Алые паруса 1

antimeridiem — 13.02.2024 1. Черная игрушка Лонгрена

Итак, посмотрим, с чего начинается эта история.

Лонгрен, матрос парусного судна, возвращается из очередного плавания и обнаруживает, что его жена Мери мертва, а за новорожденной дочерью ухаживает сердобольная соседка. Причем в смерти жены Лонгрен обвиняет (и не без основания) трактирщика Меннерса, который в ответ на просьбу о помощи стал домогаться Мери. И вот теперь Лонгрен и его дочь Ассоль живут вдвоем. И жизнь это очень странная.

Чем же занят матрос Лонгрен? Он зарабатывает, делая игрушки — модели кораблей. Это само по себе должно подразумевать некое обращение к детским желаниям, да и к родителям — потому что платят за игрушки все-таки они. Но едва ли Лонгрен видел хоть одного постороннего ребенка, играющего в его кораблики. Эта работа — символическая замена работы потерянной. Делая свои модели, он как бы вновь возвращается в прошлое, снова ступает на палубу (пусть и на такую маленькую, игрушечную) корабля. А когда он относит игрушки в магазин на продажу, то как бы отпускает их в открытое море, в море людей, человеческих отношений. И это море представляется ему враждебным. Общение с соседями по деревне сведено к минимуму, все попытки сближения он отвергает:

«Сам он тоже не посещал никого; таким образом меж ним и земляками легло холодное отчуждение, и будь работа Лонгрена — игрушки — менее независима от дел деревни, ему пришлось бы ощутительнее испытать на себе последствия таких отношений».

Мир деревни, который по идее должен быть всепроникающим, эдакой расширенной семьей, превращен Лонгреном в пустыню.

Эти изоляционистские практики — первый шаг в магическом переустройстве мира. Невозможно существенно изменить свой мир, находясь в гуще общественной жизни. Лонгрен проклял обычную жизнь, и теперь занят выстраиванием новой — отдельного мира для себя и Ассоль.

Но в этом заключается сложность. Ведь он не один, у него на руках маленький ребенок. Легко устраивать эксперименты над собой, но когда отвечаешь еще за кого-то, а тем более за беспомощное и во всем от тебя зависящее существо — это большой риск. Но Лонгрен не боялся рисковать.

«Он делал также сам всю домашнюю работу и терпеливо проходил несвойственное мужчине сложное искусство ращения девочки».

Эта смена роли тоже интересна и важна. У Кастанеды это называется сталкинг — выслеживание самого себя, оттачивание искусства охотника, когда, сидя в засаде, ты должен обратиться в камень, в дерево, закричать птицей, стать невидимым. Когда мужчина, привыкший к суровой тяжелой работе, берет на себя роль заботливой матери, хлопочущей по хозяйству, это расшатывает устойчивые поведенческие паттерны сильнее изоляции.

Кроме умиротворяющих забот по дому у Лонгрена было и другое развлечение. Или настоятельная потребность? С людьми ему говорить было не о чем, но он мог поговорить с морем. Когда погода портилась, и начинал дуть резкий береговой норд, Лонгрен не прятался дома, а выходил к самым волнам, «на мостик, настланный по длинным рядам свай, где, на самом конце этого досчатого мола, подолгу курил раздуваемую ветром трубку». Это уже походит на настоящую магическую практику — не просто любование силами природы, не только воспоминания о своем морском прошлом, но своего рода общение. Или даже обращение с просьбой.

«Стоны и шумы, завывающая пальба огромных взлетов воды и, казалось, видимая струя ветра, полосующего окрестность, — так силен был его ровный пробег, — давали измученной душе Лонгрена ту притупленность, оглушенность, которая, низводя горе к смутной печали, равна действием глубокому сну».

Не раз у Кастанеды описываются путешествия в глубины пустыни Сонора, или в горы — с ночевками в пещерах, когда вокруг ночь, ветер, буря и молнии. Это были посещения т.н. «мест силы», где можно прикоснуться к посланникам других миров.

И вот свершилось. Может быть, Лонгрен и не просил об этом прямо, но море заглянуло к нему в душу (или в его бессознательное?) как океан Солярис в души астронавтов, и исполнило сокровенное желание.

Когда буря бушевала особенно сильно, на мостки пришел его враг — Меннерс.

«Меннерс прошел по мосткам до середины, спустился в бешено-плещущую воду и отвязал шкот; стоя в лодке, он стал пробираться к берегу, хватаясь руками за сваи. Весла он не взял, и в тот момент, когда, пошатнувшись, упустил схватиться за очередную сваю, сильный удар ветра швырнул нос лодки от мостков в сторону океана».

Мольбы о спасении не тронули сердца Лонгрена, он не пошевелил и пальцем. И даже успел мстительно напомнить трактирщику о давнем грехе и порадоваться свершающейся справедливости.

« — Она так же просила тебя! Думай об этом, пока еще жив, Меннерс, и не забудь!»

Лонгрен отлично понимал, что же он сделал. Он выпросил у моря услугу. Или уже научился давать ему приказания. Или сделал море своим союзником. И не игрушечный кораблик теперь вышел из его умелых рук. «Черную игрушку я сделал», — сказал он Ассоль, когда вернулся домой.

to be continued

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив