Андрей Колесников. Революция ожиданий.

irin_v — 20.02.2021 Чего не мог предсказать генсек?

Перестройка была революцией ожиданий. Ждали перемен после двадцати лет, в которые уместились брежневский застой и «гонка на ла­фетах» (за два с половиной года умерли три генеральных секретаря-ге­ронтократа). Ждали смены лидера. И появление М. Горбачева, о чем сегодня уже все забыли, было воспринято страной с облегчением.

Перестройка, а затем реформы 1992 г. – это была революция политическая, социальная, ментальная, поведенческая, психологическая, экономическая. Но степень ее управляемости явно переоценивалась властями. Как говорил потом Е. Гайдар: «Бессмысленно кричать тол­пе, бегущей штурмовать Бастилию: «Постойте! А вы уверены, что Франция имеет все институты для эффективной демократии? Давай­те остановимся и проанализируем, какие есть для этого предпосыл­ки». У революций своя логика и свои движущие силы».


М. Горбачев, если чего и хотел, так это сохранения социализма и Советского Союза – за счет перемен и возвращения к «ленинско­му курсу». Он, вообще-то, был президентом именно СССР и хотел им оставаться. Сопротивлялся республиканскому сепаратизму. Вел войну с Б. Ельциным, чей интерес был в суверенизации России. Запустил новоогаревский процесс, пытаясь спасти Союз хотя бы без уходивших прибалтийский стран и Украины: с апреля 1991 г. Горби делал попытки договориться с главами республик о новом Союзном договоре, фактически о конфедерации – лишь бы спасти империю. В него были вовлечены главы девяти республик; Б. Ельцин как лидер России постоянно маневрировал, то соглашаясь подписать договор, то выставляя новые условия. Тем не менее на 20 августа 1991 г. было намечено подписание нового Союзного договора. Но 19 августа случился государственный переворот. Путч августа 1991 г. констатиро­вал смерть СССР за несколько месяцев до Беловежских соглашений и 25 декабря 1991 г., когда флаг Советского Союза был спущен.

М. Горбачев не мог думать, что демократизация, которую он начал, закончится развалом Союза. Но все империи распадаются – от Османской до Британской. СССР был обречен еще и потому, что демо­кратизация разбудила национальные движения в республиках. Оста­новить процесс распада было невозможно. Это – логика истории.

Горбимания

В начале была «горбимания» – невероятная популярность М. Горбачева на «старом» Западе и в Восточной Европе: он дал свободу Восточному блоку, сорвал «железный занавес» и избавил мир от страха ядерной войны.

Еще раньше был этап феерической популярности внутри страны. С народом у М. Горбачева получилась любовная химия, но именно поэтому от него ждали белой магии: чтобы все было по-прежнему, чтобы можно было гонять целыми днями чаи в бессмысленных советских учреждениях, но при этом прилавки ломились бы от товаров, и вообще жизнь стала хотя бы как в ГДР или Венгрии, а еще лучше, как в Западной Европе. Оказалось, что так не бывает – надо было много работать и адаптироваться к новым обстоятельствам. М. Гор­бачеву этого многие простить не могут до сих пор. Как не простили Б. Ельцину обещанных и не случившихся изобилия и стабильности к концу 1992 г. Как не простили Е. Гайдару того, что он вынужден был взять на себя ответственность за либеральные реформы.

«Архитекторы» перестройки понимали ее как революцию. Отчасти это была дань позитивному значению слова в связи с переосмыслени­ем романтического наследия Великой Октябрьской. Но и характер, и глубина преобразований в самом деле «дотягивали» до революции. Доклад М. Горбачева в 1987 г. к юбилею 1917 г. назывался «Октябрь и перестройка: революция продолжается». Достаточно было очистить В. Ленина от И. Сталина, и в социализме обнаружились бы нераскры­тые источники энергии. Горби думал, что революция окажется соединяющей идеи В. Ленина и демократию с рынком. Такого историческо­го оксюморона – соединения несоединимого – не могло получиться.

Безусловное достижение М. Горбачева – «новое мышление», открытость миру, сближение с Западом. Подобного рода конвергенция ценностей позволила в 1989 г. Ф. Фукуяме сделать вывод о «конце истории». Реальность и последующее течение событий оказались сложнее, но Ф. Фукуяма был абсолютно прав в том смысле, что про­цесс, начатый М. Горбачевым, по большому счету и должен был при­вести к историческому ценностному единству Запада и России. От рецепции этих ценностей выиграли все: государство становилось бо­лее гуманным, общество – более раскрепощенным.

М. Горбачев покончил с «холодной войной». Выдающийся историк Э. Хобсбаум в работе «Эпоха крайностей» писал о завершении про­тивостояния СССР и Запада: «…мир столь многим обязан Михаилу Горбачеву, который не только взял эту инициативу на себя, но и смог в одиночку убедить американское правительство и остальной Запад в твердости своих намерений».

Одним из результатов перестройки стала институционализация вы­боров как инструмента демократии. Тем самым был создан механизм для легитимного формирования власти и ее смены. Появилась цен­ность, разделяемая и народом, и перестроечной элитой. Но не самой властью: М. Горбачев, когда КПСС начала терять популярность, решил стать президентом СССР, но на всенародные выборы не пошел – его избрал Съезд народных депутатов. По сути, коллегия выборщиков.

Парадокс истории: по мере расширения свобод «горбимания» вну­три страны шла на спад. М. Горбачев и сам не мог понять: как, осуществляя демократизацию, не потерять власть.

От какого наследства (не) отказался М. Горбачев

М. Горбачев получил тяжелейшее наследие. Застой – это не метафора, а реальное состояние страны, основной социальный контракт в ко­торой описывался так: «Мы делаем вид, что работаем, вы делаете вид, что нам платите». СССР стал государством большой имитации всего.

Фактор, расслабивший Советский Союз, – высокие цены на сырье, которые позволяли существовать, не реализовывая реформы и затыкая продовольственные дыры импортом: новозеландское мясо давалось дешевле, чем отечественное. СССР был крупнейшим импортером продовольствия в мире: к началу 1980-х годов превышение импорта над экспортом составило более 15 млрд долл. Снижение цен на нефть в середине-конце 1980-х годов лишило СССР финансовой подушки. Рос неудовлетворенный спрос, т.е. на те деньги, которые были на ру­ках у населения, мало что можно было купить. Темп ежегодного при­роста неудовлетворенного спроса к началу перестройки достиг 16%.

Проблема была в том, что страна производила товары, на которые в большинстве случаев мог быть только искусственный спрос – это одно из ключевых свойств плановой экономики. В результате война – во всех ее проявлениях, от внешнеполитических до психологических – отравляла и разъедала страну. Еще одно гибельное свойство советской экономики – предельная милитаризация. Большая ее часть работала на подготовку к войне. Колоссальный спад производства в начале 1990-х годов – это прежде всего обвал советского ВПК. Масштабы военных расходов и их доля в ВВП были засекречены. Но даже косвенные дан­ные свидетельствуют о противоестественных перекосах: в 1970-е годы СССР производил в 20 раз больше танков, чем США. В высокой степени все это уже диктовалось не собственно военными нуждами, а не­обходимостью сохранять занятость на предприятиях.


Страна, всю жизнь готовившаяся к войне, подорвалась на гонке вооружений, поддержке режимов-сателлитов и братских партий.

Потом М. Горбачев остановил противостояние двух систем, разрушил «железный занавес», отвел угрозу войны. В результате огромная часть экономики, работавшей на войну, оказалась просто ненужной. Как и рабочая сила. Это была еще одна мина, которая разорвалась в ходе преобразований страны.

Но еще важнее экономики – то, что называлось «духовной сфе­рой». Произошла моральная катастрофа, начался кризис доверия к власти, и все это было усугублено ненужной афганской войной, которая морально и физически ранила целое поколение.

В коммунизм уже никто не верил. Общество было демотивиро­вано. Воровство и коррупция стали способами обустройства по­вседневной жизни, что соответствовало логике товарного дефицита (взятки в торговой среде и советский глагол «достать») и нерыночно­го производства. Точнее, это был так называемый административный рынок: по стране разъезжали многочисленные снабженцы, обеспечи­вавшие предприятия комплектующими по логике «Ты мне – я тебе».

Чем дольше предшественники Горби тянули с экономическими реформами после провалившейся попытки 1965–1968 гг., тем выше с каждым годом становилась цена преобразований, тем в большей степени шоковыми они должны были оказаться. Чем дольше тянулась эпоха застоя в политике, тем сильнее должен был сдетонировать за­ряд желания перемен и массового недовольства властью.

До осторожной реформы экономики генсек дозрел только к 1987 г., когда был проведен знаменитый пленум. М. Горбачев начал экономи­ческую реформу, но был так непоследователен в ее проведении, что цена ее к 1991 г. необычайно возросла: власть не решилась отпустить цены, начать приватизацию, а сама мысль о возможности безработицы казалась крамольной (Н. Шмелева, допустившего это в 1987 г. в сво­ей знаменитой статье «Авансы и долги», генсек раскритиковал). Гонка экономических программ закончилась ничем. Страна залезла в долги. Весь груз проблем достался следующему поколению политиков.

Запустив процессы демократизации, М. Горбачев потерял прибалтийские республики, а затем пытался навести там порядок силой. Долго сопротивляясь раскрытию правды о секретных протоколах пак­та Молотова – Риббентропа и о Катынском расстреле, был вынужден признать исторические факты. Он закончил афганскую войну, но этот жест уже не мог добавить ему популярности в 1989 г.

Мир М. Горбачева

В какой-то момент М. Горбачев стал казаться консерваторам разрушителем, не контролирующим ситуацию, а в глазах радикалов он, напротив, выглядел консерватором. Время востребовало нового лидера. Б. Ельцин, ставший президентом России в еще не распавшемся СССР, оказался популярнее президента Советского Союза.

М. Горбачев – вольно или невольно, однако именно в силу масшта­ба своей личности – оказался великим реформатором. Перестройка означала свободу, эмансипацию общества от государства – впервые за всю российскую досоветскую и советскую историю. Она означала возможность свободного разговора и открытость миру.

Это главное ее наследие, от которого не отказался политический противник Михаила Сергеевича Б. Ельцин, но зато отказались все следующие поколения российских лидеров. Советский Союз времен М. Горбачева был свободнее сегодняшней России. Тогда благодаря Михаилу Сергеевичу мы располагали тем, чем не располагаем сейчас – надеждой на лучшее будущее, верой в то, что выход есть.

Горби дал возможность быть свободными. Кто-то ею воспользо­вался умело и благодарно, иные не справились с управлением собственной свободой и теперь винят за это М. Горбачева, хотя винить стоило самих себя. Феномен «бегства от свободы» описан очень дав­но, поэтому нет ничего удивительного в том, что перестройка и реформы, а также их лидеры непопулярны в той же степени, в какой популярны конспирологические версии причин гибели империи и самый жестокий вождь в российской истории. М. Горбачеву не могут простить свободу и сакрализируют собственную несвободу.

И все-таки мы отчасти живем именно в том мире, который он пытался создать и в результате создал. Этот мир теперь кажется утопией, только ретро-утопией: когда-то мы жили свободно и верили в лучшее.

Вероятно, горбачевский мир и есть та цель, достижение которой может стать задачей и мечтой для государства и общества. Своей ре­волюцией Горби, по крайней мере, показал, как могут выглядеть обще­ство, желающее свободы, и государство, не препятствующее обществу.

Достойный пример для подражания.

http://www.eedialog.org/ru/2021/02/17/revoljucija-ozhidanij/?fbclid=IwAR1Tb4t4lZuH8hPdK553Ojde27Bo8m5yNHv7uolLtZMStmX0PgE2HOiVYc4

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив