30 лет!

Я не люблю вспоминать первые годы в Израиле, они у меня ассоциируются с мамиными депрессиями, с болезнью папы, с чувством опустошённости, когда старая жизнь ушла безвозвратно, а новая ещё не наступила.
Отъезд готовился почти год, подготовка поначалу велась в тайне, родители пытались скрыть факт отъезда от моих школьных учителей, но тщетно, аттестат они мне всё равно подпортили. Папа приватизировал нашу квартиру (тогда уже это было можно), а потом продал её новому русскому за телевизор, видеомагнитофон, микроволновку и радиотелефон. Правда микроволновку украли по дороге, а за телевизор пришлось платить пошлину, ну и бог с ними.
После школы я не стала поступать в университет, а устроилась к маме в поликлинику в регистратуру, параллельно помогая родителям паковать багаж. Фактически я сама и запаковала все шесть ящиков, состоящих большей частью из книг и старого бабушкиного пианино, которые мы и привезли с собой. Все старинные бабушкины невывозные украшения папа заботливо уложил в старый пылесос, вместо мотора, а довоенное столовое серебро - в полости стремянки. Сейчас смешно об этом вспоминать, но тогда... И всё же все эти ухищрения оказались не нужны, таможенник оказался человеком любознательным и, обнаружив сверху Библию в картинках (новое только что вышедшее и очень красивое издание), вместо досмотра багажа, уселся её читать.
Ехали мы как раз в разгар Войны в Заливе. Из Петрозаводска - поездом до Москвы, где на три дня пришлось остановиться у папиной тёти. Все эти дни запомнились бесконечными посещениями многочисленной московской родни и гаданиями о том, куда же нас отправят. Возможность отправки в Израиль почему-то не рассматривалась, родственники наперебой высказывали самые различные предположения начиная от пересылки всех новых репатриантов в Америку и кончая почему-то Австралией.
Ехали вшестером: мама, папа, я, брат и бабушка с дедушкой. Мама была одета в две шубы, а я в шубу и пальто, к тому же в ручной клади мы несли дедушкину коллекцию марок, оцененную в десять тысяч рублей, которые надо было заплатить на таможне. Таможенники однако не обратили внимания ни на коллекцию, ни на деньги, и их пришлось перекидывать через забор провожавшим нас родственникам.
Ехали мы через Бухарест, где нас почти сутки держали в каком-то подобии общежития, пока наконец не погрузили в Эль-Алевский самолёт. Самое сильное и незабываемое впечатление - израильские солдаты с ружьями наперевес, оцепившие самолёт. Сразу появилось чувство заботы и защищённости.
Израиль встретил нас пальмами, таинственной надписью на иврите (как оказалось впоследствии "Брухим Ха-Баим Ле-Исраэль" - "Добро пожаловать в Израиль") и противогазами. Тут же в аэропорту научили, как ими пользоваться, напоили соком и дали такси, на котором мы и доехали до папиной двоюродной сестры в Реховоте. У неё мы остановились на две недели. Они были в Израиле уже полгода (срок для нас внушительный), а троюродный брат уже даже поступил на мехину (подготовительное отделение) в университете (кстати, как раз он меня отвёл в Бар-Иланский университет и помог в оформлении документов, за что я ему очень благодарна).
Зима была странная, дождливая, очень похожая на карельское лето, тётя готовила салат оливье с макаронами, угощала нас невиданными до тех пор йoгуртами, селёдочной икрой и баклажанным салатом, а на рынке продавали виденные только на картинках кокосы с ананасами. После пяти вечера нужно было сидеть дома и ждать сирены, а потом забираться вдесятером в маленькую комнатку с обклеенными окнами и мокрой тряпкой под дверью. Бабушка ни в какую не соглашалась надеть противогаз, а родители чуть ли не каждый день доводили меня до истерики своими вечерними прогулками.
Через две недели мы переехали в найденный родственниками для нас домик - ужасная развалюха, где мы ютились вшестером в двух комнатках, и чтоб иметь свой уголок, я спала на веранде. В свитере и сапогах. До сих пор вспоминаю этот пронизывающий холод - так холодно как на той веранде мне не было никогда. Ещё вспоминаю соседку Фаину (чуть младше моей мамы) - бойкая мать одиночка, приехавшая на пару месяцев раньше и уже устроившаяся на работу инженером. Ей нужно было хорошо выглядеть на работе, поэтому мы с ней обменивались одеждой. У меня были потрясающие красные брюки, которые я давала ей поносить.
В этом домике мы прожили всего полгода, но там у нас появились две "удочерившие" нас семьи. Тогда израильтян очень призвали брать опеку над новоприбывшими. И над нами взяла опеку семья Моти и Рути. Моти был патентоведом, как и мой папа, а Рути работала медсестрой на "молочной кухне" (типат халав). У них было трое уже взрослых детей и свой дом, который тогда казался мне верхом мечтаний, но впоследствии их район превратился в неблагополучное место, а дом у меня теперь намного лучше. Моти очень пытался пристроить папу на работу, но его усилия не увенчались успехом - чтобы быть патентоведом в Израиле нужно иметь юридическое образование. Поэтому папе пришлось целый год учиться на курсах учителей, а потом пять лет мыкаться по временным работам. Также нас "удочерила" религиозная семья. Они пригласили нас праздновать Песах. Этот Песах мы запомнили на всю жизнь - 4 часа чтения Агады без маковой росинки во рту. К тому же я по ошибке выключила у них свет в туалете. Эта шефская семья отвалилась очень быстро. Однажды они пришли к нам в субботу и увидели работающую стиральную машину. Больше мы их не видели. Зато с тех пор мы всегда отмечаем Песах чтением Агады, правда, читаем мы намного быстрее. А вот с Моти и Рути родители общаются до сих пор.
Мы учились в ульпане, родители занимались всякими хозяйственными вопросами, подтверждали свои дипломы, а на мне лежала обязанность закупки продуктов на всю семью. До сих пор помню, как я старалась уложиться в 50 шекелей на шестерых на неделю, и у меня это даже получалось. Тогда ещё почти не было больших супермаркетов, и продукты мы покупали в небольших лавках и на рынке, где у меня появился воздыхатель, который кричал мне всякие... нет, не гадости, даже наоборот, но я всё равно не знала, как бы мне незаметно проскользнуть мимо.
В ульпане я встретила Сашу. Его ульпан в Гедере закрылся из-за войны, и он ездил в наш ульпан в Реховоте. Он меня водил в недосягаемую мечту всего нашего ульпана - кафе Капульски, мы ходили гулять в институт Вайцмана, проделав там дыру в заборе, и в кино на новые фильмы Йехуды Баркана, а спустя три года поженились.
На Пурим закончилась война в заливе, а потом были годы учёбы: я поступила в университет, папа - на учительские курсы в Иерусалиме, мaмa подтвердила свой диплом врача, а потом лет шесть сдавала бесконечные экзамены на специализацию и никак не могла устроиться на работу.
Жизнь постепенно наладилась, в Израиле я выучилась и передо мной открылись ТАКИЕ возможности, о каких в России я и не мечтала, здесь родились и выросли мои дети, здесь у меня прекрасная жизнь, и я очень благодарна родителям, решившимся на такое непростое предприятие. Я не люблю громких слов, но в Израиле мне очень хорошо, я люблю эту страну, я чувствую в ней себя дома. Чего и вам желаю.
Пыталась найти фотографии тех лет, но их почти не оказалось.
Тут я со школьной подружкой. Она приехала на полгода позже нас

С мамой и братом на Масаде, экскурсия от ульпана

У тети под Афулой

Это уже после свадьбы


|
</> |