Анна Маркина: "Мечтаю написать книгу, которая согрела бы миллионы людей в дни

Лауреат премии "Лицей" и ещё четырёх премий в 2024 году, автор нескольких книг прозы и поэзии, редактор и дизайнер сетевого журнала и издательства "Формаслов" сегодня у нас в гостях.
Анна расскажет о том, как стать "литературным работником" и можно ли прожить писательским трудом, кем она хотела стать в детстве (ни за что не догадаетесь!) и сколько лет писала свой первый роман. О программировании и веб-дизайне. О поэзии и прозе. О том, чему учат в ЛитИнституте. А ещё мы обсудим скандал с Иличевским и узнаем, как Анна поступала с документами, которые она использовала в романе.

Расскажи, пожалуйста, немного о себе.
По образованию я «литературный работник» (именно такой диплом выдают в Литературном институте им. Горького). Поступала я в Лит с тетрадкой стихов и повестью для детей. Юность провела в поэтической среде, и именно там формировались мои эстетические взгляды. У меня вышло несколько книг стихов (последняя «Осветление») — на ней стихи для меня закончились, но я надеюсь к ним когда-то вернуться. Также я написала две детских повести («Пескарику — с любовью из Тьмы Тараканьей» выйдет в этом году в издательстве «Детская литература», а первая моя книга «Сиррекот, или Зефировая Гора» зависла на этапе переиздания в связи с кризисом «Лабиринта»). Свой первый роман («Кукольня») я начала писать более 7 лет назад, он вышел в прошлом году. И еще я работаю над сборником рассказов («Рыба моя рыба»), но он пока что не окончен.
Если говорить про жизнь в целом, то вместе с поэтом Евгенией Барановой мы создали и ведем проект «Формаслов» (это электронный журнал про современную литературу и небольшое издательство при журнале). В последние годы я занимаюсь книжным дизайном, особенно меня интересует совмещение традиционных подходов в иллюстрировании с нейросетевыми. Еще я веду блог в ТГ, приходите («Маркина: чего хорошего» – ссылка в закреплённом комментарии под статьёй)

Кем хотела стать?
Когда была маленькой, я мечтала стать жокеем)) С детства люблю лошадей и ездить верхом, раньше периодически ходила в конные походы. Но в средних классах я уже думала о ЛитИнституте, правда, вместо него без особого желания поступила на более применимый к жизни факультет программирования. В итоге стремление писать перевесило, и спустя три года я первое образование бросила — ни разу не пожалела. Но базовое техническое образование мне пригождается всю жизнь: журнальный портал «Формаслова» мы сделали самостоятельно — Женя отвечает за техническую часть, а я за web-дизайн.

Ты много читала в детстве? Твоя любимая книга?
Я читала много и все без разбору. Но всегда особенно любила стихи. В детстве могла огромными кусками цитировать наизусть «Руслана и Людмилу». А еще по сто раз пересматривала экранизации Лопе де Веги и Тирсо де Молины и потом выдавала к месту и не к месту монологи Теодоро, Дианы и Благочестивой Марты.
А сейчас что читаешь? Больше наших или зарубежных писателей? И кто любимый из них? Может, кого-то считаешь своим учителем?
Я только что дочитала «Корпорацию не нагнешь» Юлии Зайцевой — это эмоциональный нонфик о том, как писатель Алексей Иванов с его продюсером зарабатывают десятки миллионов — с подробно пересказанными гонорарами, обидами на других литераторов и примером того, как всегда сохранять жажду денег и силу духа.
Вообще сознательно читаю разное — от жанровой романтики до подростковых фэнтези-циклов — мне интересно, как работает беллетристика, но в большей степени слежу за современной русскоязычной литературой.
Хотя лучшая книга последних лет для меня переводная, «Завет воды» Вергезе — выбор неоригинальный, так как эту книгу хвалят все, но она стоит того — она объемна во всех смыслах, человечна, колоритна и полна внимания к людям и сострадания. Мне ужасно не хватает всего этого в современной русскоязычной прозе и в нашем времени.
Тем, кого интересует хорошая жанровая литература с выраженной романтической линией очень советую Яну Летт с «Препараторами», которую ты уже рекомендовала, и Ребекку Росс с «Божественными соперниками».
В детской литературе я многое унаследовала от Юрия Коваля (люблю его рассказы (в том числе из «Чистого Дора»), «Суер-Выер» и «Самую легкую лодку в мире») и Экзюпери. Повлияла на меня лиричная проза Бориса Пастернака и Саши Соколова. К любимым поэтам я отношу опять-таки Пастернака и Георгия Иванова.

Как тебе пришла идея романа? Почему именно эта история заинтересовала?
Я хотела написать постмодернистский роман со стилистическими изысками, но без переутяжеления, как у Джойса в «Улиссе» или у Саши Соколова в «Между собакой и волком». Мне хотелось сложноустроенную прозу, в которой бы читатель не терялся по дороге. И было интересно показать распад психики через распад языка. А напоминания об уголовном деле, легшем в основу книги, буквально преследовали меня — я натыкалась на них то там, то здесь, и в конце концов история приросла ко мне без моего разрешения. Хотя решилась на роман я далеко не сразу. Сложно было представить, как я с единственным опытом детской повести про сиреневого кота-аллигатора подступлюсь к реальной мрачной истории.
Насколько сильно, как считаешь, нужно изменять историю (или героя), если пишешь художественное произведение, основанное на реальных событиях?
Все зависит от задач автора. При желании можно и нонфикшн написать, ничего не меняя. Просто я сама в книгах люблю сюжетное развитие, талантливо воплощенную сценарную теорию с арками персонажей, развитием героев, движением и препятствиями… В новостях я почерпнула начало истории — странное преступление и странный герой (у меня он получил имя «Зелёнкин»), который поверил, что может воскрешать мертвых, и, по сути, конец истории — раскрытие преступления. А середины не было. Я добавила вымышленную линию с молодым оперативником, который расследует дело, и девушку-студентку Юлю, которая становится вершиной своеобразного треугольника отношений этих троих — так появлялась эмоциональная динамика. И дальше сами вымышленные герои потащили за собой вымышленные судьбы, повороты и детали.
Сейчас в ФБ все обсуждают случай плагиата в новом романе Иличевского. А на твой взгляд, можно ли заимствовать у журналистов или других писателей, и если да, то почему и как?
Дискуссия привлекла внимание к вопросу: где лежит граница между обращением к источнику и покражей текста. Один мой знакомый писатель, например, признался в фб, что взял инструкцию по восстановлению пленки для фотоаппарата с иноязычного сайта, перевел ее и вставил в свой роман. И такого рода заимствования, по моему представлению, распространены и никаких норм не нарушают.
Прозаик вообще вынужден обращаться к чужому опыту, разным статьям и исследованиям, чтобы набрать фактуру: это нормально — ориентироваться на факты и чужой опыт и передавать их, переосмысляя или (хотя бы) своими словами. Но у Иличевского другое: он скопировал большой чужой репортаж и почти дословно вложил его в свой текст, приписав к своему герою (это не говоря уже про копирование целых чужих художественных кусков). Мне кажется очевидным, что это нарушение закона. И ответственность за такие нарушения несет исключительно автор, который по любому типовому договору с издательством обязуется предоставить оригинальный текст.
У тебя в романе тоже есть фрагменты газетной статьи и протоколы —они взяты без изменений или ты их как-то преобразовывала для своей книги?
Для меня важно было создать дистанцию между действующими в романе лицами и реальными людьми, поэтому у меня как минимум изменены все имена, названия и места действия. Большая часть набранного материала и заметных деталей рассыпана по книге и замешана с вымыслом так, что вы, скорее всего, не поймете, где документальное, а где придуманное. Но есть и несколько частей, очень близких к оригиналу: в протоколе, медицинском заключении или юридических документах есть риск отойти от правды, если начать что-либо выдумывать, поэтому все подобные элементы приближены к источникам.

Ты любишь героев своих книг? Есть ли среди них те, которые тебе неприятны?
Да, я люблю всех своих героев. Даже Зелёнкина, который показан, скорее, несчастным юродивым в тисках душевной болезни. Это не значит, что я его оправдываю или тем более им любуюсь. Я ему сопереживаю. Сопереживание — это важное качество для писателя. Оно позволяет видеть характеры в объеме, а не в черно-белом цвете.
Что тебе легче (или интереснее) писать — рассказы или роман? И в чём разница, если она есть.
«Кукольня» — это пока главная моя и самая сложная работа. Это семь лет жизни рядом со сложной и темной историей. Нужна эмоциональная стойкость, чтобы из месяца в месяц погружаться в такой материал, пропускать его через себя. Одно только изучение тем вроде психических отклонений, скорости разложения тел в разных почвах, истории мумификации и т.д… опустошало. А сам текст ввиду его насыщенности мог не двигаться месяцами. За несколько месяцев я иногда писала всего пару страниц, и потом никак не получалось вернуться к работе. Но интерес никогда не отпускал меня, даже когда я не могла продвинуться дальше.
Честно говоря, я ожидала, что премиально оценен будет именно роман. А в итоге и «Лицей», и премия Катаева приплыли ко мне вместе с рассказами. Рассказ не требует таких временных вложений, как роман: несколько дней — и готово, если идея уже созрела. Но само внутреннее вызревании рассказа требует времени. И написать выдающийся рассказ иногда сложнее, чем роман. Уже три года прошло с первых сюжетов из сборника «Рыба моя рыба», а рукопись я все никак не могу закончить.

Ты считаешь себя поэтом или прозаиком? Что для тебя поэзия? Что делаешь, когда стихи не пишутся?
Хорошо, что здесь не надо выбирать и можно быть и тем, и другим. В последние годы мне интереснее в прозе. Но поэзия — это мое мироощущение, мой фундамент. Когда я писала только стихи, мне было плохо в месяцы творческого ступора. Теперь же я просто пишу прозу, а стихи жду в гости, как доброго приятеля, который на четыре года уехал в другую страну. Вернется — отлично, не вернется — наверняка у него там с кем-то завязались более плодотворные отношения.
Вообще, как ты пишешь —это работа, навык или вдохновение?
Все вместе. Хотя поэзия, на мой взгляд, — это чистое вдохновение. Стихи написанные и стихи «записанные» никогда не перепутаешь. Проза тоже бывает вдохновенной, но вдохновение работает в основном на коротких дистанциях. Удерживать его на большом объеме мало у кого получается. Поэтому проза — это больше работа и навык, а вдохновение что-то вроде допинга — с ним можно достичь результатов за пределами стандартных своих возможностей.
Ты училась в Литинституте. Как думаешь, писателя можно выучить или всё же главное —талант? Из твоего выпуска все стали писателями?
Я считаю, что научиться можно всему: прилично бегать, прилично рисовать, прилично петь и прилично писать. Если обучаемый не совсем бездарен, конечно. Бесконечная радость в том, что человек может быть абсолютно беспомощен в одной области и гениален в другой. Главное — не бояться открывать себя. Чем выше способности, тем проще и быстрее идет любое обучение. Но на обучении можно доехать до среднего стандарта. Иногда и этого достаточно для написания книг в рынок. Но произведения искусства получаются у тех, у кого, помимо знаний, есть еще и талант, опыт, энергия личности, именно они позволяют делать что-то значимое.
Что касается ЛитИнститута, то против него много предубеждения, потому что люди в основном не знают, как построена программа обучения. Вообще-то у студентов Лита четыре дня в неделю идут обычные филологические занятия, но один учебный день (вторник) выделен под творческие семинары — там ребята встречаются и обсуждают вместе с мастером свои тексты. У каждого семинара свой формат.
У нас на первом курсе было больше ста человек, и, конечно, большинство теперь работает в смежных профессиях, там и преподаватели, и редакторы, и культурные журналисты. Но со мной на курсе учились, например, Саша Шалашова и Таня Климова — обе сейчас публикуются в «Альпине».



Всем всегда интересно знать, можно ли прожить писательским трудом. И если нет, то что ты, например, делаешь, кроме того, что пишешь книги?
Чтобы зарабатывать писательским трудом надо сегодня быть нерядовым писателем. Это сложно.
Чтобы выиграть крупную премию, надо победить в конкурентной борьбе с тысячами или сотнями других претендентов, многие из которых яркие, талантливые и профессиональные. Желательно еще обладать высокими коммуникативными навыками, чтобы тебя на эти премии вообще кто-то номинировал (не везде есть самовыдвижение). И что в итоге — выигрываешь эту гонку, а тебя еще и закидывают тапками, потому что результатами премий вечно все недовольны. В то время как средний программист, который конкурирует всего лишь с десятками кандидатов в гораздо более мирных условиях, спокойно заработает ту же сумму за несколько месяцев.
Средний аванс за первоначальный тираж романа, над которым писатель работает от года до бесконечности, часто равен одной небольшой московской месячной зарплате. Фикс за детскую книгу в хорошем издательстве вообще может быть 15-50 тысяч рублей (то есть ты получаешь одну выплату, отдаешь права на 5 лет и всё).
Но если у вас крупные тиражи и, следовательно, крупные роялти, премии, переводы, тем более — театральные постановки и экранизации, то можно жить хорошо. В ином случае придется как-то дополнительно зарабатывать.
Я много лет вела частные уроки по русскому и литературе (но сейчас постепенно от этого ухожу, не успеваю), мастер-классы молодых писателей (например, в знаменитых Липках, на Форуме молодых писателей я проработала около пяти лет), также я делаю книжные обложки и иллюстрации. Ну и я гендиректор издательства «Формаслов».
Но учитывая, что за этот год я выиграла пять премий, я теоретически теперь могу несколько лет просто лежать и глядеть в потолок.

Когда ты почувствовала, что вот всё, ты настоящий писатель?
В сегодняшнем времени сложно почувствовать себя «настоящим писателем». Сколько бы книг ни вышло и сколько бы побед на этом пути ни было. Ты даже не представляешь, сколько раз грузчики, которые забирали тираж с новыми книгами нашего издательства недоуменно вскидывали бровь и спрашивали: «А что, книги еще кому-то нужны?» А дружелюбный сосед как-то увидел, как я затаскиваю в лифт несколько стопок авторских экземпляров и вместо того, чтобы помочь, весело спросил: «Что это у вас за макулатура?») Это, знаешь ли, приземляет с небес на землю.
Как ты относишься к самиздату? Некоторые считают, что за ним будущее (но всё равно все рвутся напечатать книгу в «настоящем» издательстве).
Зависит от того, что вы пишете. Если у вас «интеллектуальная» проза или нонфикшн и нет громкого имени, то лучше пытаться попасть в издательство – благодаря аудитории его соцсетей, системе дистрибуции, налаженной pr-работе и системе взаимодействия с фестивалями и платформами у книги будет больше шансов попасть в зону внимания. Но успех не гарантирован. Издательства в целом сейчас берут немало новых авторов в работу, и ваш многолетний труд запросто может стать рядовой книгой, которая не выстрелила сама по себе, а вкладываться в нее никто не спешил.
У жанровых авторов больше возможностей раскрутиться в сети самостоятельно, но деятельность по продвижению отнимает много сил и времени, и надо сразу понимать, готовы ли вы ее тянуть. Если у вас будут хорошие продажи, подписчики или просмотры в сети, издательства сами придут к вам, скорее, рано, чем поздно. Иногда жанровые авторы зарабатывают в самиздате гораздо больше, чем нетоповые писатели в больших издательствах, но при этом первым приходится выдавать огромные объемы текста, постоянные новинки, а жизнь в вечном марафоне подтачивает радость от творчества. Хотя и издательство может вписать автора в бесконечную штамповку одинаковых книг, лишь бы продавалось...
Тебе изнутри видно, к чему движется русская литература или это можно разглядеть только снаружи и на расстоянии? Например, что победит у читателя: жанровая или т.н. большая литература?
Я бы сказала, что сейчас прощупываются формы синтеза жанровой и серьезной литературы. В финале «Большой книги», например, в этом году были «Тоннель» Яны Вагнер и «Магазин работает до темноты» Дарьи Бобылевой — это жанровые книги, но хорошо написанные. А в «Одсуне», который собрал все премии, какие можно, в этом сезоне — и «Большую книгу», и «Московскую Арт-премию», и «Гипертекст» — глобальные размышления о судьбах народов соседствуют со сценами из боевика, вроде побега от спецслужб, драк с ножевым ранением, подпольной перевозкой детей-беженцев и т.д.

Что ты сейчас пишешь?
Уже полгода ничего не пишу. Меня измотал этот год и огромное количество работы, так что я взяла заслуженную передышку. Но когда наберусь сил, буду доделывать сборник рассказов. Также у меня уже давно в работе фантастическая янг-эдалт антиутопия «Трудное новое время». И уже придумана новая детская повесть, осталось только записать.
Какую книгу ты мечтаешь написать?
Такую, которая бы позволила миллионам людей в дни одиночества чувствовать себя согретыми.
Каким ты видишь своего читателя?
Мне сложно определить аудиторию, так как она разная для детлита, стихов и взрослой прозы. Я общалась как с маленькими детьми, которые радостно рисовали сиреневых котиков, так и с ершистыми седыми критиками, которые рассуждали про «языковую суггестию романа».
Что пожелаешь читателям в эти январские праздничные дни?
Желаю сил, чтобы пройти через это трудное время, не выгореть и еще сил для сочувствия людям и созидательного соучастия в жизни вокруг. И, конечно, классных новых книг и фильмов!

Спасибо Анне за интервью – такое честное и душевное! Когда она говорила о поэзии, любимой с детства, я прямо себя увидела, а Коваль и Саша Соколов окончательно убедили меня в родстве душ. Но самое трогательное – это слова о мечте Анны! Да, я тоже хотела бы и прочитать, и написать такую книгу! Нам всем очень не хватает сейчас тепла, любви и света.
Спасибо и вам, друзья, что читаете!
|
</> |