Экологическое строительство: Как построить энергоэффективный дом 
*** 
12 июля 
Про нарциссов. 
Июль начинается с гроз 
Как жить? 
Тай завершается, отпуск продолжается! 
15 признаков того, что человек – гений. Проверьте себя! 
Женщина с сумками
18.11.2023 —
1882 - рубашки из французского ситца
А. И. Тарасов- Родионов повесть "Шоколад" (1922)
marss2 — 18.11.2023
Александр Игнатьевич Тарасов-Родионов (1885 — 1938) — русский
советский писатель.
Член партии с 1905 года,
Член партии с 1905 года,
Принимал активное участие в Февральской и Октябрьской
революциях.
Принимал участие в аресте генерала П. Н. Краснова, о чём
последний упоминает в своих воспоминаниях «На внутреннем
фронте».
Участник Гражданской войны, после нее работал следователем в Верховном революционном трибунале.
Дебютировал в художественной литературе произведением «Шоколад» (1922), это же и наиболее известная его повесть, посвящённая теме «красного террора»
.
Главный герой повести - председатель губЧК ,взявший к себе на работу бывшую балерину, до этого подрабавтывавшую проституцией .
Соответствено, в повести рассказывается о расстрелах в хоже "красного террора",
Написанна повесть интересно.
Читается на одном дыхании.
Есть в сети.
.
.Также хочется отметить, по-набоковски, красивый слог автора.
Красивыми словами о резком, жестоком и мрачном - идеальный контраст, как сталь и шелк, как кирпич и шоколад.
Персонажи повести прекрасно прописаны, с эмоциональной точки зрения, они грамотно раскрыты,
от того, когда заканчивается это произведение, ты сидишь как громом пораженный - словно мимо промчался, на огромной скорости, старый паровоз, а ты не ожидал такой мощи от старой махины (с) сеть
.
Участник Гражданской войны, после нее работал следователем в Верховном революционном трибунале.
Дебютировал в художественной литературе произведением «Шоколад» (1922), это же и наиболее известная его повесть, посвящённая теме «красного террора»
.
Главный герой повести - председатель губЧК ,взявший к себе на работу бывшую балерину, до этого подрабавтывавшую проституцией .
Соответствено, в повести рассказывается о расстрелах в хоже "красного террора",
Написанна повесть интересно.
Читается на одном дыхании.
Есть в сети.
.
.Также хочется отметить, по-набоковски, красивый слог автора.
Красивыми словами о резком, жестоком и мрачном - идеальный контраст, как сталь и шелк, как кирпич и шоколад.
Персонажи повести прекрасно прописаны, с эмоциональной точки зрения, они грамотно раскрыты,
от того, когда заканчивается это произведение, ты сидишь как громом пораженный - словно мимо промчался, на огромной скорости, старый паровоз, а ты не ожидал такой мощи от старой махины (с) сеть
.
..Содержание повести такое.
все это прибывший расследовать дело Зудина товарищ Шустрый поставил Зудину в вину, хотя виновен тот был лишь в молчаливом и небезоговорочном согласии на "шоколадное" (а также "чулочное" ) приношение.
.
..
В "Шоколаде" большевистской чрезвычайкой руководят в основном
евреи и латыши (как оно и было в действительности - но как не могло
быть в литературе после середины 1930-х), расстреливают пачками, и
все это подается даже не как трагическая неизбежность, но как
героическая решимость, с гордостью и пафосом.
.
Получив от него полпуда шоколаду, Вальц дарит детям Зудина по плитке шоколада ,а его жене и также обоим детям - по паре чулок
.
бывший рабочий Зудин, ставший профессиональным революционером
и чекистом, должен был расстрелять вместе с остальными и гражданку
Елену Валентиновну Вальц, бывшую балерину подрабатывавшую
проституцией, случайно замешанную в заговоре агентов
Савинкова.
Она умоляет пощадить её, объясняя, что с заговорщиками знакома
лишь постольку, поскольку ранее, вынуждаемая голодом, уступала
домогательствам этих богатых поклонников.
Принимая во внимание ее невиновность, товарищ Зудин
выпустил гражданку Вальц на свободу, и из жалости
трудоустроил "жертву эксплуатации" переписчицей к себе в
ЧК.
Хорошо знакомая с искусством обольщения, Вальц безуспешно пытается соблазнить Зудина
.
А гражданочка сохранила связи и с белогвардейцами, и,
что сказалось на обоих роковым образом, с британским агентом
Хеккеем.Хорошо знакомая с искусством обольщения, Вальц безуспешно пытается соблазнить Зудина
.
Получив от него полпуда шоколаду, Вальц дарит детям Зудина по плитке шоколада ,а его жене и также обоим детям - по паре чулок
Честный Зудин, узнав о подарках, требует их вернуть. Но жена
уговаривает Зудина оставить подарки.
.
Но страстная, привыкшая к дорогим подаркам и довольно легкомысленная балерина Вальц не готова жить на те крохи, на которые перебиваются все обычные рабочие, в городе - она начинает использовать свое положение, словно паучиха, начинает плести свои сети возле идейного Зудина
Она занялась вымогательством и получила 20 фунтов золотом за
освобождение просидевшего четыре месяца в чрезвычайке буржуйского
сына.Но страстная, привыкшая к дорогим подаркам и довольно легкомысленная балерина Вальц не готова жить на те крохи, на которые перебиваются все обычные рабочие, в городе - она начинает использовать свое положение, словно паучиха, начинает плести свои сети возле идейного Зудина
Делает она это якобы по тайному приказу Зудина.
Её афера удаётся, однако вскоре по городу начинают ползти слухи о чекистах-взяточниках.
Её афера удаётся, однако вскоре по городу начинают ползти слухи о чекистах-взяточниках.
все это прибывший расследовать дело Зудина товарищ Шустрый поставил Зудину в вину, хотя виновен тот был лишь в молчаливом и небезоговорочном согласии на "шоколадное" (а также "чулочное" ) приношение.
.
Шоколад здесь, как некая аллегория - атрибут сладкой жизни,
построенной на слезах и поте рабочих., метафора "старого
быта", сладкого, липкого, пачкающего.
.
.
Зудин, приговорен к расстрелу несмотря на его доводы и
признания самой арестованной Вальц
Об этом ему сообщает товарищ Ткачеев. Сообщает следующим образом: "Мы рассуждали просто, так же, как ты. Виновности нет. Нет никакой виновности. А с другой стороны, так вот оставить - нельзя. Надо что-то сделать, и сделать жестокое, страшное, иначе все наше дело погибнет. Ты понимаешь - не мы, а наше дело!. Но, разумеется, мы тебя не виним".
Об этом ему сообщает товарищ Ткачеев. Сообщает следующим образом: "Мы рассуждали просто, так же, как ты. Виновности нет. Нет никакой виновности. А с другой стороны, так вот оставить - нельзя. Надо что-то сделать, и сделать жестокое, страшное, иначе все наше дело погибнет. Ты понимаешь - не мы, а наше дело!. Но, разумеется, мы тебя не виним".
..
.
Отрывок под катом
.
Отрывок под катом
.
От листочка лежавшей бумаги рвет Ткачеев конец, свернул
трубкой, насыпал из кисета махоркой, и, дав прогореть синей вони
тлеющей спички, закурил.
.
— Ездили мы все эти дни со Степаном по заводам, — продолжал
он, окутываясь, как пароход, плотными клубами дыма. — …Говорить не
дают.
Гонят, гулом гудят. «Господа комиссары! Как генерал к городу, так вы теперь к нам на заводы, а раньше где были? Шоколады жрали?! Где ваш Зудин? Давай его сюда, мы расправимся!
Нам не каждый день выдают по восьмушке, а он шоколад?!
У нас с голодухи мрут в холоде дети, а он с балериной в шелках?! Чего вы его защищаете?
Али рука руку моет? Покеда при нас вы эту мразь не изничтожите в корень — мы вам больше не верим.
Не верим, не верим!
И никуда не пойдем.
Жрите свои шоколады!..»
.
И ведь это кричат все рабочие.
Демагогия, скажешь?
Отсталые массы?
А по-моему, так они правы.
Ведь шоколад-то он взял? Взял.
И ведь об этом весь город, все красноармейцы, все заводы, — все решительно знают!
Вот поди-ка ты теперь, Щеглов, и втолкуй им всем сразу, что все это махонькая ошибочка, так — пустячки.
Поди, поговори-ка с рабочими. Убеди, чтобы вышли на фронт, иначе город падет.
Да что там — с рабочими!
Ты разубеди-ка вот нашу широкую партийную публику, ну, хотя бы в том, что Зудин не брал золота!
Что на это ты скажешь?
Или, дескать, на то мы и большевики, чтобы все разъяснить и всех переубедить. Где? Когда?!
А потом, что ты будешь им там разъяснять? Не виноват-де, Зудин, что так, мол и так, мол, одиночный боец, разведчик.
Заладил свое «не виноват». А кто тогда, спрашивается, вообще виноват? Никто и ни в чем. Ни ты и ни я, ни Колчак, ни Деникин. Ну, и что ж из-за этого?
.Гонят, гулом гудят. «Господа комиссары! Как генерал к городу, так вы теперь к нам на заводы, а раньше где были? Шоколады жрали?! Где ваш Зудин? Давай его сюда, мы расправимся!
Нам не каждый день выдают по восьмушке, а он шоколад?!
У нас с голодухи мрут в холоде дети, а он с балериной в шелках?! Чего вы его защищаете?
Али рука руку моет? Покеда при нас вы эту мразь не изничтожите в корень — мы вам больше не верим.
Не верим, не верим!
И никуда не пойдем.
Жрите свои шоколады!..»
.
И ведь это кричат все рабочие.
Демагогия, скажешь?
Отсталые массы?
А по-моему, так они правы.
Ведь шоколад-то он взял? Взял.
И ведь об этом весь город, все красноармейцы, все заводы, — все решительно знают!
Вот поди-ка ты теперь, Щеглов, и втолкуй им всем сразу, что все это махонькая ошибочка, так — пустячки.
Поди, поговори-ка с рабочими. Убеди, чтобы вышли на фронт, иначе город падет.
Да что там — с рабочими!
Ты разубеди-ка вот нашу широкую партийную публику, ну, хотя бы в том, что Зудин не брал золота!
Что на это ты скажешь?
Или, дескать, на то мы и большевики, чтобы все разъяснить и всех переубедить. Где? Когда?!
А потом, что ты будешь им там разъяснять? Не виноват-де, Зудин, что так, мол и так, мол, одиночный боец, разведчик.
Заладил свое «не виноват». А кто тогда, спрашивается, вообще виноват? Никто и ни в чем. Ни ты и ни я, ни Колчак, ни Деникин. Ну, и что ж из-за этого?
Но чтоб наплевать на мнение наших рабочих, наших солдат, — это уж, брат, извините. Отрываться от них мы не можем.
Говорите тут сколько угодно: что и не культурные они, и с мелкобуржуазным наследством, и в политике-де не разбираются.
Все можно клепать, а отрываться настолечко вот не моги, если мы эвон за какие мировые гужи ухватились и потащили весь класс за собою
И не зря они все так полезли на Зудина.
При живой-то сварке ты у рабочих всегда на виду, всегда на ладони, как под стеклом со всею твоею работой.
.
— Что же ты предлагаешь? — пропилил шепотком Вася
Щеглов.
.
— Что я предлагаю? А первым делом не уминать зря невозвратное
время, которого нет.
Сейчас никого ни в чем не разубедишь и разубеждать уже некогда.
Все товарищи — на боевых участках. Враги наседают. Надо сейчас же поднять всех рабочих и кинуть их в бой, — иначе город погиб.
И тут рассусоливать нечего,
Тут нельзя рассуждать, что вот был, дескать, когда-то хорошим товарищем.
Если он спотыкнулся сейчас в основном и тем внес разложенье в наши ряды, в нашу спайку с рабочею массой, — выход один. Кровь рабочего класса для всех нас дороже, чем кровь одного.
.Сейчас никого ни в чем не разубедишь и разубеждать уже некогда.
Все товарищи — на боевых участках. Враги наседают. Надо сейчас же поднять всех рабочих и кинуть их в бой, — иначе город погиб.
И тут рассусоливать нечего,
Тут нельзя рассуждать, что вот был, дескать, когда-то хорошим товарищем.
Если он спотыкнулся сейчас в основном и тем внес разложенье в наши ряды, в нашу спайку с рабочею массой, — выход один. Кровь рабочего класса для всех нас дороже, чем кровь одного.
Дверь скрипнула и впрыгнул запыхавшийся Шустрый. Он перевел дух:
..
— Дела наши плохи, — и шагнул к табурету, — мы отдали вечером
Осенниково и Стеклицы. Противник ввел в дело английские танки.
Фомин сейчас арестовал в прибывшем полку одиннадцать офицеров:
готовили переход вместе с частью. Курсанты по-прежнему держатся на
опушке леса у Крастилиц.
.
.
Степан, торопясь, развернул хрустящую смятую
карту-трехверстку, и все дружно склонились над ней.
.— Нд-да… — промямлил он.
— Игнатьев сейчас говорит по прямому с Москвой. Обещал прийти
вслед за мной, если не задержит что срочное.
.
.
— Ну, что ж, — покачал головою Степан, — ничего не попишешь.
Дело ясное: времени нет. Надо немедленно двинуть всех рабочих
на фронт. И для этого именно: «для этого», а не «за что», Зудин
будет расстрелян.
******
******
- Ты обострил недоверие рабочих так, что может погибнуть все наше дело. Ты понимаешь: не мы, а наше дело!
.
Ткачеев снова вздыхает и долго крутит головой.
Ткачеев снова вздыхает и долго крутит головой.
..
— Уж очень, товарищ, высоко мы залезли: никуда не спрячешься.
Как же тут быть? Борьба слишком жестока и рискована.
— Масса никогда не поймет длинных оправданий. Масса понимает
лишь односложное: да или нет!
И все дело, — понимаешь ли, все великое дело борьбы за счастье миллионов людей, все что уже добыто столькими жертвами, с такими усилиями, страданиями и кровью нескольких поколений, — сейчас вот разлетится, как дым как мыльный пузырь, из-за ничтожнейшей детской неосторожности одного несчастного товарища, который устал, оторвался и совсем позабыл, кто он и где он находится.
Ну, скажи, что же с ним делать, чтобы спасти все великое дело?!
И все дело, — понимаешь ли, все великое дело борьбы за счастье миллионов людей, все что уже добыто столькими жертвами, с такими усилиями, страданиями и кровью нескольких поколений, — сейчас вот разлетится, как дым как мыльный пузырь, из-за ничтожнейшей детской неосторожности одного несчастного товарища, который устал, оторвался и совсем позабыл, кто он и где он находится.
Ну, скажи, что же с ним делать, чтобы спасти все великое дело?!
Ну, и что же скажут тогда остальные, когда узнают, что старый,
испытанный и уж, казалось бы, честнейший Зудин, который так «подло
всех обманул», — и это, брат, верно, что «обманул» и именно «подло
всех обманул», и который брал взятки и шоколадом, и шелком, и
золотом — в этом последнем, ты их тоже не разуверишь, потому что
вековая нужда их заставила быть подозрительными на этот счет,
..
Ай, да вожди!.
.
— И мы обязаны примерно тебя наказать, дав урок остальным. О,
конечно, в другое время мы смогли бы все это не спеша разъяснить, а
тебя перекинуть в другую работу.
Но сейчас, сам видишь, времени нет. Времени нет. Надо мгновенно
вернуть подорванное тобою доверье.
И двинуть всю массу в бой, в смертельный бой.
Вот почему теперь мы отвечаем на это громоносным кровавым ударом.
Мы кричим им всем и себе, прежде всего:
.— Беспощадный террор! Кровавый ужас! Всем, кто сейчас
забудется, всем кто устанет, кто имел наивную дерзость встать для
революции впереди миллионных масс всего мира, не рассчитав своих
сил!
.
— И ты посмотри, как мы поэтому твердо и исторически
неуклонно, точно стальной острейший резец, движемся все вперед и
вперед несокрушимейшим клином. Пусть мельчайшие крошки нашего
стального острия незаметно отскакивают, ломаясь от внешних ударов,
— борьба требует жертв. И знаешь, мы быстро добьемся своей
цели, если только останемся беспощадны и к другим и к
себе.
Вот какова, Зудин, вся наша и твоя доля! Ну, а теперь о разных мелочах.
Мы постановили не медлить, и приговор привести в исполнение сегодня же днем.
Не так ли? — и Ткачеев опять пожал его руку. — Вальц и Павлов уже, наверное, расстреляны сегодня утром.
Вот какова, Зудин, вся наша и твоя доля! Ну, а теперь о разных мелочах.
Мы постановили не медлить, и приговор привести в исполнение сегодня же днем.
Не так ли? — и Ткачеев опять пожал его руку. — Вальц и Павлов уже, наверное, расстреляны сегодня утром.
«Досадно вот также, что убьют и ошельмуют, и все теперь будут знать, что вот он какой прохвост и мерзавец, этот Зудин, бывший председатель губернской чрезвычайки, который попался на взятках и за это был расстрелян ради победы над капитализмом».
.
«Ах, если бы опять пожить, хоть немножечко, если б опять,
поработать… Вот хоть на фронт бы сейчас… Какой новой и радостной
показалась бы ему эта жизнь, и как совершенно по-новому он сумел бы
теперь ее направить»…
.
«Горький позор достанется детям, когда они подрастут и будут
слышать от всех презираемое, всеми запачканное имя. Узнают они все
подробности и проклянут память родного отца. Неужели нельзя было
без этого?! Как жаль, что он не коснулся этого вопроса в разговоре
с Ткачеевым! Просто не подумал».
.
И, сунув руки в карман, Зудин подошел к окну, стекла которого
вздрагивали и дребезжали от частых выстрелов. Он взглянул на реку.
Лед шел так же упрямо и красиво, как и раньше, хоть все кругом было
пасмурно и сыро.
Внизу, за желтой стеною, на каменной панели улицы играли дети, потому что их голоса и движенья ручонок мелькали оттуда. Изредка маленькая девочка с тонкой косичкой, в коротеньком плюшевом пальтеце, прыгала на одной ножке, перескакивая через нарисованные ею ж мелом на камнях панели широкие клетки, и косичка ее дергалась кверху.
Вспомнилась Зудину его Маша, и снова противный комок стал подступать прямо к горлу.
Но Зудин пересилил себя и сел спокойно за стол.
Внизу, за желтой стеною, на каменной панели улицы играли дети, потому что их голоса и движенья ручонок мелькали оттуда. Изредка маленькая девочка с тонкой косичкой, в коротеньком плюшевом пальтеце, прыгала на одной ножке, перескакивая через нарисованные ею ж мелом на камнях панели широкие клетки, и косичка ее дергалась кверху.
Вспомнилась Зудину его Маша, и снова противный комок стал подступать прямо к горлу.
Но Зудин пересилил себя и сел спокойно за стол.
.
«А может быть, в самом деле, никак нельзя было не шельмовать!
Ведь, в сущности, важно только одно, — чтобы дело, дело скорейшего
счастья всех людей не погибло. Вот что единственно важно, а все
другое…» — и Зудин задумался.
..
— Смотрите на Зудина! Был такой негодяй, ради прошлого на одно лишь
мгновенье позабывший о будущем. Он убит всеми нами, как презренная
тварь, как собака! Вас не прельщает его участь?! Так бросайте ж
скорей все старье, всякий хлам, как бы ни был он красив и ценен, и
думайте только о будущем! О будущем и настоящем!».
«А может быть, — подумал Зудин, — найдутся и такие, и работой
и бытом совсем оторвавшиеся от масс одиночки, что начнут мудрить и
придумывать, — чем черт не шутит! — как бы спасти революцию… от
масс, от рабочих, от бунта, и додумаются… до балерин с шоколадом. И
за гаванской сигарой, студя шоколад в тонком фарфоре, играя
массивной цепочкой жилета, они будут мычать так спокойно гладко
выбритым ртом:
.
— Мы, коммунисты…
.
Что?! А Зудин?! Или этого подлеца, ради вас изувеченного, вы
позабыли?!
.
Нет, пусть эта ничтожная, жалкая личность вопьется вам всем в
мозг, как отвратительный клещ, и станет отныне символом
предательства, низости, подлости по отношению к честнейшему и
чистейшему делу постоянной и вечной революции ради счастья всех
обездоленных людей.
В этом упрямом и вечном движении вперед и только для будущего, и только для счастья несчастных, — весь коммунизм, и ради этого стоит и жить, и погибнуть!»
В этом упрямом и вечном движении вперед и только для будущего, и только для счастья несчастных, — весь коммунизм, и ради этого стоит и жить, и погибнуть!»
Оставить комментарий
Популярные посты:
Предыдущие записи блогера :
18.11.2023 —
Мы живем внутри романа Пелевина
18.11.2023 —
Воровайки - Хоп,мусорок не шей мне срок (романс)
16.11.2023 —
Момент торжества - опасная минута
16.11.2023 —
когда понимаешь, что Панорама не успевает
15.11.2023 —
Главные критерии достоверности любой новости
14.11.2023 —
фильм "Отряд" (1984)
14.11.2023 —
нынешняя система ценностей должна быть пересмотрена
13.11.2023 —
80ые годы: призыв студентов в армию
Архив записей в блогах:
Всем привет!) Я по вам очень соскучилась. :) Но возвращаться после перерыва всегда довольно сложно, так что для начала — просто дыбр в стиле акына о своём житии-бытии в апреле)
...
Начнём с самого начала. Насколько Ахметов на самом деле поддерживал переворот 2014-го года, мы не знаем. Но ему, как и прочим олигархам, он был выгоден по следующим причинам: - отстранение от власти гребущего всё под себя Януковича и его клики; ...
У нас в Монреале каждый год проходит проходил до ковида рок-фестиваль, Heavy Montréal, в августе обычно. Я вот толком не помню цену, но вообще дешево до смешного. В большом городском парке, штук пять сцен, расписание кто где. В один день за входной-дневной билет можно насмотреться ...
Сегодня возвращался с объекта в Подмосковье через Строгино. Начальство ехало дозакупаться расходкой, высадило меня в полукилометре от метро. По дороге к подземке попал в ацкий ад предвыборной агитации. За пару минут, пока я миновал окрестности метро, заставленные типовыми рекламными ...
Герцогиня всегда отличалась скромностью в выборе одежды. Речь идет не только о консервативности нарядов, но и о цене. Но в этот раз она удивила многих! Перед первой семейной поездкой в Австралию герцогиня Кембриджская отправилась в магазин дизайнерской одежды Ralph&Russo, где стоимость ...
