29 до и 10 после

nedostreljani — 14.09.2011 Есть какая-то своя мистика у давнего снимка: именно стоявших впереди, самых талантливых, самых перспективных и внешне таких крепких уже никогда никто больше сфотографировать не сможет.

Семейного нашего друга Петровича убили (отравили, отравили изощренно и грамотно Щекочихина, неужто кто еще сомневается?!)летом 2003-го.

Двумя же годами раньше, 14-го сентября, не стало того, о ком мы с Совой никогда не забываем. И не забудем.

Тем паче, теперь этот навсегда 29-летний парень живет не только в родительской памяти, но и в уже известной многим книжке



...Пусть не сразу, пусть через тернии, но продрался, таки, я к той модели семейных отношений, которая всегда подспудно манила.
Дедушка Геннадий Павлович душа в душу прожил более пятидесяти лет с золотой своей половинкой. Царствие им, обоим, небесное!

У милейшей Веры Ивановны всегда хватало женской мудрости не перечить взрывному, но такому отходчивому супругу.
- Царь ты, батюшка, конечно царь, - с доброй иронией успокаивала бабулька распалившегося дедка. А потом как-то незаметно, мягко, необидно, прокладывала семейную колею в самом точном и нужном для обоих направлении. Да так, что дед искренне гордился потом своей «руководящей и направляющей» ролью.

Эмма тоже умеет не обидно, но очень настойчиво воспитывать. Про сына ее соседи так и говорили: «Ну, просто идеальный»! Алеша, после службы на С-300 и в Таманской дивизии, без всякого «барашка в кармашке» поступил в питерский госуниверситет. Просто упивался философией и политологией. Влюбился в сокурсницу свою Наташу. Тоже умницу и краснодипломницу.

Обоих оставили на кафедре. Знакомый профессор пообещал продать Алеше и Наташе пустующий угол на Английском бульваре. Денег на все про все требовалось не менее шести тысяч. «Зелеными», конечно. Эмма сбилась с ног, их тщетно пытаясь раздобыть.

Примерно такая же сумма за время пахоты в коммерческих структурах у меня и накопилась. Оставлял на «черный» день. На будущую учебу детей.

О заначке этой знала только мама. Как мне наивно тогда казалось. И лишь после того, как отдал я эти деньги Алеше с Наташей, жена призналась: давным-давно и совершенно случайно наткнулась она на мой примитивный тайничок. Но тут же приказала себе о долларах забыть.

- Нет ведь у меня на них никаких прав. Это деньги не из нашей с тобой жизни.

Больше никогда и ни разу даже рубля от Эммы я не припрятывал.
А Алеша с Наташей блестяще защитили кандидатские диссертации. И выиграли какой-то престижный грант. По которому Леха должен был отправиться аж в Оксфорд. В рамках обмена молодыми учеными.

Да и у нас к тому времени все складывалось славно. Хватило сил и решимости бросить банк и вернуться в журналистику. Приглашен был в сочинские собкоры престижной столичной газеты. Много печатался. В журналистских конкурсах регулярно побеждал. Известность какую-никакую в газетном мире приобрел...

На дачу мы никогда не копили. Вполне могут у лезущего на рожон журналиста хибарку спалить. О хорошей машине даже и не думали - вдруг угонят. Заработанное откладывали на самое для нас главное. На впечатления от путешествий. Такое богатство можно отобрать лишь вместе с головой.

По дешевому автобусному туру осенью 2001 года отправились в Англию. Посмотреть вожделенный Оксфорд. Лишний раз погордиться сыном. Рассказать Лехе, какой именно антураж будет его окружать в недалеком будущем. Но будущего у парня не оказалось. Даже самого короткого, маленького…

Мы ожидали нашу московскую тургруппу в Бресте. Как раз выбирался Лукашенко. В президенты на второй срок. Из репродукторов на площадях и улицах оглушительно и как-то особенно зловеще ревело: «Будет людям счастье, счастье - на века! У советской власти сила велика!». Все вокруг было красным от стягов. Стаи каких-то черных птиц, то ли галок, то ли грачей, густо кружили над нашей привокзальной гостиницей. И пугающе молча улетали в сторону заката.

Познакомились в кафе с пареньком Сашей. Белорусского «батьку» он не ругал и не хвалил. Больше говорил о своей работе. Доволен был густым «наваром» и молчаливостью клиентов. Саша оказался могильщиком.

Именно Саша, но уже из совсем другого похоронного бюро, после отпевания в старообрядческой церкви повезет Алешу в цинковом гробу к самолету.

А за несколько суток до этого жуткого рейса «Санкт-Петербург – Сочи» будет совсем другой самолет в другой части света. Огненный шар от второго «Боинга», врезавшегося во Всемирный торговый центр, мы с Эммой увидели в голландской закусочной. Весь мир к тому моменту уже осознал: идет прямой эфир. А мы с женой все еще недоумевали: надо же кому-то в этой придорожной закусочной крутить к обеду какой-то голливудский «ужастик»!

На следующий день, уже в Шотландии, Эмма не отходила от телеэкрана. Постоянно плакала. Тягостное, ничем и никак не объяснимое предчувствие охватило нас.

Лешке как раз исполнялось 29. Мы позвонили в Питер. Но никто не отвечал в крохотной, такой милой квартирке.

- Это же исторический центр! - восторгался за полгода до этого Алексей. - «Улица, фонарь, аптека…». Помнишь у Блока? Это же рядом с нами, за углом.

Мы все помнили. Мы радовались вместе с талантливой, такой красивой и такой перспективной семейной парой Чазовых. Но теперь Леша молчит. И Наташи дома нет. Почему?

15 сентября, прямо перед входом в Эдинбургский замок, запиликал «мобильник» у Сережи, руководителя нашей группы. Ровно сутки, оказывается, пыталась до нас дозвониться из Сочи Эммина сестра.

- Крепитесь, Алеша исчез!

- Как исчез?

- Наташа еще спала. Он ушел на зарядку. И – все!
- Что, что там? – закричала Эмма. Она не умеет кричать. Жена моя вообще не кричит никогда. Но тут… Как же страшно и как больно она кричит. - Твоя мама? Моя? Не молчи!

Но я уже не ощущал собственного тела. Как и всегда, в минуты самые тяжкие, непоправимые, сделалось очень отстранено спокойно, почти сонно. Как будто все происходит не со мной, не с нами, не на этой Земле…

- Жди здесь, не волнуйся, сейчас вернусь.

Отвел в сторонку ребят, с которыми вчера еще, в честь первого «шотландского» нашего дня, оценивали достоинства настоящего виски:

- Тут такое дело, мужики… Похоже, наше путешествие закончилось. Сына потеряли. Как, как? Будем в Питере устанавливать. Или несчастный случай, или убили.

Заняли бы лучше на дорогу. Кто сколько сможет. И еще. Поспрашивайте у своих баб капли успокаивающие, что ли. Валидол там какой-нибудь. Похоже, сейчас начнется...

Но Эмма только вскрикнула «Нет!» и закаменела. Провел ее, ничего не соображающую, сквозь ворота, мимо гвардейцев в клетчатых юбках-килтах и с автоматическими винтовками.

На большее и у меня уже сил не хватило. Группа ушла дальше. Оценивать жемчужину архитектуры. А гид наш Сережа умчался бронировать билеты до Лондона, а затем и до Петербурга.

Поседевшая в одно мгновение Эмма не пропускала сквозь сцепленные зубы ни стона. Мимо змеилась очередь. Люди на разных языках участливо спрашивали, можно ли чем нам помочь?
Сам никогда не куривший, я понимал: Масе моей сейчас это очень даже нужно. Но никто тогда сигаретой так и не поделился. Или потому, что они в Великобритании очень дороги. Или потому, что на Западе закурить незнакомым людям не дают. А может, совершенно непонятым показался туристам всего мира очень ломаный английский из пересохшего до скрипа горла.

Потом был лондонский вокзал. Откуда нас, как и всех бездомных бедолаг, поперли к полуночи. Дул нестерпимо холодный ветер. От него негде было укрыться. И негде было даже присесть. К нам подходили наркоманы, проститутки, сутенеры, вглядывались в лица, говорили «Сорри» и удалялись.
В аэропорту «Хитроу» время тоже остановилось... И я уже знаю, чувствую: именно смерть отобрала приемного сына. Но как можно сказать такое родной матери? Покачивающейся мерно и страшно на мягком, ворсистом полу переполненного английского аэропорта.

Потом был Питер. И был поиск так непонятно, так страшно исчезнувшего Алексея. Он оказался в морге. Лежал среди «не затребованных». В перепачканном тренировочном костюме и черной, фирменной майке «Новой газеты». Как «беспаспортный и неопознанный». Но какие могут быть документы у человека, выбежавшего на утреннюю зарядку? Только ключи и плеер. Который, понятное дело, исчез еще на стадионе физкультурного института. Там Леша отжимался от земли. И вдруг молча, без вскрика, без всхлипа, уткнулся лицом в грязь. Повредив бровь о кирпич на земле.

Мне говорили потом, что этой боли сын уже не почувствовал. Он умер в том мгновенном полете сверху вниз. Уже на вскрытии «без очереди и срочно», за что взятка питерским судебным медикам передана была огромнейшая, эксперт мне объяснит:

- По коронарным сосудам вашего мальчика можно скальпелем стучать. Заизвестковано не по возрасту. Этот вот при повышенной нагрузке и надломился. Смерть святого! Моментальная и безболезненная. Бессимптомная ИБС, ишемическая болезнь сердца.

Действительно, ни одной жалобы на здоровье не было от 29-летнего атлета, не пьющего, увлекающегося спортом и наукой. И мама Лешина никогда не жалуется. Никогда! Свеча ее единственная загашена непонятно кем и непонятно ради чего. Тьма кромешная и вечная обступила, не отпускает. Воет, буквально воет жена бессонными ночами. Но - беззвучно. Чтобы не разбудить меня. Не вспугнуть соседей. Не опечалить лишний раз этот и равнодушный мир.

Впрочем, такой уж он и равнодушный? Даже бывшая моя вторая. не скупившаяся до 14 сентября на обвинения, претензии и проклятия, прислала длинное, полное скорби и сострадания письмо. А людей в Сочи на похороны пришло сколько!..

Слилось все это и многое другое в нечто не персонифицированное, безликое. Но очень участливое, понимающее, поддерживающее. Это была настоящая людская доброта. Без которой даже самому сильному не выжить. Как и без проблеска света в конце тоннеля. Без зажженной свечи во Вселенской бездне...

… Опять зажурчала вода в кране. Опять Мася не спит. Но скоро она вернется. И следов слез будет не видно. Жена научилась их прятать как никто другой.

Утром, как и всегда, как и в любой иной день одной на двоих жизни, Эмма принесет мне кофе в постель. Такая вот у нее славная традиция. Расскажет, что Леша опять не приснился. Что он, наверное, сейчас занят чем-то другим.

Потом, наверное, процитирует начитанная моя староверка из летописи времен куда более трудных и страшных. Про то, как единоверец, проповедник и бунтарь Аввакум в цепях, под конвоем, продвигался в лютые северные края. Навстречу своей мучительной кончине.

Верная его половинка лишь однажды не удержалась и кротко спросила:

- Долго ли мука сия, протопоп?

- До самыя до смерти! - отрезал гордый старец.

- Ну, ино еще побредем! - облегченно вздохнула женщина. И заскользила по льду замерзшей реки чуть быстрее. Чтобы не отставать от самого дорогого в ее судьбе мужчины.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив