Антисемитско-русофобский сон…


Преодолев полосу препятствий и испытав ряд драматических перипетий от успеха к провалу, я вижу деревенский дом. В доме никого нет, и я решаю там спрятаться. На столе, в лучших традициях народных сказок, накрыта скатерть-самобранка и различные яства заморские. Я отламываю кусок белого хлеба и окунаю его в плошку с зелеными оливками, ибо ничего вкуснее на свете нет.
В этот момент мне в затылок упирается дробовик, и я слышу:
-Ты почто шабатние халы тыришь, крыса?
Медленно поворачиваюсь. Передо мной – хозяева дома, суровые крестьяне, отец и сын. Вид у них донельзя нордический, едва ли не скандинавский: белокурые волосы, курносые носы и пресно-водяные глаза.
Мне приходится употребить все свое красноречие, чтобы расположить хозяев дома к себе. Саспенс нарастает с каждой секундой, потому что мои преследователи все ближе. Я читаю прочувственную речь про то, что русские люди своих ментам не выдают, и в конце концов так убеждаюсь в собственном пафосе, что едва ли не рыдаю на плече у этого парня. Наконец, суровое нордическое сердце уступает моему красноречию, и крестьянин опускает дробовик. Только что он хотел меня застрелить, а вот уже улыбается! В припадке народного единения я говорю ему:
- Спасибо, Ваня!
Улыбка исчезает, и дробовик снова приподнимается:
- Я не Ваня.
???. Приходится опрокидывать стол и прыгать в окно. Пробираясь через огороды, я думаю, что надо уволить директора по кастингу, потому что только клинический русофоб мог утвердить таких уродов на роль Простых Русских Людейтм.

Захожу в гостиную и вижу, что они меня в самом деле заждались: в сборе вся мишпуха и наряд милиции. Я был так близок к успеху, но низкое предательство перечеркнуло все мои надежды.
Пока менты обыскивают меня, мои Еврейские Родственникитм, похожие на персонажей известной картины Босха, заходятся в благородном буржуазном возмущении: «вот, мол, не учатся, не работают, а только в Москву рвутся». Глядя на их физиогномические характеристики, я думаю, что директор по кастингу еще и антисемит.
Опер надевает на меня наручники и говорит:
- Долго мы за тобой гонялись. Теперь впаяем тебе по полной.
Менты выводят меня в коридор, и я понимаю, что это мой последний шанс. В тюрьму я точно не пойду, а это кино меня уже утомило. Толкаю ногой дверь и вламываюсь в спальню, чем немало удивляю какого-то моего абстрактного кузена, который трахает какую-то мою абстрактную кузину. Протаптываю ногами по постели и с разбегу вышибаю оконное стекло головой.
Осколки стекла путаются со снежинками на фоне темно-синего ночного московского неба. Движение замедленно, кадр по-хорошему попсовый, очень бекмамбетовский.
Падаю с тринадцатого этажа и понимаю, почему назвал того альбиноса с дробовиком Ваней. Был у меня знакомый – точно такой нордический типаж. И звали его Ванечка Либерман.