***

Присела рядом, говорит: мне нужна помощь. Говорит: я тебе заплачу.
Я понятия не имел, кто она такая. Хорошенькая, лет пятнадцати, глаза разнесчастные, одета – вам моё почтение. Из дома, спрашиваю, сбежала? Она головой мотает, неважно, мол. Только ехать, говорит, нужно прямо сейчас.
Посмотрел я на неё, подумал, кошелёк в руках повертел.
Лошадь, спрашиваю, у тебя есть? Лошадь у неё, как оказалось, была.
Как к городским воротам подъехали, она затряслась, в плащ поглубже заворачивается. Тебя ищут, что ли, спрашиваю. Н-нет, говорит, пока что не должны. Вот на этом «пока что» мне бы, конечно, отдать кошелёк и ехать дальше одному. Вместо этого я достал из сумки запасные штаны, бросил ей – надевай, говорю. Чистые. Ничего, надела, не поморщившись. Волосы под шапку убрала.
Стражникам у ворот я сказал: дочь. Если б мог, я бы, конечно, её сыном назвал, да только даже в моих штанах и в моей шапке было сразу понятно, что никакой она не сын.
Выбрались мы из города, едем, вокруг никого, она дрожать перестала. Так что, спрашиваю, у тебя случилось-то? Замуж, что ли, не за того велели идти? Она аж фыркнула – не угадал, значит. Но молчит, не отвечает, а сам я другой причины предположить не могу, ничего в голову не идёт.
Хорошо, говорю, а почему я? Неужели с такими-то деньгами тебе не к кому было обратиться? Она опять молчит, такая у нас интересная беседа получается. Значит, продолжаю я, не к кому, кроме первого встречного – уж не потому ли, что никто знакомый не согласился бы тебе помочь?
Точно, отвечают мне из придорожных кустов, вот тут ты, парень, угадал.
Выходят – трое с одной стороны, двое с другой. Дорогу перегородили, но лошадей не трогают и оружия не достают, вежливо стоят.
Тот, кто первым вышел, говорит: слезайте, ваше-ство.
Девчонка головой туда-сюда вертит, лошадь её копытами в землю стукнула, прыгнула – только один из разбойников успел за поводья ухватиться, так что всадница из седла вылетела и на землю шмякнулась. Тот тип, что успел к моему коню подобраться, аж на траву сел с перепугу, остальные заахали, заохали, кинулись её поднимать с причитаниями. Тут, до меня, наконец, дошло, с кем я, дурак, связался.
Ваше-ство, говорит старший, как ни в чём не бывало, карета за вами сейчас прибудет. Девчонка на это ничего опять не отвечает, с другой стороны, может, оно и правильно, не о чем принцессе с бандитами разговаривать.
Пока мы ждали обещанную карету, на меня поглядывали с сочувствием. Если б у меня с собой было зеркало, я, пожалуй, и сам на себя точно так же поглядел бы.
Забирать её – и меня, болвана, конечно, тоже – прискакала дюжина солдат, не считая кареты. Усадили нас обоих внутрь, мне перед этим руки связали, девчонку, понятно, пальцем не тронули, под руки и с поклонами. Едем.
Ну, говорю, хоть теперь-то расскажешь, ради чего ты в бега подалась, твоё высочество? Человеку из-за тебя, как-никак, головы лишаться, имеет он право знать, какого чёрта?
Она опять молчит, глаза закрыла, только головой легонько так постукивает по стенке кареты – тюк, тюк. Слушай, говорит, задумчиво так. А вот если бы так случилось, что все солдаты, и кучер, и кто там ещё снаружи – ну, в общем, все – если бы они, скажем, в обморок упали, ты бы смог отсюда выбраться? И меня вытащить?
Я это обдумал, и говорю: нет, прости, никак. Руки связаны, карета снаружи заперта.
Жаль, вздыхает она, да что ж теперь поделать.
А ты, осторожно спрашиваю, что – так можешь? Чтоб все раз, и в обморок?
В том-то, говорит, и дело. И, наконец, объяснила мне, что у них тут творится.
Я переспросил: все? поголовно? Не то чтоб я ей не верил, просто в голове такое не укладывалось.
Да, говорит. Все. От младенцев до стариков, безо всяких исключений.
У них такое, оказывается, и раньше случалось, время от времени. Всегда с детьми из королевской семьи, и больше ни с кем. Кому-то везло на месяц, кому-то – на пару лет. В общем-то, этим даже гордились: король и его народ – одно целое! Никто особо не возмущался, до тех пор, пока не родилась она, и местный королевский маг не высчитал, на какой срок принцесса связана со своими подданными – вернее, на какой срок самочувствие всех и каждого зависит от самочувствия принцессы. Высчитал, ужаснулся, пересчитал. И ещё раз пересчитал. Результат остался неизменным. Сто пятнадцать лет, и ни днём меньше.
Ты же умрёшь за это время, сказал я. От старости.
Умру, кивнула она. И в один день со мной умрут все жители королевства. От стариков до младенцев. Правда, это будет нескоро. Вернее, этого вообще не будет, если всё пойдёт так, как они хотят.
Они хотят снять заклятье, спросил я – хотя уже понимал, что нет. Иначе с чего бы она попыталась сбежать.
Нет, ответила она, не снять, а наложить.
А они сами, спросил я, выслушав её, разве не заснут вместе с тобой?
Не заснут, сказала она. Они же не спят сейчас, когда я сплю. Я буду жива и здорова, я не буду стареть, а ровно через сто лет проснусь и смогу делать всё, что захочу. И он – наш маг, то есть – обещал мне хорошие сны.
Я мог бы сказать ей, что не так уж плохо это звучит, учитывая обстоятельства – но не сказал.
Дальше мы ехали молча.
Меня отвели в тюремную камеру. Обращались, в целом, неплохо – понимали, что я, чужак, просто не знал, с чем имею дело. Возможно, меня бы в конце концов даже отпустили, а может, всё-таки повесили бы – выяснить этого мне так и не довелось.
Потому что маг, составлявший заклятие, ошибся. Видимо, волшебный сон – это совсем не обычный сон.
В один прекрасный день в мою камеру никто не пришёл. И на следующий день тоже.
Примерно через неделю мне удалось выломать решётку. Ничего сложного, когда тебя никто не останавливает.
Я прошёлся по спящему городу, вошёл в королевский замок, отыскал спальню принцессы. Поправил на ней одеяло. Закрыл окно. И ушёл.
|
</> |