7 сентября 1932 года в пустынной местности я был близ Бога

foto_history — 02.08.2021

< До четырнадцатилетнего возраста я воспитывался в семье священника Православной Церкви и, конечно, бывая за богослужениями во все воскресные и праздничные дни в Никольском храме Туркестана, не раз слышал слова Писания, говоренные отцом в проповедях, что блудники «Царствия Божия не наследуют».

Получив отпуск на работе в Ташкенте, я в сентябре 1932 г. приехал к родителям в Туркестан. Отец служил в Никольском храме, и я, конечно, за каждой его службой бывал в храме, прислуживая в алтаре.  Как-то, захватив Евангелие, я отправился на кладбище, бывшее на окраине пристанционного поселка Борисовка. Песчаная местность, редкие холмики могилок с крестами…

Никого в обозримом пространстве. День был солнечный, небо — безоблачное, тишина… и в этой тишине пустынной я вдруг почувствовал присутствие совсем рядом с собою Невидимого, но прямо-таки ощущаемого Господа. Боясь Его удаления, я торопливо стал молиться:  «Господи! Помилуй, прости и спаси меня.  Господи! Я хочу быть рабом Твоим. Прости все мои грехи и сделай так, чтобы я Твоим был. Господи! Будь со мною всегда!».

После такой вот молитовки мне стало радостно как-то. Так хорошо мне стало, я опустился коленями на песок. Охватившая меня радость была так велика, что я даже заплакал. Так хорошо! Так прекрасно!  Подлетевшая стайка воробышков села неподалеку от меня, закричали воробышки, потом поднялись и улетели куда-то прочь.  Около часа я просидел здесь, наслаждаясь удивительной, покойной радостью.  Придя домой, я сразу же записал на последней странице Евангелия: «7 сентября 1932 г. В пустынной местности я был близ Бога» >

В Тамерлановке и Туркестане

***

Предпасхальный пост в камере 212

Меня арестовали «за организацию кружка по изучению Библии».  После напряженных занятий и суеты зимней сессии — вдруг полный штиль: тишина одиночки, нарушаемая лишь регулярными поверками, оправками, кормлениями, прогулками (20 мин), шмонами, ежедекадно душем и преимущественно ночными вызовами к следователю…

Оторванному от повседневной сутолоки института и общежития, мне поневоле предоставилась возможность наедине подумать о происшедшем… За Библию, по закону, не должны брать в тюрьму; однако я, вопреки закону, все-таки сижу в ней; и неизвестно, сколько еще предстоит просидеть здесь. Но раз меня посадили за слово Божие, значит, тут действует, бесовщина, а метод борьбы с нею нам указан Христом: молитва и пост…

В этой камере теперь начинается для меня иная, новая жизнь. Так и начну ее вооруженным молитвою и постом. Сейчас все христиане постятся; я же хоть в последние три дня перед Пасхою к ним присоединюсь: ни хлеба, ни воды!  «Господи Иисусе Христе!  Ты Сам в пустыне строжайше постился в начале Своего спасительного служения в мире. И Твои, уже облагодатствованные пришествием Святого Духа апостолы, перед выходом в мир на проповедь Евангелия подготовляли себя молитвою и постом.  Ныне и мне, грешнику, следует подготовить себя молитвою и постом к исполнению того, что определяет мне святая воля Твоя.   Господи! Благослови готовность мою жить по воле Твоей и дай силы ее исполнять, во славу Твою. Аминь».

В Великий Четверток (17.IV.1941 г.) я отказался от пайки хлеба, сахара (кажется, два кусочка) и баланды. Последовал вопрос надзирателя сквозь открывшуюся в двери кормушку: «Почему отказываетесь принимать пищу?».

Мой ответ: «Сейчас идет Великий пост в Церкви, а я — христианин, и потому до воскресенья — до праздника Пасхи — ничего есть не буду».  С тем же вопросом обращались ко мне еще человек пять. Выслушивали мой ответ и уходили. Один вопрошавший (видно, из начальствующих), услышав ответ, сказал: «Не будешь принимать пищу, станем кормить через кишку».

Около полудня двое конвойных повели меня к заместителю начальника тюрьмы по режиму; ввели в его кабинет и удалились.  За столом в кресле сидел военный лет сорока пяти, кажется, с тремя шпалами на гимнастерке и орденом на груди. Посматривая на бумажку, что лежала на столе, начальник задал мне обычные анкетные вопросы; потом встал из-за стола и принялся внимательно рассматривать меня, стоявшего с руками за спиною метрах в трех от него.

— Ты что — решил объявить политическую голодовку?

— Нет, как православный христианин я просто должен строго соблюдать пост в последние три дня передПасхой.

— Ты начинаешь политическую голодовку и голову мне не морочь со своим постом.

— Я вам уже ответил, что держу пост как верующийв Бога; никакой политической голодовки не объявлял и не собираюсь объявлять.

— Тебе сколько лет-то?

— Двадцать четыре.

— И ты, говоришь, верующий?

— Да, я — верующий; я — христианин.

— Ужели вправду ты веруешь в Бога?

— Да, конечно, верую в Бога (перекрестившись, я опять руки отвел за спину).

— И молишься Богу?

— Да, я молюсь Богу.

— Ха-ха-ха! Дико как-то! (Минутное молчание).

— Вот что: сегодня же принимай пищу, потому что твоя пасха прошла.

— Нет, не прошла!

— Откуда ты знаешь — «не прошла»? Вот, я тебе говорю— прошла уже пасха.

— Нет, не прошла! Мне известны остаточные формулы Гаусса, по которым я могу, если нужно, вычислить даты Пасхи хоть на сто лет вперед.

Снова молчание.

Потом начальник задумчиво говорит, смотря на меня в упор:  — Значит, используешь астрономию для расчета Пасхи…— здорово! В 24 года веровать в Бога и строго соблюдать посты… Дикость какая-то! И это — в наше-то время?! Ведь мы от социализма к коммунизму идем!

Молчание.

— Смотрю я на тебя — вроде живой ты; а на самом деле ты — ископаемая живность, этак XV века… Ты — просто фанатик! Фанатик!!! Ха-ха-ха! Ты — фанатик! Впервые вижу такую живность: фанатик!  Начальник отвернулся от меня, сел в кресло. Молчание длилось минуты три-четыре.

— Ну, а на пасху твою станешь ты есть?

— Конечно! Ведь Пасха — величайший христианский праздник!  Начальник помолчал, потом решительно: «Ну, смотри, сам проверю. Если ты обманываешь — несдобровать тебе. Иди! Фанатик!».

Тут начальник, по-видимому, нажал на какие-то кнопки у края стола, так как сразу же появились в кабинете мои конвоиры, которым он приказал увести меня в камеру.  Прошли последние три дня поста. Наступило воскресенье — Пасха! Разумеется, я стал есть все, что мне давали. И на меня — ядущего, десятки разных лиц заглядывали в волчок и через кормушку. Слышно было, как заглядывавшие за дверью говорили шепотом между собою: «ест, как обыкновенно».

Заметим, что с этикеткой «фанатик» (по-видимому, записанной в моем деле начальством Бутырской тюрьмы) я, слава Богу, прошел по всем тюрьмам и лагерям До самого дня получения полной реабилитации —11 Мая 1956 г. (освобожден 14 мая 1956 г. из лагеря близ Омска; прибыл в Москву 18 мая 1956 г.)

Воспоминания: первые сорок лет моей жизни — протоиерей Михаил Труханов

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив