...

tatiana_gubina — 22.08.2012

        Мне такие хорошие письма в личку пишут, и я их радостно читаю, и все думаю, что нужно же, наверное, вернуться к своему жж, и каждый раз теряюсь. Сложно написать о сложном.
        Просмотрела записи. Мне казалось, что я с февраля ничего не писала. Оказалось, память моя ошиблась, и весенний жж вполне себе наполнен разнообразными постами ... о том- о сем. А вот летом - совсем ничего.

Мне, конечно, хочется, чтобы все толково, логично, последовательно и постепенно. Чтобы был понятен процесс, динамика, чтобы проявлялись закономерности... И до определенного момента они вполне проявлялись. Я радостно глядела в будущее, предвкушая, что вот еще чуть-чуть, еще пара-другая шажочков, и мы наконец достигнем того умиротворенного состояния, в котором можно расслабиться и пожинать плоды приложенных усилий. Не тут-то было…

Не могу сказать, что откат наступил внезапно. Наверное, все нарастало постепенно, и я отмахивалась и игнорировала, не придавая большого значения тому, что после хорошей, душевной, спокойной полосы опять начинается шторм. В конце концов, светит солнце, а потом неизбежно наползают тучи, и льет дождь, но потом снова проглядывает солнце, и птички поют, и цветочки, отряхнувшись от капель дождя, продолжают свое цветение… Отмахиваться становилось все труднее.

Отвлекаясь от метафор и художественных образов… Все как шло? А так вот шло. Детка моя Старшенькая, мое, как мы ее теперь называем, Сокровище, живет «периодами». В хорошем периоде у нее все хорошо, она старательна, сообразительна, позитивна и конструктивна. Она общается, задает вопросы (ага, спустя два года совместной жизни она начала задавать вопросы!), наводит порядок, рисует и даже пишет стихи. И пока длится этот период, вовсе не думаешь о том, что вот, мол, все хорошо. Пожалуй, вообще ни о чем не думаешь особо, потому что чего думать-то, жизнь идет, мы живем, и нет причины для каких-то особых рефлексий и анализов - что, почему и откуда. А потом… такое впечатление, как будто переключатель повернули. Вот была нормальная такая, вменяемая девочка, и вдруг… Именно – «вдруг», на ровном месте, «без объявления войны», на месте вполне обычного ребенка вдруг появляется некое… эээ…. чудище-юдище. Оно смотрит злобно, бормочет себе под нос, не отвечает на вопросы, не вступает в разговор. А если и говорит, то несет какую-то невнятную ахинею – нет, не то чтобы полный бред, но что-то такое, мало связанное с текущим моментом. Взгляд меняется, выражение лица, осанка, походка, тембр голоса… И это существо буквально источает злобность.

Первое время нашей совместной жизни мне казалось, что это я что-то не так сделала. Ну, может, обидела чем, невпопад спросила, интонация была жестковата, просьба была похожа на команду, да мало ли что… Я мучительно перебирала в голове все мельчайшие подробности нашей коммуникации, пытаясь нащупать тот спусковой крючок, который вызывает подобные реакции. Спустя полтора года я поняла, что никаких внешних причин нет. Эти ее состояния наступают сами по себе, и не зависят ни от каких внешних факторов. Просто – накатило. Длится от нескольких часов до нескольких дней. Иногда пару недель. Способов выведения дитяти из этого состояния не существует (ну или я их не нашла, и муж их не нашел) – само пришло, само уйдет.

Опять-таки, первое время я думала, что она просто дурит, и вредничает. Потому что ее коммуникативные проявления в этом состоянии больше всего похожи именно на такое гипер-вредничанье. Вот как будто она на всех обиделась за что-то, и теперь старается всех достать, нарочно делая что-то плохое, доставая, доводя, цепляя и затягивая в свою злобную воронку. Я задушевничала и вызывала на разговор, глядя в глаза и держа за руку, взывала и стыдила, увещевала, улещала и объясняла последствия – результат был нулевым. Все кончалось моими слезами, ощущением бесцельно потраченных на «воспитание» часов и надолго испорченным настроением.

Ощущение бессмысленности происходящего нарастало. Основная проблема была вовсе не в испорченном настроении и потраченных зря усилиях. Реальная, пугающая проблема была в том, что детка моя в этих своих «периодах» начинает разрушать мир вокруг себя. Она рвет тетрадки и прочую подвернувшуюся под руку бумагу, рвет свои рисунки, выкидывает в помойку свои стихи и сочинения. Она ходит в грязном и отказывается есть. Она говорит о том, что ей никто не нужен и ничего не нужно. Все, что требует приложения хоть малейшего усилия, отвергается напрочь.

И каждый раз, когда этот период наступал, я думала о том, что, в сущности, все наши «позитивы» идут насмарку. Потому что – да, в хорошем состоянии она может жить, а вот в плохом… Ну вот сейчас я ее удерживаю, не даю «скатываться», заставляю умываться и причесываться, и отправляю в школу, и она все равно сидит за учебниками, хоть и делает вид, что что-то делает, но ведь сидит же! То есть, внешние рамки для нее работают. Но что с ней произойдет, когда она станет взрослой, и этих внешних рамок не будет? Она не пойдет на работу, она не оплатит коммунальные счета, она выкинет мусор за дверь квартиры, если вообще выкинет, она наденет шерстяные носки под босоножки, пижамную кофту и спортивные штаны и пойдет «гулять»? И она не покормит своего ребенка – эта мысль сводила меня с ума. Потому что кормить орущих младенцев – это трудно. А трудное она перестает делать, когда на нее «накатывает».

И все же, надежда была. За полтора года общая динамика была вполне позитивна. «Периоды», которые поначалу шли один за другим, становились все реже и все короче, и потом мы с ней об этом разговаривали, и она говорила вполне здраво, и рефлексировала, и делала вполне осмысленные замечания и предположения, и проявляла всяческую готовность справляться с «плохим настроением», как она это называла. А если учесть, что за полтора года она стала вполне связно разговаривать, ее словарные запас заметно расширился, а грамматические конструкции, которыми она теперь владела, позволяли выражать достаточно сложные мысли, то, надо признать, эти разговоры давали ощущение, что детка наша вполне способна преодолеть свои внутренние трудности. Меня не оставляла надежда, что, живя хорошей, осмысленной, наполненной позитивными событиями, домашним уютом, покоем и эмоциональным теплом жизнью, она постепенно перестанет испытывать внутреннюю нужду в этих разрушительных «уходах». Прошлой осенью мне казалось, что победа близка. Плохого все меньше, хорошего все больше. Еще чуть-чуть, и эти периоды исчезнут, растворятся, уйдут. И все у нас будет хорошо.

Если говорить о моей личной динамике… Поначалу я, как уже сказала, пыталась найти в себе причину ее состояний. Поняв, что со мной это не связано, я пыталась докопаться до ее собственных первопричин. Ну там, травмы детства и все такое. Связь не прослеживалась. Попытки включать здравый смысл и позитив, используя ее внутренние ресурсы, тоже провалились. Как ни странно, самой позитивной стратегией оказалось – просто не обращать внимание. Вот накатило на детку – окей, у нее переключатель сам собой прыгнул на «плохо». Мне тут же надо найти «переключатель» в себе и поставить его в позицию «без контакта». Не общаемся. Ничего не спрашиваю. Ничего не предлагаю. Молча едем в школу. Молча из школы. Обмениваемся только самыми «рамочными» репликами – «доброе утро», «спокойной ночи». Сидит в своем углу – окей, сиди, детка. Раздается звук рвущейся бумаги – да ладно, леса, конечно, жалко, но что поделаешь… Эта стратегия была прекрасна, за одним исключением. Наше Сокровище вовсе не устраивало, что на нее перестают обращать внимание. И она начинала провоцировать. Методично, последовательно, и, я бы сказала, виртуозно. Поскольку она рано или поздно находила тот «крючок», на который меня цепляло, и я заводилась, опять начиная ее «воспитывать». Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы отследить, как она меня цепляет. Так что, к концу прошлой осени – началу зимы все вполне устаканилось. Ну вот так вот мы живем – «периодами». Ну, в конце концов, бывает, наверное, и хуже. Младшая со Старшей практически перестала общаться, зато стала больше общаться со мной. Муж упорно гнул свою линию по «обучению и развитию». Короче, все шло своим чередом.

Бабахнуло где-то в феврале. Переключатель, раз переключившись, замерз в позиции «все плохо». То есть, сначала-то все было как обычно – ну плохо и плохо, рано или поздно все равно наступит хорошо. Но оно не наступало. А «плохо» все больше напоминало «очень плохо». Вернее, так – проблески наступали, но позитив не брал свое, вместо «выздоровления от болезни» все скатывалось еще ниже… Разрушалось все – вещи, достижения, отношения… На меня каждый день смотрело чудище – злобно, исподлобья, с ненавистью. Что было хуже всего – эти ее состояния она стала проявлять и в школе, чего раньше не было. Внешние рамки, и домашние, и школьные, перестали срабатывать…

А я совсем потеряла смысл. «Зачем все это?» - этот вопрос стал основной темой моих размышлений. Это очень жестокий вопрос. Потому что, чтобы терпеть и делать что-то трудное, нужны силы. А силы приходят, если есть хоть какая-то мотивация, какая-то пусть плохонькая, но цель. Цель исчезла. У меня все больше крепло стойкое, неотвратимое, неумолимое впечатление, что все эти труды, душевные, моральные, физические и интеллектуальные, и какие там еще, были абсолютно бессмысленны. Я испортила жизнь своей семьи, я вымотала всю свою душу, я «спеклась» и потеряла всякий интерес к жизни, и у меня больше нет никаких сил – РАДИ ЧЕГО? Ну поест-поспит она тут у нас еще пяток лет… И что? Она избегает усилий. Она тратит огромное количество сил, чтобы избежать усилий. Она не хочет трудного. А все остальное – это просто следствия. А когда это не-хотение накладывается на то самое злобное состояние, то получается катастрофа. Ложь, грязь, подворовывание, отказ от контакта, превращение хорошего в мусор – такая тихая, ежедневная, бытовая катастрофа. И я все больше думала о том, что она ведь все равно будет потом жить так, как она хочет. А она хочет разрушения. Идут недели, месяцы, а моя девочка разрушает, разрушает, разрушает…

А потом мои силы кончились совсем. Я была спокойна, я не заводилась, и мне казалось, что эмоционально я вполне стабильна. «Что-то ты мне не нравишься, - говорил мне муж, - ты стала какая-то не такая». У меня стала подниматься температура – просто так, до 38. Начали бить приступы кашля – подолгу, до слез и рвоты. Медицина утверждала, что я абсолютно здорова. В те дни, когда я не работала, я ложилась, накрывалась пледом и отворачивалась к стенке. В глубине души я знала, что так проще. Умирать проще лежа.

О том, как мы прожили апрель и май, можно написать поэму. Поэму в камне. В надгробном. На котором бы красовалась уместная надпись: «Тщеславная дура, которая в гордыне своей возомнила…», ну или что-то в этом духе. Так я себя ощущала в те месяцы. И, что хуже всего, я стала бояться мою деточку. Я старалась проскользнуть в свою комнату незаметно, прислушивалась, не идет ли она куда, не раздается ли стук отодвигаемого стула, или позвякивание тарелки, только чтобы только не встретиться с ней взглядом, чтобы не нужно было ничего говорить. Я превратилась в записную жертву – состояние, которое мне было знакомо теоретически, я знала, что такое порой случается с приемными родителями, которые перестают воспринимать ребенка как ребенка, и начинают бояться его, как агрессора, как источник зла. Теперь я испытывала это на своей шкуре. К слову, звяканье тарелок я слышала не очень часто – детка предпочитала питаться утащенным печеньем, не утруждая себя разогреванием супчиков и прочих питательных блюд.

Разумеется, я продолжала думать и искать причину происходящего. «Переходный возраст, - улыбались знакомые детские психологи, - ну ты же знаешь, как это бывает». Я-то знала. Они, похоже, нет… Впрочем, переходный возраст был вполне приемлемым объяснением. Детке моей уже было тринадцать с половиной, и то, что она стала упорно отталкивать от себя семью, было, в общем-то, закономерно. В ней появилась такая, как бы это сказать… уверенность в себе. Такая усмешечка – мол, а что ты мне сделаешь-то… Демонстративный нагловатый смех, когда я пыталась с ней поговорить и хоть как-то достучаться. «Да я тебя вообще не слушаю! Я все это уже сто раз слышала», - говорила она мне, и отворачивалась. «Как мы жить-то дальше будем?» - спрашивала я, и в ответ слышала, что она хочет жить в детском доме, в приюте, учиться в коррекционном классе, «потому что там детям все разрешают, а ребенок должен сидеть в контакте и смотреть телевизор». Моя хорошо научившаяся говорить деточка вполне внятно объясняла мне, чего я ей «должна», и что она намерена делать только то, что хочет она сама. Сама же она «ха-ха, учиться не будет, потому что все равно ее из школы исключить не могут».

Я все чаще стала задумываться о прекращении опеки. У меня было не просто ощущение, что мои усилия пропали даром. У меня было такое чувство, что я сама, своими руками вырастила монстра. Вот я ее научила говорить – и она говорит. Только лучше бы я этого не слышала. Я научила ее добиваться своего – вот она и добивается. Я научила ее общаться с учителями, быть активной на уроках, предъявлять свои знания – и она научилась – тянуть руку, выклянчивать пятерки, давить на жалость…

«Опеку тебе прекращать нельзя, - говорил мой умный муж, - ты же не знаешь, что будешь чувствовать, если ее отдашь. Возможно, такая бездна разверзнется, что все происходящее сейчас покажется цветочками». Он был прав. Я не знала, что я буду чувствовать. За долгие годы работы я насмотрелась всякого. Я видела, как детей с легкостью брали и с легкостью же отдавали обратно в детский дом, и забывали с легким сердцем, освободившись от «каторги». Но я видела и другое – ту самую бездну, в которую падали те, для кого было все не так просто. «Шла бы ты к психологу», - говорил мне муж. «Сама справлюсь», - говорила я, пытаясь в очередной раз принять позу эмбриона и отключить сознание…

Найти психолога – штука непростая. Всех тематических я сразу пропустила. Во-первых, потому, что практически со всеми знакома, а пытаться работать с коллегой-приятельницей – это все равно что за чашкой чая со знакомым хирургом похлопывать себя по аппендициту. Во-вторых, практически все тематические психологи работают в концепции «понять ребенка», а мне нужно было понять саму себя. Будучи сама психологом, я знала – я же не просто так обзавелась Сокровищем, я ведь приложила немало усилий, чтобы обогатить свою жизнь Вот Этим. Причины есть, и они работают. Сокровище – только повод, или, лучше сказать, реализация того, что где-то глубоко внутри меня требовало выхода наружу. Знакомая психолог у меня была. Она работала со мной лет двенадцать назад, когда я, помнится, вмазалась в очередной жизненный тупик. «Иди к ней», - говорил муж. «Она живет далеко», - говорила я, и это не было отмазкой. Я живу в замкадье, она – ровно с противоположной стороны. Тридцать километров, если лететь над Москвой, как птица. Пятьдесят километров по мкаду. В одну сторону два часа, если пробки. А пробки есть всегда.

«Я записалась на прием», - сказала я однажды вечером мужу. «Что, она переехала ближе к центру?» «Нет, она там же. Просто я больше не тяну». Позвонила я ей после того, как однажды поняла, что кричу на ребенка без всякой причины. То есть я и раньше кричала, ну там, если, например… короче, если есть причина, или хотя бы повод, это еще ничего. А тут вдруг – на ровном месте. Без причины и без особого повода. Я поняла, что сама превращаюсь в чудовище. Я становлюсь такой, какой я вовсе не хочу быть. Я делаю вещи, которые не хочу делать. По умному говоря – я себя не контролирую. Пора было сдаваться.

Ну что сказать… К психологу (психотерапевту) я пришла с тем, что имеет красивое название «невротический тупик». Невротический тупик – это такая штука, когда небо становится с овчинку, как говорят в народе. Иными словами, это когда все очень-очень плохо, и кажется, что из ситуации есть только два исхода. И оба ужасные. В моем случае дилемма состояла в следующем. Либо я отдаю чудовище в детский дом, в надежде обрести душевный покой. Я сама при этом превращаюсь в чудовище, да я уже в него превратилась, и хлебаю все дальнейшие последствия, в виде мук совести, осуждения окружающих…ммм… потери работы – вряд ли я потянула бы пребывание в тематической среде после этого шага. Я все это прокручивала в голове не один раз… и была готова на все это пойти. Потому что ничего уже не могло быть хуже того, что есть. Альтернативным вариантом было продолжать воспитывать чадо, невзирая на… Я понимала, что долго все равно не выдержу, хотя, конечно, буду стойкой и возьму себя в руки… Только вот организм мой, скорее всего, подкачает. Иммунитет уже упал почти до нуля, кашляла я почти целыми ночами, днем валялась с температурой… короче, дама с камелиями на ниве приемного родительства… Отвратительно. И никакого просвета. Либо то, либо другое.

Ну что ж. Если вы помните притчу про буддийского монаха, на которого напал тигр на узкой горной тропе, и ему некуда было деваться, кроме как сигать в пропасть, что он и сделал, умудрившись зацепиться за какой-то торчащий из земли корень… И вот он висит, вверху – тигр, внизу – пропасть… Прелесть притчи в том, что на этом месте сюжет обрывается. А мудрость сего повествования в том, что, раз мы узнали об этом приключении монаха, значит, он оттуда как-то выбрался. Иначе ведь мы не узнали бы о том, что произошло – тигр вряд ли станет рассказывать…

Ну да, как это ни банально звучит, терапия мне помогла. У меня расцепились «крючки», и я, действительно, обрела опору в самой себе. Процесс «умирания» прекратился, кашель исчез. Терапию описывать сложно, да и не нужно. Переосмыслила я многое. И с ребенком, и с самой собой, и с профессиональным самоопределением, кстати. Начиная с конца весны, я погружалась в себя, и переосмысливала, переосмысливала, пере-осмыс-ли-ва-ла… Это процесс. Я пока в нем.

Летом я развлекала себя просмотром Доктора Хауса (о, Хью Лори! Я тебя люблю давно, еще со времен Вустера, но теперь моя любовь обрела новую глубину!), а также писанием сказки, которая давно во мне крутилась и просилась наружу, но была затыкаема ввиду того, что «надо же писать о приемных детях». Кстати, о писании тематическом. Собственно, остановила я написание «Началось» по очень интересной причине. Когда у нас все начало рушиться, я всерьез решила, что, раз наши воспитательные усилия, которые я так подробно описываю, пропали втуне, то нечестно морочить людям голову. Люди-то читают и надеются, что все это ведет к блистательному подъему, к победе, к превращению мисс Дулитл в Прекрасную леди, а оно вовсе и не так… Получается, что живописуя ребенкины успехи двухлетней давности, я всех обманываю… Сейчас я пересмотрела свои взгляды, и думаю, что надо будет продолжить. На самом деле, ведь усилия вовсе не пропали даром. Ребенок действительно изменился, и весьма ощутимо. Когда она в хорошем периоде, то она прекрасна – мила, добра, старательна, прилежна, аккуратна и т.д. и т.п. Она читает книжки и старательно учит английский, она вышивает и пишет стихи, она заботлива и разговорчива, тепла и сладка. Если бы это течение жизни не прерывалось периодами плохими, она давно бы стала Королевой бала.

Кстати, я переформулировала цели. Если раньше я «работала» на искоренение «плохих периодов», пытаясь дать ребенку «хорошую жизнь», то теперь я смотрю на все это по-другому. Я поняла, что эти плохие периоды не исчезнут. Они, увы, будут с ней всегда. То, что можно попробовать сделать – это научить ее не разрушать в это время все, что можно. Ну или разрушать, но выборочно. Короче, если по-простому. Вот вырастет она и станет взрослой женщиной – женой, мамой, сотрудницей какой-нибудь организации, квартировладелицей, подругой. И вот накатывает на нее ЭТО. Сможет она «проскакивать» эти периоды, не разрушив свою жизнь до состояния невосстановимого? Я имею в виду – не бросить мужа, не бросить ребенка, не потерять квартиру, не потерять работу (это быстрее всего может случиться), не растерять друзей. Не начать искать, в конце концов, «облегчения», которое она так любит, и которое взрослые люди, увы, находят в вещах саморазрушительных. Пока я не знаю. Жизнь покажет. Живем дальше.

Сохранено

</>

...

Читать полностью

Источник

...

...

Оставить комментарий

Популярные посты: