Как отремонтировать технику Electrolux без посторонней помощи: пошаговые руководства 
Аффирмация дня 
225 
Россияне задержаны 25 
Дебаты 
Николай Подосокорский. "«История» Н.М. Карамзина в романе Ф.М. Достоевского 
Без названия 
ПО для оценки ущерба после ядерных ударов 
Самый изящный вулкан Камчатки.
25.05.2023 —
25 мая. Юрий Кукин
25 мая 1918-го
vazart — 25.05.2023
из дневниковЮрий Готье, историк, академик, 44 года, директор Румянцевского музея, Москва:
25 мая. Положение без перемен; слухи или замерли, или все те же: говорят, что властители осмелели; другие говорят, что они в Москве боятся Мирбаха, а из Москвы на Волгу уезжать боятся, ввиду тамошних беспорядочных вспышек. Мог бы узнать кое-какие новости академического мира, но в совет Высших Женских Курсов не попал, потому что был в Донском монастыре, по случаю годины Ключевского. Между прочим, сегодня в «Русских ведомостях» (т. е. в «Свободе России») появилась статья Львова о Ключевском и русской революции; интересно указание на беседу его с П. Струве (сборник Струве «Раtriotica», стр. 200—202), где Ключевский выражал сомнение, выдержит ли тонкий слой государственных учреждений неизбежную коллизию между самочинным умствованием проснувшегося народа и правительством, которое во что бы ни стало хочет оберегать старый режим. Все более и более указаний, как много думал Ключевский о будущей революции и как пессимистически он смотрел на будущее России. На кладбище мы много бродили; как много там лиц, знакомых по истории XVIII и XIX веков, по хронике Москвы и даже по личным связям. Навестил Веневитинова — и этот предрекал русскую смуту; смотрели памятник Муромцева — бюст, сзади стена, впереди голая каменная пустыня — какой яркий символ для кадетской партии, этого кружка с пустыней вокруг.
Сегодня я имел счастье познакомиться с одним из вождей большевиков — Рязановым (истинную кличку его не знаю). Он явился в Румянцевский Музей, очевидно, знакомиться с учреждением, в связи с затеянным им предприятием — устройством главного управления архивов, музеев и библиотек (впрочем, Румянцевский Музей туда не входит), приглашал меня опять на какое-то совещание в Комиссариат народного просвещения, на которое я до сих пор, однако, приглашения официального не получал, но если получу, то пойду и в этот бедлам. Затем он удостоил меня беседы, длившейся более часу. Это человек лет 50-ти, очень прилично и чисто одетый, с вежливыми и корректными манерами; в первые минуты беседы удивляешься, что видишь такого большевика. Как кажется, и он также жид, но внешний его облик не выдает его; выдает разве только разговор, акцент, хотя не особенно сильный, но достаточно противный, не чисто жидовский, а жидовско-польский. Он влюблен в себя и занят самим собою, много намекал на свои занятия наукой — по-видимому, марксизмом (надо будет просветить свое невежество и посмотреть, что он вообще писал); с покровительственным высокомерием говорил о русских профессорах; с ученым видом знатока говорил об архивном деле, в котором, на самом деле, не пошел дальше старого доброго Самоквасова; снисходительно улыбался, говоря о слишком ярых приспособителях из нашей среды, которые особенно охотно «надевают защитные цвета», причем имел в виду, по-видимому, кое-кого из петроградцев. В общем, при вежливых и корректных манерах, сильное стремление показать ученость, превосходство во всем и, в одно и то же время, беспристрастие и близость к «моему приятелю Ленину». Впечатление громадной, давящей вши, которая разящую от нее вонь старается заглушить дешевыми духами.
Леонид Андреев, писатель, 46 лет, Финляндия:
25 мая.
Ночь. Эту ночь, как и прошлую, бессонница. Перед утром заснул на час и в печально волнующем сновидении видел М[илочку], ту самую девочку с желтым пятнышком в глазу, веснушками и тонкой шейкой. Я теперь плохо помню ее лицо, знаю, что милое, и что я, кажется, любил его. Как и наяву, я был робок, почти труслив, и моя старость, семья, положение давали мне вид и обращение виноватой собаки с поджатым под живот хвостом. Это было у них в доме, во враждебной мне обстановке, среди мнительных, в чем-то подозревающих меня людей; даже стулья и открытое окно как-то косо смотрели на меня и не любили. Мы сидели на диване, вдвоем, близко; и как-то случилось, что я взял осторожно ее пальчики, не всю руку, а только пальчики, и она — не оттолкнула меня! Не оттолкнула и сказала что-то слегка ласковое. И я стал счастлив, и было страшно, что отнимет, и хотелось благодарить — униженно, слегка подловато, но искренне, как виноватой собаке, которую не ударили. Показать ей, что я ценю и понимаю, высоко ценю, а не то, что так как-нибудь, без надлежащего восторга и внимания. Но тут вошли папа и мама, и я проснулся.
Днем много раз задумывался — все о том же: о ней, о других, о любви. О той огромной моей любви, которая лежит, как миллион в запечатанном конверте, и адрес не надписан. О той любви, о которой знаю я один, на всем свете один, и так печально и страшно знаю! О той любви, которая есть единая моя надежда на возврат к жизни, хотя бы кратчайшее воскресение. Я мало думаю о любви и ничего для нее не делаю, да и что для нее может делать Робинзон? — но без этой молчаливой и глубоко затаенной надежды, я не знаю, как бы стал и как бы смог жить.
И странно, что любовь — море — литература связаны. Весь талант мой со мною, но мной как-то утрачена настоящая активность, и оттого я не пишу по-настоящему (избегаю трудного) и оттого я не могу поехать в долгое плавание по океану. Любовь даст мне активность, даст и творчество и океан. Этот океан в его синей бесконечности, с его теплом, волной и грозами я вижу с мучительной ясностью. Порой мне кажется, что и самая любовь, которой я жду, есть этот самый океан, и что вовсе не надо даже любить, а только сесть на пароход и поехать — но это обман. Без любви я не сяду и не поеду, и умру на Мойке иль среди своей финской мерзлоты.
Любить!..
Мне скоро 47, но на вид я моложе и еще красив. По-видимому, я еще могу вызывать любовь: Д., А. искали моей любви (Д., по всей вероятности — М.С. Давыдова. Возможно, что А. — Надежда Александровна Антонова (в первом браке Фохт, во втором Чукмалдина; 1877-1947, Москва), орловская подруга Андреева, контакт с которой возобновился в 1907. Сохранившиеся 14 писем Андреева к ней (1910-1916; РГАЛИ. Ф.11. Оп.2. Ед.хр.25) свидетельствуют об интимности их отношений). Д. я не верю, несмотря на самые сильные доказательства, но эта странная А., эти наши свидания в год раз, и разговор с того же места, где остановились год назад, нисколько не остывшие поцелуи... Я ее не знаю, и все это так странно. Но есть во мне нечто, что убивает любовь ко мне, — это мое чувство моей старости, подлое убеждение, что я опоздал и уже не имею права на любовь. Это глупо и фактически неверно, но избавиться не могу, чувствую так. И от этого глупого чувства все теряю, говорю фальцетом, благодарю и извиняюсь. Надо, чтобы женщина сама и резко пошла навстречу, просто потребовала от меня любви — а как пойти, когда перед ней фальцет?
Как печален был для меня тот вечер, у художников («Куинджевская пятница» регулярно устраивалась в Петербурге/Петрограде Обществом имени А.И.Куинджи). Я первый раз пошел к ним, и мне было неловко, казалось, что все замечают и понимают мое чувство к М[илочке]. И будто все понимают, что пошел я только ради нее, — да должно быть так и было. В начале мне безумно повезло: полчаса я один шел с М[илочкой] и, конечно, говорил пустяки. Но она как будто — что «как будто»? Не знаю — как будто. У художников пели и, как полагается, меня почетно водили, а за ужином даже не дали есть речами. «Это хорошо» — думал я — «пусть она видит меня в такой славе». Да, но с ней говорить не приходилось, только смотрел на нее собачьи жалостными глазами. Раз плечом коснулся ее плеча: никто не заметил — и она не заметила. И становилось все хуже: будто холод какой-то появился. Откуда? — ведь я ни в чем не виноват!
Потом, долго спустя, пришла мысль, что не была ли причиной и виной Д., которая также оказалась на вечере и делала мне глаза, — ах, если бы так! если бы это хоть маленькая ревность!
Ушли поздно, и художники все чествовали меня в передней, а я боялся упустить М[илочку]. И хотя это было совершенно некстати, глупо и заметно, и их было народу достаточно, кроме папы и мамы (Е..Н. и В.Г. Чириковы), я пошел их провожать. Был мрачен, а душа так громко ныла, что можно было слышать снаружи. Глупейше всю коротенькую дорогу до парохода шел с мамой. Это было поздней осенью, Нева ходила темными волнами, последний ночной пароходик качался и сыпал искры. Мне хотелось и дальше поехать с ними — как же я останусь один, что буду делать один? — но выходило слишком глупо, и они же сами прощались, жаловались, что поздно, и меня же в гостинице ожидала Анна. И они спустились на пароходик, и М[илочка] на меня не смотрела, и вообще они ехали домой. Мне бы тоже надо уйти, а я, — о, Господи! — стал у парапета и все смотрел, и последнему идиоту было понятно, на кого я смотрю. Но она — не смотрела.
Пошел пароходик, и все сыпал искры, скоро пропал в речной темноте. А я все смотрел. Потом медленно, очень медленно пошел во «Францию» («Франция» — гостиница на Большой Морской улице недалеко от арки Главного штаба, в которой Андреев часто останавливался. Первая сцена рассказа «Он» происходит во «Франции»), так медленно, как будто что-то еще можно было вернуть.
До сих пор не знаю, догадывалась ли она, и что ей говорили на этот счет другие (папа и мама) и было ли в ее отношении ко мне хоть что-нибудь — что-нибудь — хоть что-нибудь!
Александр Блок, 37 лет, Петроград:
25 мая.
Вот что я пробовал в конце 1917 (вихрь зацветал):
плыл плыл
И шел и шел
снах
Затерян в безднах
Души скудельной
Тоски смертельной
Бросаясь в вихорь вихревой
Всадник мне навстречу
Смерть (4 раза)
Женщина на лошади — в пруд
И каждая вена чернеет весной
Из фонтана всем телом дрожа…
Еще проба:
В своих мы прихотях невольны,
Невольны мы в своей крови.
Дитя, как горестно и больно
Всходить по лестнице любви.
(Сребристый) месяц, лед хрустящий,
Окно в вечерней вышине,
И верь душе, и верь звенящей,
И верь натянутой струне.
И начиная восхожденье,
Мы только слышим без конца
пенье
лица.
Еще (см. 48-я книжка):
На белой льдине — моржий клык
К стене приемного покоя
Носилки прислонил
Русский бред
Зачинайся, русский бред…
…Древний образ в темной раке,
Перед ним подлец во фраке,
В лентах, звездах и крестах…
Воз скрипит по колее
Поп идет по солее…
Три … в автомобиле
Есть одно, что в ней скончалось
Безвозвратно,
Но нельзя его оплакать
И нельзя его почтить,
Потому что там и тут,
В кучу сбившиеся тупо
Толстопузые мещане
Злобно чтут
Дорогую память трупа —
Там и тут
Там и тут…
Так звени стрелой в тумане,
Гневный стих и гневный вздох
Плач заказан, снов не свяжешь
Бредовым
Старое:
Ты не получишь ничего,
Но быть дала ты обещанье
Хозяйкой дома моего.
1903. «Нам довелось еще подняться…»
10. VI. Sprudel.
18. VII. Жницы входят на двор (записная книжка № 6).
Шум смерти
Цыганка, стиснув зубы и качаясь, поет «для них».
Я вошел туда. Толпа гудела.
На эстраде
Стиснув зубы и качаясь, пела
Старая цыганка о былом.
В голосе гортанном и гнусавом
Я услышал тот степной напев
И опять
Стиснув зубы и сложивши руки
И качаясь, также погляжу,
И, припомнив молодость, от скуки
приворожу.
Константин Сомов, художник, 48 лет, Петроград:
За эти дни придумал несколько картин:
1) Навеянную Мих[аэлем] Свертсом и друг[им] охотником: заснувший или простолюдин, садовник, или слуга, и у него на ноге морда собаки. Около — букет и корзина ягод и яблок. Рот полуоткрыт. Елка за ним, рощица, забор из гориз[онтальных] палок. Пасущ[аяся] лошадь и жеребята. Вдали из калитки выбегает в платочке девушка, оглядываясь. Небо, освещенное розовым. <...> розовым рефлексом.
2) Девушка спиной, в голубом отчасти платье, смотрит вниз с балкона или террасы, как на крутизне пожар. Героиня: тем[ная] блондинка с косами (по этюду кар[тины], данному Женьке). Цветы ноготки в дерев[янном] ящичке.
3) Пьеро-masturbateur.
4) Комедия италь[янская] в одну неделю для Вавельберга. Черный бархат с голуб[ыми] crevés, розовый атлас, трельяж и т. д., и т. д.
5) В Венеции на улице эротическая сцена, в impasse. Высокий арлекин и маленькая толстая женщ[ина] с tabarro и bauta.
6) Как папа! Мальчик с куклой.
Александр Бенуа, художник, 48 лет, Петроград:
25 мая. Суббота. В момент бессонницы неожиданным ракурсом представились события последних лет и вылились в проект книги, план которой быстро созрел, и я ее озаглавил «Проект книги, посвященной очень серьезным темам, охватывающим всю оргию глупости, которая сейчас разыгрывается во всем мире». В книге намечено одиннадцать глав, каждая посвящается какому-либо «великому человеку» — символу созревшей пошлости истории.
1. Война против войны, против милитаризации. Подлость Германии, напавшей на беззащитную Бельгию. Мир бурлит ключом. От Канта до Круппа все перемалывается, затрагиваются Лувен и Реймс. Посвящается Жоресу.
2. Наши победы в Галиции. Возвращение ее в лоно России. Статус Священного синода.
3. Поэты и художники — воины, Сологуб и Настя, Гумилев и футуристы, Брешко-Брешковский, Репин и Петров-Водкин. Прозрение Л.Толстого. Посвящается Смердякову.
4. Галлиопольская авантюра и соотношение расходов. О народных симпатиях. Банкеты. Постепенное снятие маски: «Нам нужны проливы». Посвящается Милюкову.
5. Фарандола Распутина — Хвостова. Посвящается первому.
6. За Урал. О неиспользованном богатстве России. Воздержание. Заем за крупнейшие сборы для войны. Посвящается Философову.
7. Первые признаки новой морали. Оправдание проституции. Бойскауты. Из школы — в казарму. Гипертрофия войны. Война войне. «Отечество» и прочие патриотические журналы. Оправдание бесконечности войн. Посвящается Вячеславу Иванову, его кружку.
8. Необходимость уничтожения социализма, или, вернее, своевременного его перевода в милитаристско-научный социализм. Посвящается Марксу.
9. Цезарепаноптикум. Христианство без Христа. Преображение собора как общегрупповой образец нового христианского храма. Посвящается Наполеону Бонапарту.
10. Необходимость введения крепостного права. Оправдание крепостничества. Посвящается Чичикову.
11. Повсеместное введение военных поселений. Посвящается Арсеньеву, Скалозубу и Уэллсу.
Заключение. Кантата на единение Вильгельма II с Николаем II и Георгиями, одолевших гидру революции, умиротворивших свои дела, спокойствие за будущее. Уничтожение всех малолетних мальчиков. Государственный мир поделен и отдан на порабощение.
Написание глав распределено по всем посещающим вечера Бенуа и разделяющим позицию пацифизма. В пику бестолковым статьям Горького и иже с ним «поборникам» мира.
Сергей Прокофьев, композитор, 27 лет, Владивосток:
25 мая.
Настроение разрозненное и даже не слишком весёлое, — не проще было бы сидеть в России, где и друзья, и музыка. Но все эти мысли — слабость и порождение владивостокского бесцелия и безделия.
Учу испанский. Слов шестьсот знаю довольно твёрдо.
Сохранено
|
|
</> |
Оставить комментарий
Популярные посты:
Предыдущие записи блогера :
24.05.2023 —
24 мая 1943-го года
24.05.2023 —
24 мая. Владимир Набоков
23.05.2023 —
23 мая. Олег Борисов
23.05.2023 —
23 мая. Градский. Автобиография1
23.05.2023 —
23 мая. Корней Чуковский
23.05.2023 —
23 мая. Владимир Набоков
23.05.2023 —
23 мая. Александр Пушкин
22.05.2023 —
22 мая. Сергей Прокофьев
21.05.2023 —
21 мая. Владимир Высоцкий
Архив записей в блогах:
Вот интересно, когда стареют люди? Когда про них начинают говорить - вот этот уже не то(р)т, он уже сдал, этот Петя/Вася/Коля? Когда окружающие перестают обращаться девушка/молодой человек и переходят на более жестко звучащее мужчина/женщина? Думается, это происходит когда людей долго ...
Перефразируя одну из моих любимых песен
...Пока бесчисленные песни Безжалостных поп-групп Засоряют эфир, Мы просто спасаем мир...
Мы не делим мир на белый и чёрный. У животных нет границ, нет политики, для них земля одна, как и для всех нас. И если у кого-то случилась беда, кому-то ...
За три дня так и не удалось отдохнуть и насладиться арендованным домом. Вчера вернулись домой в кромешной тьме - ехали по *серпантинам*, и это было здорово (!). Мы сняли небольшую виллу с четырьмя спальнями в Сан Антонио де Колонь (дешевле, чем отель три звезды). Здесь так тихо и уютн ...
Наверное, бывают ситуации, когда власть и ее альтернатива - на авансцене в лучах прожекторов, и все основные СМИ именно это подлинное противостояние освещают. Но когда такие ситуации бывают? Либо если власть популярна и стремится публично разгромить оппонента, привлекая к предстоящему ...
В Рунете полно шуточек про покушение на Соловьева и других популярных российских журналистов: Дмитрия Киселева, Маргариты Симоньян, Ольги Скабеевой, Евгения Попова, а также Тиграна Кеосаяна. Шуточек много, потому что покушение предотвратили и всем теперь весело. Некоторые договариваются ...
