. Под кодовым названием «Содом и Гоморра».

— Почему Содом и Гоморра? — удивился Юра.

— Чтоб враги не догадались, господин товарищ генерал!

— Точно! — Юра Рябинин довольно откинулся на спинку кресла. Расслабился и даже прикрыл глаза. Всё складывалось, как нельзя лучше. — В общем так, — Юра поглядел на майора. — Действуй согласно утверждённому плану. Окружай и разоружай.

Он засмеялся, довольный внезапно образовавшимся каламбуром.

— Иди, майор. И это ещё, — Юра остановил Бублика. — Скажи там в приёмной, чтобы ко мне никого не пускали. Мне тут… поработать ещё надо над кое чем. Ещё над одной секретной операцией.

— Слушаюсь, господин товарищ генерал! — майор козырнул и скрылся за дверями. А Юра, довольный собой и своей сообразительностью (всё-таки лихо он привлёк к этому делу Бублика), поудобней устроился в кресле, намереваясь до обеда вздремнуть.

***

— Чтоб нам всем тут утопнуть, — пробормотал себе под нос Бублик. Вся деланная придурковатость с него спала, словно её и не было, и на круглом лице чётко проступила озабоченность. Он ещё раз вполголоса пожелал всем утопнуть и огляделся. В генеральской приёмной никого, кроме дежурного, не было. Место, где обычно сидел Селятин, адъютант Рябинина, тоже пустовало.

Майор подошёл к дежурному, молоденькому парнишке, и тихонько поинтересовался:

— Селятин был тут?

— Никак нет, товарищ майор. Не было его.

— Ну и отлично. Меньше знает, крепче спит, — майор, сдвинув фуражку на затылок, задумчиво почесал себе лоб. — Ты вот что, Алёша, — обратился он к дежурному. — Господин генерал наш, судя по всему, накушался с утра уже изрядно, велел никого не пускать к нему. Так ты и не пускай. И Селятину скажи. А сам поглядывай. Как Юрий Алексеевич проснётся и если куда лыжи навострит, то сразу свяжись с Мишей, который на КПП-391Ю.

— С Михал Василичем?

— С ним. И за Селятиным приглядывай, по мере возможности. Понял?

— Так точно, товарищ майор. Есть приглядывать, — мальчишка козырнул и тут же, сбившись с устава, прошептал. — А вы, Алексей Петрович, сейчас к полковнику, да? Значит, начнётся скоро?

— Подслушивал? — покачал головой Бублик. Мальчишка смущённо потупился. — Подслушивать, Алёша, нехорошо.

— Да не подслушивал я. Вы громко разговаривали. Так вы скажите, начнётся да? Контрпереворот, он же начнётся? А как же я? Вы обещали, Алексей Петрович, что и меня возьмёте.

Лицо дежурного покраснело и стало по-детски несчастным.

— У тебя, Алёша, ответственное задание. Следить за генералом. Ты, можно сказать, в авангарде стоишь. А повоевать… — майор по-отчески потрепал мальчишку по плечу. — Успеешь ещё, Алёша, навоюешься. Какие твои годы…

*************************************

навигация по главам

Башня. Новый Ковчег-1

Башня. Новый Ковчег-2

Башня. Новый Ковчег-3

Башня. Новый Ковчег-4

Башня. Новый Ковчег-5

Оставить комментарий

Популярные посты:

domitianus

Как выбрать сухой корм для котят

colonelcassad

Предложение Вэнса

dymontiger

Гисборн — один из самых опасных аэропортов в мире

katia_lexx

Магия цвета

kiowa_mike

Что-то разглядывает котёнок от bob_ishikon

wildcompany

Лето на даче....

matsam

Утреннее

nefer

Когда-то здесь был завод "Рассвет", а теперь деловой квартал и лофт-апартаменты

id77

Великий Станислав Ежи Лец

• Ранее
• Архив