Апология поручика Голицына. 3
krylov — 01.06.2013Вещь как символ: советские страхи
Советский уровень развития – как и любой другой - обеспечивался тремя вещами: а) материальной базой, б) общественными институтами и в) людьми, «заточенными» под взамиодействие с таковыми.Первое - «материальная база», то есть созданная в СССР инфраструктура, жилой фонд, корпуса и содержимое заводов, корабли-самолёты, и так далее. Проще говоря, «вещи».
Прежде чем мы примемся рассуждать о вещах, напомним: материальная база потому и называется базой, что сама по себе она никакую цивилизацию не создаёт. Для этого нужны ещё два компонента – а) социальные институты и б) люди, способные с этими институтами и через них успешно взаимодействовать и организовывать свою деятельность.
Это вроде бы крайне банально, но об этом приходится всякий раз, когда нам говорят что-то вроде «от Союза нам в наследство досталась промышленность, заводы», забывая, что советская промышленность и даже отдельный завод – это именно устойчивое соединение людей, институтов и материальных объектов, и она прекратила существование ровно тогда, когда были демонтированы советские производственно-снабженческие институты. С этого момента «заводы» превратились из живого и работающего целого именно в «здания и оборудование»… То же самое касается и всех остальных объектов, созданных чьим бы то ни было иждивением. Без одушевляющих их институтов, которые, собственно, и прикрепляют людей к вещам, вещи остаются в лучшем случае «ценным ресурсом», в худшем – грудой камней и металлолома.
Сделав эту оговорку, обратимся, как сказал бы Гуссерль, к самим вещам. То есть к советскому материальному наследию – всем этим построенным в советское время заводам, электростанциям, дорогам, детским площадкам, сталинским «высоткам» и брежневским «транзисторам», ну и, в числе прочего, миллионам памятников Ленину, Мавзолею и лежащей в нём мумии, которые ведь тоже материальные объекты.
Советские патриоты регулярно обвиняют своих оппонентов в том, что эти последние в своём безумном антисоветизме мечтают взорвать Братскую ГЭС, засыпать Беломорканал, снести все детские садики, построенные при «добром Ильиче», а все статуи и бюсты «злого Ильича» сгрузить в камнедробилку и пустить на щебень улучшенной лещадности, с последующим ритуальным использованием оного щебня на строительство дороги к храму святого генерала Власова с присущим ему Бандерою. Поскольку, дескать, антисоветчиков плющит и колбасит от одного взгляда на мощь советских сооружений, колет им глаза Братская ГЭС, а от вида серпа и молота белых гадов прямо-таки корёжит, как чертей от вида креста.
Проще всего сказать, что советские патриоты безбожно врут. Никакие «антисоветчики» никогда ничего подобного не предлагали, и в этом легко убедиться, прочтя их реальные высказывания, а не фантазии советских патриотов. Даже наиболее разрушительные мечтания наиболее отмороженных антисоветчиков касаются только советской символики. Есть желающие снять кремлёвские звёзды, убрать памятники наиболее одиозным советским вождям, похоронить многострадальную мумию «злого Ильича». Кажется, самым смелым из этих мечтаний – этаким предельным посягательством - является разрушение Мавзолея. Но не припомню, чтобы кто-то посягал в своих разрушительных мечтаниях хотя бы на Дворец Съездов – хотя с чисто архитектурой точки зрения это было бы куда логичнее. И уж тем более – никто никогда не призывал «разрушать дороги и мосты, разбирать по кирпичику поликлиники» [1] и т.п.
Почему же советские патриоты так охотно и навязчиво повторяют эту чушь – «они хотят разрушить всё советское, сломать дороги и электростанции» и т.п.?
Ну, во-первых, советская (и постсоветская) пропаганда основана – к несчастью для себя – на дурно понятых заветах Геббельса. В частности, афоризм «чем чудовищнее ложь, тем быстрее в неё поверят» распространился в массах и для многих стал руководством к действию. Советские патриоты усвоили: надо демонизировать противника, причём как можно бесстыднее. «Лгите, лгите – что-нибудь да останется».
Но есть и более глубокая, даже фундаментальная причина. О ней-то и поговорим.
Для советских характерно «зеркальное мышление»: обвинение своих оппонентов в том, что делали или делают они сами. Советская идеология в значительной мере строилась на приписывании другим как раз того, что постоянно творили советские и на чём они основывали своё господство. Если советский навязчиво повторял какое-то обвинение в адрес «фашистов», «капиталистов», «реакционных элементов» и особенно в адрес досоветской России, можно было быть практически уверенным – советская власть именно это самое и творила.
Так вот, именно советская власть отличалась тем, что массово разрушала материальные объекты, в том числе чрезвычайно ценные, по идеологическим причинам. Террор против камней шёл рука об руку с террором против людей, причём характер уничтожаемых объектов не оставлял сомнений в том, почему и зачем они уничтожались. А именно – из-за их символического значения, действительно имеющего место или примысленного большевиками.
Не буду рассказывать уже навязшие в зубах истории о разрушенных церквях, о взорванном Храме Христа Спасителя и Сухаревской Башне, о планах разрушения Кремля и т.п. Возьмём для разбора какой-нибудь относительно незначительный, но характерный, эпизод, ограничиваясь если не временем, то хотя бы местом действия.
Посмотрим, например, на судьбу памятнику одному из величайших русских военачальников, народному любимцу, генералу Скобелеву – который, казалось бы, ничем особо не провинился перед мировым пролетариатом, за исключением преданности русскому народу и широкой известности. Но этого было более чем достаточно. В результате все памятники Скобелеву были снесены в 1918-1920 годах. При этом два памятника находились на территории Польши и были уничтожены поляками, что низко, но по крайней мере понятно. Однако большевики не просто поступили аналогичным образом, но и переплюнули польских русофобов. Уничтожение огромного памятника Белому Генералу в центре Москвы на Скобелевской площади напротив особняка московского генерал-губернатора [2] было произведено по личному указанию Ленина и идеологически оформлено как составная часть и апофеоз первомайских торжеств. Памятник буквально выкорчевали (силами тогдашнего «уралвагонзавода» - рабочие завода «Серп и Молот»), причём снесли не только саму фигуру, но и гранитный постамент. Удивляет отношение большевиков к камню, на котором стояла статуя: вместо ожидаемого в такой ситуации «заменить надпись и поставить что-нибудь своё» гранит взрывали, чтобы не оставить буквально ничего, ну ничего, напоминающего об истребляемом имени (причём уничтожить постамент удалось только с пятой попытки).
А, скажем, бронзовый бюст в деревне Уланово Черниговской губернии (стоявший перед солдатским инвалидным домом) был не просто снесён (или там переплавлен), а демонстративно выкинут в выгребную яму. Символическое унижение было важнее.
Но самое показательное здесь не это. В конце концов, памятник – это предельно нагруженный символизмом объект, практическая ценность которого не столь уж и велика – статую на хлеб не намажешь и учреждение в ней не посадишь. Но большевики уничтожали и куда более практически ценные материальные объекты, если только они имели хоть какое-то «символическое измерение». Так, на той же самой Скобелевской площади стоял не только памятник, но и здание Тверской полицейской части. В 1923 году оно было снесено – и это в условиях тяжелейшего жилищного кризиса, а также бурного роста советских учреждений, которым требовалась площадь. Но нет же, его снесли, оставив на некоторое время только портик с колоннами, некоторое время закрывавший строящееся здание Института Марксизма-Ленинизма. Символическая нагруженность здания оказалась важнее любых материальных удобств.
Стоит заметить, что эта постоянная война с памятниками и зданиями не прекращалась и в советское время, причём ей сопровождалось любое изменение партийной линии.
Опять же, не будем удаляться от Скобелевской площади, переименованной к тому времени в Советскую. Где на месте памятника Белому Генералу поставили (в два приёма) советский памятник – стелу, к котором потом приделали женскую фигуру, изображающую Советскую Конституцию (с лицом племянницы Станиславского). Памятник был не лишён художественных достоинств, советские им гордились. Тем не менее, памятник не вписался в извив сталинской политики: после принятия Сталинской Конституции напоминания о каких-то других советских конституциях было бы, кхм, лишним. Тут-то вдруг и открылось, что статуя изготовлена из
Я так подробно копаюсь во всех этих подробностях только затем, чтобы показать, какую страсть к уничтожению символически нагруженных объектов демонстрировали большевики и по каким ничтожным вроде бы поводам они были готовы, не останавливаясь перед расходами и материальными потерями, крушить и ломать.
Но ведь это только начало темы. Архитектурно-монументальный фронт разворачивали далеко не только в СССР (хотя здесь советские особо отличились). Но ведь советская власть вообще постоянно ВОЕВАЛА С ВЕЩАМИ, в которых по каким-то своим причинам усматривала те или иные символы и значения. Это она делала на протяжении всей своей истории – всё время что-нибудь запрещала или отнимала у людей, находя в тех или иных вещах «символы» и «влияния». Вспомним хотя бы эпическую борьбу советских властей с джинсами – невинными, в общем-то, штанами синего цвета, простроченными оранжевыми нитками, сугубо пролетарские по происхождению. Эти-то штанишки стали «символом буржуазного разложения, вокруг джинсов и их ношения возник настоящий психоз и культ, о котором сейчас и вспоминать-то стыдно. Или, скажем, «жувачка» - это тоже был символ и эмблемат первого уровня. Советская власть также боролась с неправильными причёсками, музыкой, и чёрт знает чем ещё. И всегда с одной и той же темой – - а именно, подозревая у тех или иных вещей "символическое измерение".
Стоит отметить, что многие советские патриоты до сих пор уверены, что великий Советский Союз был разрушен «джинсами и жувачкой». Которые оказали волшебное разрушающее воздействие, распространяя вокруг себя буржуазно-растлевающую радиацию.
Прежде чем мы расстанемся с этой темой, стоит также упомянуть ещё и такую особенность советской власти, как её готовность легко расставаться даже с очень ценными вещами, которые ощущались ею как «чуждые», «не свои». Как меняли бесценного Тициана или Ван Эйка из коллекций Эрмитажа и Русского музея на валюту, которую советская элита частично проела, частично же пустила на американские трактора, знают, наверное, все. Но, например, про «апельсиновую сделку» 1964 года, когда советская власть отказалась от всех прав на несколько тысяч квадратных километров Святой земли (некогда принадлежавшей Русскому Палестинскому Обществу, куда входили абсолютно бесценные историко-культурные и религиозные объекты, чья реальная стоимость вообще не поддаётся оценке) в обмен на пригоршню долларов и тонну, что-ли, апельсинов – вспоминают почему-то реже. Хотя безумие этой «сделки» с любой точки зрения, начиная с религиозной и кончая с чисто экономической, очевидно. Однако в символическом плане обладание (или хотя бы претензия, потенциальное право на обладание) этими святынями для советских было, видимо, неприемлемо, и от них при первой же возможности поспешили избавиться.
К чему я веду. Советских отличает крайняя подозрительность в отношении материальных объектов. Они видят в них не только и не столько вещи, сколько «символы», указывающие на какие-то «смыслы». Они видят эти «смыслы» даже там, где их заведомо нет, а уж если они где-то и впрямь присутствуют – советские просто не могут этого терпеть, их трясёт от вида «чужеродной вещи», и они стремятся её или уничтожить, или хотя бы как-нибудь принизить, лишить враждебной силы, истолковать в нужном для себя духе – вырвать, так сказать, ядовитое жало.
Тут дело доходило до смешного. Например, публикация развлекательных романов западных авторов (хотя бы детективов) всегда сопровождалось предисловием, в котором объяснялось, что в романе «обличаются язвы буржуазного общества». Как правило, эти предисловия содержали спойлеры, и поэтому опытные читатели старались в них даже не заглядывать… Или, скажем, отношение к западной моде: страшные тайны рукавчиков, выточек и т.п. скрывали от советских женщин так долго, как могли. Поэтому с точки зрения советских женщин «перемены» началась ни с «гласности», а с появления «бурды», то есть «Burda Moden» - немецкого журнала для малообеспеченных домохозяек, желающих шить себе нестрашную на вид одежду… И т.п. – все, кто жил в СССР, могут сами вспомнить, как оно было.
Это особое отношение к вещам, которые для советских всегда больше, чем вещи, объясняет и странные обвинения в адрес "антисоветчиков". советские патриоты, думающие о том, что «антисоветчики» начную ломать статуи Ленина, а кончат Днепрогэсом, просто-напросто судят по себе. Они сами и их идейные предшественники считают нормальным уничтожение материальных ценностей во имя борьбы с "враждебной идеологией", ради символического эффекта и т.п. Разумеется, они ожидают от своих противников ровно такого же отношения к тем материальным ценностям, которые они считают "своими". То есть они ведут себя как дикарь, убивающий белого врача, пытавшегося взять у него кровь на анализ: дикарь уверен, что его кровь будет использована для наложения порчи, «потому что зачем же ещё ему моя кровь».
Но, возразят мне, разве уничтожение символически значимых объектов не практиковалось везде и всегда? Разве это не самое обычное дело – сносить памятники неприятным людям, ломать здания, где происходили скверные события, и т.п.? В конце концов, те же поляки тоже уничтожили памятники Скобелеву, хотя в большевизме их заподозрить вроде бы затруднительно? Почему же «белая антисоветская власть», буде она установится в России, должна вести себя иначе?
Тут намечается разлом мировоззрений гораздо более глубокий. Потому что у «советчиков» и «антисоветчиков» сильно разнятся взгляды на символическую нагруженность тех или иных объектов. Грубо говоря, советские видят символы (свои, разумеется) там, где «антисоветчики» не видят ничего – или видят совсем другие символы.
[1] Замечу: это не моё вздорное и предвзятое изложение претензий советских патриотов, а буквальная цитата.
[2] В 1912 году Тверская площадь была переименована в Скобелевскую. Интересно отметить, что при «обратном переименовании» об этом как бы забыли – что весьма характерно.
[3] Впрочем, это был мелкий эпизод по сравнению с массовым демонтажом и уничтожением памятников самому Сталину, централизованно проведённом в 1956 году. Их и взрывали (как памятник в начале Волго-Донского канала), и выкорчёвывали, и просто демонтировали. Разумеется, советских людей это нисколько не смущало: все привыкли.
) продолжу чуть позже (
|
</> |