75 лет назад. "Я из породы тех, кто смеётся на кресте"
maysuryan — 12.09.2016В 1906 году социалистка Мария Спиридонова стала настоящим кумиром либеральной и социалистической общественности. Оппозиционные журналы тех дней уделяли ей целые полосы
Многие левые блогеры отметили 11 сентября день падения башен-близнецов, ещё больше — вспомнили годовщину гибели президента-социалиста Сальвадора Альенде в ходе пиночетовского переворота в Чили, многие, включая автора этих строк, напомнили о дне рождения Железного Феликса, но никто, насколько мне известно, не вспомнил годовщину — и не простую, а юбилейную, 75-ю — со дня смерти двух не последних участников революции 1917 года.
Это Мария Александровна Спиридонова (1884—1941), вождь партии левых эсеров, которую Джон Рид называл в конце 1917 года «самой популярной и влиятельной женщиной в России». И ещё Христиан Георгиевич Раковский (1873—1941), большевик и до 1934 года — признанный лидер левой, то есть троцкистской оппозиции внутри СССР.
Почему о них не вспоминали вчера? Наверное, потому, что современным левым неловко, что они погибли по решению других левых — тех, которые тогда сидели в Кремле. Однако спустя 75 лет такую ребяческую "стыдливость" можно было бы уже и отбросить.
Ведь не стыдятся же идейные наследники французских революционеров того факта, что Робеспьер отправил на казнь Дантона, Демулена и Эбера. Наоборот, они в равной степени чтят память всех четверых революционеров... Пора бы и отечественным левым последовать такому примеру.
О жизни Марии Спиридоновой можно написать целые тома (да они и написаны уже, а я публиковал её биографический очерк ещё в 1996 году), так что, не претендуя на полноту, напомню только некоторые отдельные штрихи из этой яркой биографии.
Открытки с изображениями Марии Спиридоновой пользовались большим успехом в годы революции (1906—1907)
16 января 1906 года гимназистка-семиклассница, дворянка Мария Спиридонова стреляла в крупного тамбовского чиновника — Гавриила Луженовского. Его тщательно охраняли, поскольку он усмирял крестьянские бунты, и революционеры охотились за ним, но охранникам не пришло в голову, что смертельная опасность исходит от безобидной с виду девушки в гимназической форме, модной шляпке и меховой муфточке. А в муфте был спрятан браунинг. Что её толкнуло на этот шаг? На суде она объясняла его так: «Я взялась за выполнение приговора, потому что сердце рвалось от боли, стыдно и тяжко было жить, слыша, что происходит в деревнях по воле Луженовского, который был воплощением зла, произвола, насилия. А когда мне пришлось встретиться с мужиками, сошедшими с ума от истязаний, когда увидела безумную старуху-мать, у которой пятнадцатилетняя красавица-дочь бросилась в прорубь после казацких «ласк», то никакая перспектива страшнейших мучений не могла бы остановить меня от выполнения задуманного».
Мария Спиридонова под стражей. Обложка журнала
После покушения Марию схватили и отвезли в полицию. Её рассказ о дальнейшем: «Пришёл помощник пристава Жданов и казачий офицер Абрамов. Они раздели меня и не велели топить мёрзлую и без того камеру. Страшно ругаясь, избивали нагайками (Жданов) и говорили: "Ну, барышня, скажи зажигательную речь!". Один глаз у меня ничего не видел, и правая часть лица была страшно разбита. Они нажимали на неё и лукаво спрашивали: "Больно, дорогая? Ну, скажи, кто твои товарищи?"... Выдёргивали по одному волосу из головы и спрашивали, где другие революционеры. Тушили горящую папиросу о тело и говорили: "Ну, кричи же, сволочь!"». Врачи, осматривавшие арестованную после допроса, отметили, что лицо её напоминало сплошную кровавую маску, почти все зубы были выбиты, левый глаз практически не видел, лёгкие были отбиты, она потеряла слух на правое ухо, а всё тело было сплошь покрыто ранами. Кроме избиений, юной девушке пришлось пройти и надругательство. «Холодно, темно. Чувствуется дыхание смерти. Брежу, прошу воды. Воды нет. Офицер [Аврамов] увёл меня в купе. Он пьян, руки обнимают меня, пьяные губы шепчут гадко: «Какое изящное тело…».
Но опять офицеров и казаков подвело обманчивое ощущение беззащитности и беспомощности их пленницы. Они просто не понимали, с чем они столкнулись. Революционеры немедленно приговорили их к смерти. 11 апреля был убит Аврамов, Жданов после этого переживал и писал что-то вроде покаяния, но 6 мая был убит и он...
А суд приговорил юную террористку к смертной казни через повешение. Она писала о своих переживаниях: «11 марта суд и смерть. Осталось прожить несколько дней. Настроение у меня бодрое, спокойное и даже весёлое, чувствую себя счастливой умереть за святое дело народного освобождения... Знайте, что пожертвовать своей жизнью - не трудная и не ужасная вещь. Это большое и глубокое счастье». «Разве вы не знаете, что я из породы тех, кто смеётся на кресте... Будущее не страшит меня: оно для меня неважно, — важнее торжество идеи». Уже потом, после отмены приговора, она вспоминала: "Состояние перед смертной казнью полно нездешнего обаяния", и замечала, что это время было для неё "самой яркой и счастливой полосой жизни, полосой, когда времени не было, когда испытывалось глубокое одиночество и в то же время небывалое, немыслимое до того любовное единение с каждым человеком и со всем миром вне каких-либо преград".
Рисунок из печати 1906-1907 годов. Спиридонова в тюремной камере
Затем, под влиянием общественного возмущения, смертный приговор заменили на пожизненную каторгу. Когда Спиридонову везли в Сибирь, по дороге её встречали восторженные толпы народа. На одной станции монашка подарила ей букет цветов с запиской: «Страдалице-пташке от монашек»...
А потом, после освобождения революцией, случился новый поворот в её судьбе, когда она оказалась вождём левого крыла партии эсеров (социалистов-революционеров). Чем дальше, тем больше её возмущала политика руководства эсеров, которые решили "сотрудничать" во Временном правительстве с буржуазией. Она писала в августе 1917 года: «В настоящее время утверждать... что наша революция буржуазная, сотрудничать с буржуазией в области и политической и экономической — это значит укреплять окончательно расшатавшийся буржуазный строй, это значит помогать ему продержаться годы, десятки годов на сгорбленных плечах трудящегося класса… На всех скорбных путях русской и мировой жизни наше место… должно определяться в свете нашей Идеи, в духе нашей программы — всегда под знаменем социализма, всегда революционным методом, всегда через народ, с народом и для народа».
Вскоре после Октября партия эсеров окончательно размежевалась, Мария Спиридонова стала руководителем новой партии — левых эсеров, поддержавших Октябрь и большевиков. Н. К. Крупская вспоминала один из эпизодов Октября: "Какая-то комната в Смольном с мягкими тёмно-красными диванчиками. На одном из диванчиков сидит Спиридонова, около неё стоит Ильич и мягко как-то и страстно в чем-то её убеждает". А убеждал он её войти в первое Советское правительство. "Милейшая Мария Александровна, — говорил Ленин, — давайте всё-таки договоримся. Вы и ваши соратники получаете реальный шанс стать у руля новой России. И будет замечательно, если на этом руле окажется также женская рука. Нам нужна поддержка Ваших соратников для решения общей исторической задачи. Поверьте, история не простит позиции стороннего наблюдателя тем, кто обязан вертеть её маховик..."
Мария Спиридонова в 1917 году
Третий съезд Советов в январе 1918 года превратился в настоящий триумф Марии Спиридоновой. Один из дней съезда, 16 января, совпал с годовщиной её покушения на Луженовского. В начале заседания произошла яркая сценка, которую стенограмма съезда описывала так:
"По открытии заседания тов. Свердлов предложил Съезду приветствовать Марию Спиридонову по поводу исполнившегося вчера 12-летия с того момента, как она стреляла в Луженовского.
— Тогда, — говорит он, — мы отрицательно относились к террору, но, так называемые общественные круги превозносили её подвиг. Теперь мы видим уже другое, мы видим, как изменилось отношение к ней, её ругают, её поносят так же, как раньше её восхваляли.
Свердлов предоставляет слово Спиридоновой для ответа.
Спиридонова произносит небольшую речь, которую собрание покрывает бурными, продолжительными аплодисментами.
— Те годы, — говорит Спиридонова, — выдвинули много таких же, как я. Я считаю большой случайностью, что я оказалась в фокусе общественного внимания. Убивая слуг Николая, мы исполняли лишь свой долг, высокое счастье служить народу. Я смиренно принимаю хвалу и отношу её к тем идеям, которым мы служим — идеям борьбы за трудовой народ и всемирное братство. "Не мне, а имени Твоему".
Спиридонова кланяется Собранию, которое приветствует её стоя".
Владимир Ильич Ленин по случаю годовщины события преподнёс Марии Александровне букет цветов... Пожалуй, этот маленький триумф в "советском парламенте" был одной из вершин её биографии.
Однако весной 1918-го разногласия левых эсеров и большевиков стали обостряться. Спиридонова до последней возможности старалась сохранить рушащийся союз двух партий. В апреле она обвиняла собственную партию в предательстве крестьянства, за то, что левые эсеры вышли из Советского правительства, не поддержав Брестский мир: «Мир подписан не нами и не большевиками: он был подписан нуждой, голодом, нежеланием народа воевать. И кто из нас скажет, что партия левых эсеров, представляй она одну власть, поступила бы иначе, чем партия большевиков?».
Ну, а потом, с восстания левых эсеров в июле 1918 года, когда эсеры фактически предали своих вчерашних союзников в Советах, большевиков, начался закат и этой партии, и судьбы самой Марии Спиридоновой. Однако ни тогда, ни позднее она не считала ошибкой своё участие в Октябрьской революции и поддержку перехода власти к Советам. В ноябре 1918 года замечала в открытом письме в ЦК партии большевиков: «Власть советов — это при всей своей хаотичности большая и лучшая выборность, чем вся Учредилка, Думы и Земства». Уже после последнего ареста в 1937 году она писала в последнем открытом письме властям: «А между прочим, я больший друг Советской власти, чем десятки миллионов обывателей. И друг страстный и деятельный. Хотя и имеющий смелость иметь собственное мнение. Я считаю, что вы делаете лучше, чем сделала бы я».
Как эпилог её биографии: из 57 лет жизни Спиридонова провела на свободе всего 25 лет, остальное прошло в тюрьмах, на каторге и в ссылках.
Возможно, именно образ Марии Спиридоновой был перед глазами у Бориса Пастернака, когда он писал:
Жанна д'Арк из сибирских колодниц,
Каторжанка в вождях, ты из тех,
Что бросались в житейский колодец,
Не успев соразмерить разбег.
Ты из сумерек, социалистка,
Секла свет, как из груды огнив.
Ты рыдала, лицом василиска
Озарив нас и оледенив.
.................................
И в блуждании хлопьев кутёжных
Тот же гордый, уклончивый жест:
Как собой недовольный художник,
Отстраняешься ты от торжеств.
Как поэт, отпылав и отдумав,
Ты рассеянья ищешь в ходьбе.
Ты бежишь не одних толстосумов:
Всё ничтожное мерзко тебе...
|
</> |