8 писательниц, о которых не все помнят. А зря
bookmatejournal — 25.03.2022Два века назад женщин-писательниц не воспринимали всерьез и, как следствие, практически не читали. И даже уважаемые, публикуемые писательницы, произведения которых не уступали мужским, быстро забывались в контексте мужецентричной культуры. Исправляем это недоразумение и рассказываем о восьми таких писательницах.
Надежда Дурова, которая не признавала себя женщиной и служила в армии
Надежда Дурова (1783–1866) сама с какой-то залихватской веселостью пишет о своей матери, что та хотела сына, а родившуюся в итоге дочь возненавидела всей душой. Как-то мать даже выбросила ребенка из окна — девочку спас подоспевший вовремя отец. Видимо, вся эта история не прошла для Дуровой даром — она сама себя не воспринимала женщиной: однажды она притворилась юношей, назвалась Александром и отправилась сначала к казакам, а затем к уланам. Бытует легенда, что, когда Дурова была уже в преклонном возрасте, ее сын обратился к ней за благословением женитьбы — и впал в немилость из-за слова «маменька»: женщина попросту бросила письмо в огонь, но после обращения «Александр» стала более благосклонна.
Собственно, о приключениях на военном поприще Дурова и пишет в записках под общим названием «Кавалерист-девица». В них она крайне смешно и увлекательно описывает военно-организационную чехарду и свои стремительные перемещения из города в город, от генерала к генералу и даже к Михаилу Кутузову и самому императору. Тексты Дуровой увидели свет благодаря Пушкину: брат Дуровой Василий направил их поэту, тот был совершенно поражен и ходатайствовал о появлении записок в «Современнике». Успех был таким, что Дурова занялась писательством профессионально, и в 1840-м вышло ее собрание сочинений в четырех томах.
«Меня бранили за то, что я с каждым эскадроном ходила в атаку; но это, право, было не от излишней храбрости, а просто от незнания; я думала, так надобно, и очень удивлялась, что вахмистр чужого эскадрона, подле которого я неслась, как вихрь, кричал на меня: «Да провались ты отсюда!»
О другом произведении Надежды Дуровой, рассказе «Серный ключ», основанном на черемисской мифологии, Bookmate Journal рассказывал здесь.
Евдокия Ростопчина, которая не стеснялась добавлять в тексты подробности своей биографии
Евдокия Ростопчина (1811–1858) сама была поэтессой, но сегодня мы больше знаем о ней благодаря стихотворениям мужчин: ей посвящали свои произведения Федор Тютчев и Николай Огарев. Ее стихи часто подражали лермонтовским, но сама оптика поэтессы новаторская: во-первых, она довольно резко обнажала интимную, чувственную жизнь женщины, во-вторых, стирала границы между автором и лирической героиней, откровенно подчиняла тексту собственную биографию. Можно сказать, что Ростопчина использовала любимый ныне автофикшн как художественный метод.
Ростопчина писала не только стихи. В основу ее романтической прозы, по-видимому, легла ее собственная неудачная история брака: снаружи все казалось приличным, но сама Евдокия Петровна не была счастлива и искала утешения в светской жизни. Ее повесть «Счастливая женщина» — именно о разрыве между внешним благополучием и внутренней неустроенностью. По сюжету девушка выходит замуж за немолодого, но состоятельного мужчину, и довольно скоро, несмотря на посещения балов и салонов, начинает скучать и находит любовь на стороне; общество ее, конечно, осуждает.
Искать успокоения Ростопчина предлагает в настоящей любви, но, что интересно, изредка отвлекается на рассуждения о культуре и нравственности, совершает нападки, к примеру, на «пошлую литературу» в лице Диккенса. А когда критикует светское лицемерие, к сожалению, не может пойти против устоявшихся нравов (в отличие, скажем, от Дуровой) и попадает все в те же стереотипы относительно женщин:
«Нравиться и быть любимой — два условия женского бытия; и если найдутся иные, которые от них отказываются, то это какие-то анормальные существа, исключения».
«Конечно, мы глупы, мы слабы, мы дети, что так томимся и мучимся тем, что для вас кажется и остается безделицами. Но разве мы радуемся, что нас Бог такими создал?»
В издании «Русская романтическая новелла», собранном критиком Андреем Немзером, Ростопчина — единственная писательница. В сборник вошла ее повесть «Поединок», примыкающая к жанру таинственных рассказов и повестей и вместе с тем являющая общественную критику феномена дуэлей. О прежней жизни загадочного, нелюдимого полковника Малевича никто ничего не знает, и вот он наконец рассказывает о своем прошлом, в котором значительную роль сыграло мрачное предсказание гадалки. Социальная критика — вообще довольно частый мотив Ростопчиной: к примеру, в балладе «Насильный брак», писательница аллегорически обыграла взаимоотношения России и Польши, чем в свое время наделала много шума.
Елена Ган, которая писала по мотивам своих путешествий и работала с этнопоэтикой
Елена Ган (1814–1842) была постоянным автором журналов «Библиотека для чтения» и «Отечественные записки». Писательница приходилась родственницей Евдокии Ростопчиной и матерью знаменитой оккультистки и путешественницы Елены Блаватской. Произведения Елены Ган тоже автобиографичны, хотя писательница не отличалась такой же откровенностью, что и Евдокия Ростопчина, детали ее биографии в текстах более завуалированы. Ган публиковалась под псевдонимом Зенеида Р-ва — похожее имя носила главная героиня ее сентиментальной повести «Суд света». Она тоже писательница, и именно это вызывает любопытство, а иногда и просто неприязнь у окружающих.
В еще одной сентиментальной повести «Идеал» девушка Ольга заочно влюбляется в популярного поэта, который при встрече не просто оказывается грубым и пошлым человеком, но и бессовестно обманывает влюбленную в него героиню. В центре внимания Елены Ган всегда сильные духом женщины, однако в отличие от текстов Ростопчиной их ждет не гибель, но обретение спокойствия через религиозный поиск или прощение человека, который причинил боль.
В повести «Утбалла» Ган, возможно, впервые в русской литературе использовала образ калмыцкой девушки (наполовину калмычки). После смерти отца главную героиню по имени Утбалла из приволжского городка перевозят к матери в калмыцкие степи. В этой этнографической части Ган подробно описывает особенности улусов, кибиток, хурулов (храмов). Публикация «Утбаллы» дала писательнице финансовую возможность совершить новое путешествие на Кавказ и по новым впечатлениям написать рассказ «Воспоминание Железноводска».
Вера Желиховская, которая писала совершенно разные тексты — от детской литературы и фантастики до эзотерики и теософии
Вера Желиховская (1835–1896) — дочь Елены Ган и сестра Елены Блаватской, профессиональная писательница. Семья Желиховской в 1880-е годы специально перебралась в Петербург, чтобы быть ближе к крупным издательствам.
Желиховская — автор разноплановый: она написала автобиографическую повесть «Как я была маленькой», которую вполне можно рекомендовать как своеобразный young adult; фантастическую повесть мамлеевского типа «Майя»; труды о своей сестре Блаватской. Можно сказать, что Желиховской присущ «метафизический реализм»: в своих текстах она транслирует философию божественного познания, главная идея которого заключается в бесконечном и постоянном изучении Бога через накопление мудрости и знаний. Так, в «Майе» главная героиня оказывается раздираемой «белым» и «черным» сообществом, что превращает текст в роман воспитания.
Лидия Зиновьева-Аннибал, которая написала один из первых изданных в России лесбийских текстов
Лидия Зиновьева-Аннибал (1866–1907) прочно вошла в литературное сообщество, будучи женой поэта и философа Вячеслава Иванова. Она писала прозу, пьесы и стихи, повлияла на «Зверинец» Велимира Хлебникова и «Небесных верблюжат» Елены Гуро. Но главной работой Зиновьевой-Аннибал осталась повесть «Тридцать три урода» — пожалуй, первая официально изданная в России лесбийская история.
В лучших традициях квир-литературы тираж скандальной работы тут же арестовали, а критики яростно возмущались «извращениями» писательницы. Впрочем, любовная история между двумя женщинами оттеняет философские изыскания Зиновьевой-Аннибал, которые формировались под действием догм Иванова о соборности, а также учений Владимира Соловьева.
По сюжету актриса Вера возводит в культ телесную красоту молодой безымянной девушки, в то время как их отношения выходят на уровень противостояния творца и объекта. Безымянная девушка одновременно боится Веры и чувствует «великий трагизм», исходящий от нее, а Вера стремится к великой красоте. Bookmate Journal подробно разбирал эту книгу здесь.
Повесть многоплановая и полна символических деталей, а материалом для текста стала любовная история самой писательницы — с художницей Маргаритой Сабашниковой, расстроившей отношения между Ивановым и Зиновьевой-Аннибал. Взаимоотношения двух писателей нездоровы в лучших традициях Серебряного века — здесь и невозможность законного брака, и проблемы с бывшими супругами. А видения Иванова, когда ему мерещилась уже умершая Зиновьева-Аннибал, и последующий брак с ее дочерью стоят отдельного остросюжетного рассказа.
Об Анне Радловой, которая писала про секты в эпоху Серебряного века, и Ирине Ратушинской, которая сопротивлялась советской власти и писала о женских лагерях читайте здесь
Bookmate
Review — такого вы еще не читали!
|
</> |