АРГАЛ

Перебравшись в Москву, Док сделался ярым монголофобом. Удивила меня подобная метаморфоза, ибо, выросший в пестроте тбилисских общин, почтенный Арчил Шалвович есть абсолютно толерантный субъект.
По прибытии в Златоглавую, помотавшись по временным пристанищам, Док осел в Каменной Слободе. Окна его кельи выходили аккурат на фасад монгольского представительства, которое из-за круглосуточной суеты обитателей больше смахивало на ярмарочную ночлежку. Вот через месяц-другой после водворения в районе арбатских подв,ротен, Док и стал, используя ненормативную лексику, очень грубо отзываться о соседях, презрительно обзывая последних «монгольцами».
Поначалу я решил, что сработала генетическая память: семь столетий тому гвардейцы Чингисхана под началом Джебы и Субудая много мерзостей натворили на многострадальной грузинской земле. Как-то, выпивая с Доком, я затронул тему. Академически образованный Арчил затеял обстоятельную лекцию, начав с истории зарождения улуса, помянул добрым словом Есугей-багатура*, подробно живописал преодолённые юным Темуджином* на пути к Великой Ясе препятствия и в заключение озадачил меня, заявив, что вливание степной крови положительно сказалось на этногенезе иберийских народов.
Ни черта не поняв, я напрямую поинтересовался причиной нынешней неприязни к потомкам славного Борте-Чино*.
— Суки они, — ответил Док. — Верди не любят!
Всё встало на свои места. Страдающий острой формой меломании Док истово почитает итальянскую оперу. Особенно Верди. В частности « Риголетто».
На первые московские гонорары Шалвович приобрёл серьёзную стереосистему и, облазав Горбушку, обзавёлся семью интерпретациями истории трудных взаимоотношений герцога Мантуанского со своим шутом.
Удалённый от семьи Док регулярно впадал в смутное состояние и, как уважающий себя интеллигент, для снятия душевного напряжения применял продукцию популярной фирмы «Кристалл».
После третьей Док включал любимую версию с Пласидо Доминго в заглавной роли, хотя, по его мнению, с партией Джильды Илеана Котрубас справлялась не очень. Приняв на грудь половину литровой ёмкости, Док начинал испытывать нестерпимое желание поделиться своей радостью с окружающим миром (западло слушать Верди в одиночку). Динамики выставлялись на подоконники, регулятор громкости выворачивался до упора и Док включал старый, но очень пронзительный вариант с Тито Гоби и Марией Каллас. За ночь Шалвович осиливал до пяти версий.
Мне не приходилось общаться с монголами. Никогда. Так сложилось. Поэтому я не имею представления — любят ли они бельканто? Скорее нет. Интуиция мне подсказывает. Хотя, может я и не прав. Но, даже не принимая во внимание этническую принадлежность субъекта, принудительное прослушивание вокализов герцога в шестом часу утра может довести до озверения кого угодно. Обитатели общаги изучили творение великого миланца до малейшего нюанса. И, что естественно, затеялась конфронтация: куча монгольцев - против одинокого, но стойкого, несокрушимого гурийца.
Я присоединился к действу в самом разгаре пока ещё идеологической войны. После двухнедельного вояжа по костромским болотам, прибыв субботним вечером на Ярославский и выбравшись из пьяного вагона уткнулся в прицепленную к стоявшему на противоположной стороне платформы составу табличку - «Москва — Улан-Батор». По перрону сновали монгольцы с клетчатыми баулами. Получив ассоциативный посыл, решил проведать любимого меломана.
Прихватив на Смоленке упаковку "Хайнекена", я свернул на булыжную мостовую. Отражаясь от камня фасадов по переулку гремело: "... questa o quella, per me pari sono..."
Док пребывал в мрачном состоянии:
— Глянь на этого п*а, - подвёл он меня к окну.
Напротив, в проёме второго этажа, присутствовал узкоглазый мужчина. К стеклу монгол прижимал картонку с выведённой жирными буквами надписью: " АРГАЛ". Заметив наше появление, мужик соорудил пальцами свободной руки кукиш и выставил в нашу сторону.
— Что за поц? — поинтересовался я.
— Ихний атташе по культуре, — Док выпятил челюсть. — Третий день шиши мне кажет.
— А что есть «аргал»?
— Хрен его знает... не думаю, что приветствие. Да ну его, пусть торчит там, если не лень. Лучше давай расслабимся. У меня новая версия с Ренато Брусоном.
Качественно мы расслабились в тот вечер. К утру я добрался к себе на Бойцовую, принял ванну, подремал, ожил, но торжествующий шиш монгольского атташе не давал мне покоя. Вместо запланированного отдыха поехал я по букинистам.
На Кузнецком добыл «Орос-Монгол-Монгол-Орос-Оргин Уеийн» — здоровенный кирпич, руки оттянул. Для завершения задуманного пришлось ещё побеспокоить старую подругу с Шаболовки, с музыкального фонда. Покопавшись в раритетах, удовлетворённый двинулся домой. Отужинав, позвонил Арчилу; «...la donna e mobile...» — ревел в трубке герцог.
— Ачи, а твой сосед, который по культуре, грубиян.
— Ну?
— Какашкой он тебя обозвал...
— Вот пе**ла, это как?
— Цитирую: " Аргал — сухой верблюжий навоз" – " Большой русско-монгольский, монгольско-русский словарь", страница тридцать семь.
— Я его маму…
— Ачи, ты же интеллигентный человек. Что за обороты? Бери карандаш, записывай. Диктую: " Г 'их Дотогш Гургалдай Тэмээн". Записал?
— Ага. Переведи.
— Ну, подстрочник получается - ступай в заднепроходное отверстие верблюда.
— Класс. Сей момент изображу и вывешу, он как раз в окне стебается.
— Ачи, у меня есть ещё предложение.
— Ну?
— Совершив идеологическую атаку, пережди сутки и создай предпосылку к мирному разрешению конфликта.
— Как ты это себе представляешь?
— Вот, лежит перед мной, кассета — «Три печальных холма». Опера. Либретто Дашдоржийн Нацагдбрж. Музыка народная. Дирижёр — заслуженный деятель искусств Монголии Жагваларын Буренбех. Исполнителей перечислить? К примеру, баритон - Туревжавын Гонбат...
— Слушай меня, ложись немедленно в постель, и до моего прихода смерь температуру. Я буду через полчаса.
— Ачи, успокойся, я в норме. Как говорят, худой мир всегда лучше...
Я понимаю, в одиночку опус Нацагдбржа ты не осилишь. Вывешивай сегодня ругательный плакат, а завтра я подъеду, примем по маленькой и сделаем врагу жест доброй воли.
Назавтра мы с Доком, закусывая тресковой печёнкой, слушали творение Буренбеха:
— Впечатляет, — Док разлил «Гжелку», — особенно увертюра, вроде конница в атаку идёт.
Напротив дети Алан-Гоа* помахивали в нашу сторону ладошками и делали реверансы.
В ответ мы поприветствовали их полными рюмками, хлопнули и прибавили звук...
_______________________________________________________
Есугей-Багатур – отец Чингисхана
Темуджин – имя, данное Чингисхану по рождению.
Великая Яса – принятый Чингисханом свод законов.
Борте-Чино(серый волк) – мифологический предок монголов.
Алан-Гоа(пятнистая лань) – прародительница монголов.