21 апреля / 4 мая. Великая Суббота. Сошествие Христово во ад


Едва первосвященники вышли из претории Пилата с жалким позволением сократить жизнь распятых новым мучительным средством, как перед Пилатом явился новый проситель, желавший иметь позволение снять со креста и предать погребению тело Иисусово. Это был Иосиф Аримафейский. Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи (города Иудейского, в котором родился пророк Самуил), именем Иосиф, знаменитый член синедриона, человек почтенный и праведный, не принимавший никакого участия в богоубийственном совете синедриона, но ожидавший Царствия Божия, который также учился у Иисуса, т.е. был учеником Иисуса, но тайным, из страха от Иудеев. Город Аримафея лежал на пути из Иерусалима в Галилею; может быть, Господь не раз проходил через него, и Иосиф имел возможность беседовать с Ним незаметно для подозрительных глаз синедриона. Не видя никаких средств спасти Невинного, Иосиф и не являлся на заседания верховного судилища, а может быть хитрые первосвященники, подозревая его в сношениях с Господом, нашли средство совершенно устранить его от этого дела.
«Впрочем, бездействие в то время, когда столь ужасным образом решалась судьба Иисуса Христа, без сомнения, было весьма тяжко для сердца благородного, которое стыдится малодушия – оставить без защиты невинного даже и тогда, когда знает, что и защита не могла бы спасти его» (Иннокентий, архиепископ Херсонский). Очень могло быть, что Иосиф с сердечным участием сопровождал Господа на Голгофу, видел Его страдания, слышал Его молитву за врагов, Его предсмертные восклицания, видел, как Его Божественный Учитель, «преклонив главу, предал дух» (Ин. 19:30)… И вот, в его сердце возгорается непреодолимое желание – не допустить, по крайней мере, того поругания, которое грозило бездыханному телу Иисуса Христа от Его врагов. Обыкновенно тела казненных оставались добычей хищных зверей и птиц, или же погребались на особых кладбищах, вместе с другими преступниками. Без сомнения, синедрион распорядился бы похоронить тело Иисусово на кладбище для повешенных злодеев. Благородная душа Иосифа возмутилась от одной мысли о возможности такого погребения для благоговейно чтимого им Учителя. Он вдруг воодушевился необыкновенным мужеством. «Пусть, – рассуждал он, – Пилат и синедрион думают обо мне, что хотят, пусть восстанут на меня с ненавистью члены синедриона; я сделаю свое дело, отдам последний долг моему Учителю. Люди безжалостны были к Нему живому; как можно быть без жалости и к мертвому?» (Филарет, архиеп. Черниговский)
Он, придя, или, как выражается святой Марк, «осмелился» с твердой решимостью «войти» к Пилату, и просил (обратился к нему с просьбой дозволить ему снять со креста) тела Иисусова, чтобы предать погребению. «Он отважился теперь на явную смерть, – говорит святитель Златоуст, – так как возбуждал против себя всеобщую ненависть тем, что обнаруживал свою любовь к Иисусу и дерзнул просить тело Его, и не прежде отступил, пока приял его; дерзнул даже не только приять тело и погрести честно, но и положить в новом гробе, чем показал и свою любовь и мужество». Он не побоялся и того, что прикосновение к мертвецу, по закону, оскверняло человека на семь дней и, следовательно, лишало его всех святых обрядов и радостей Пасхальной недели. Для возлюбленного Учителя Иосиф теперь был готов на все. «Прошение Иосифа было для Пилата первым известием, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – что Иисус уже умер. Игемон весьма удивился такой скорой смерти, потому что из многих опытов знал, что распятые остаются в живых гораздо долее. Не имея никакой причины сомневаться в справедливости свидетельства Иосифа о смерти Иисуса, он желал, однако же, узнать ее подробности и немедленно позвал сотника, стоявшего на страже у креста Иисусова. «Давно ли Он умер?» , – спросил он, и когда сотник подтвердил, что Иисус действительно уже умер, тогда Пилат приказал отдать Иосифу тело Иисусово. Пилат рад был теперь это сделать, чтобы сколько-нибудь успокоить свою совесть, которая тревожила его за неправду суда, это было как бы жертвой, которую Пилат принес памяти Праведника, невинно им осужденного». И вот, едва только воины успели нанести телу Иисуса Христа последний знак своей безчеловечности, Иосиф явился на Голгофу для снятия Его со креста. Вместе с ним и для того же пришел Никодим, тот самый, который приходил некогда к Иисусу Христу ночью и слушал Его высокую беседу о духовном возрождении, необходимом для людей, желающих войти в Царство Мессии, тот самый, который однажды всему синедриону, осуждавшему Иисуса, громко сказал: «судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?» (Ин. 7:51). Подобно Иосифу Никодим был богат и заседал в верховном совете Иудейском; подобно ему принадлежал тайно к числу учеников Иисуса Христа и не открывал всех своих мыслей о Нем из страха перед первосвященниками, и подобно ему хотел теперь благородным самоотвержением загладить прежнее малодушие, иногда почти неизбежное, но всегда тягостное для сердец великодушных. Если Никодим не разделил с Иосифом дерзновения явиться в преторию Пилата с просьбой о погребении, то не из недостатка усердия, а по нужде: он употребил это время на приготовление вещей, необходимых для погребения» (Иннокентий, архиеп. Херсонский).
Притом же Никодиму не было и надобности идти к Пилату; достаточно было явиться к правителю одному Иосифу, как хозяину той гробницы, где предполагалось погребение. Очевидно, два друга, два тайных ученика Иисусова, действовали по взаимному соглашению, и Иосиф вел себя перед Пилатом как добродушный хозяин, испрашивавший у Пилата дозволения принять у себя дорогого Гостя. «У Иосифа близ Голгофы был сад, в котором находились каменные скалы. В одной из них, по обыкновению Иудеев, высечена была пещера для погребения. Она походила на жилую комнату, была довольно просторна и столь высока, что человек, стоя, едва мог достать рукой свод ее. Пещера была новая, еще никто не лежал в ней в безпробудном сне, и Иосиф предназначал ее, вероятно, для себя и своего семейства. Обладание этим местом, не совсем приятным по причине соседства его с Голгофой, всего в ста шагах от нее, было на этот раз очень кстати для Иосифа и прочих друзей Иисусовых: удобно было не только похоронить Божественного Мертвеца без всякого отлагательства, но и невозбранно приходить потом на гроб Его, чтобы изливать горе свое слезами. Поэтому пречистое тело Господне немедленно было перенесено в сад Иосифа. Промысл Божий и в этом явил след Своего особенного смотрения: если бы в пещере, где решили положить тело Иисусово, были уже прежде погребены тела других людей, то злоба врагов Иисусовых могла бы впоследствии говорить, что воскрес не Он, а другой, или что Он воскрес не Своей силой, а от прикосновения к костям какого-либо праведника, как это случилось однажды во времена царей Израильских, когда воскрес мертвец от прикосновения к костям пророка Елисея. При всей нелепости таких клевет, они могли бы смущать и соблазнять легковерных. Тотчас занялись и погребальными приготовлениями» (Иннокентий, архиеп. Херсонский). Никодим принес целых сто фунтов ароматов. Это было смешение из смирны и алоя. Смирна – дорогая смола благовонного аравийского дерева. Еще дороже был алой – произведение Индии, тоже благовонное растение в виде тростника. Смирна и алой употреблялись при погребении как благоухающие вещества, и как средства, предохраняющие тело от скорого гниения. Эти ароматы употреблялись и в сухом виде, и в виде благовонной масти. Для тела Спасителя они были употреблены в виде масти. Иосиф от себя купил новую, чистую плащаницу (льняное, самое тонкое и очень дорогое полотно). И, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею. Омытое чистой водой тело Спасителя было потом осыпано и намащено ароматами, и вместе с ними обвито плащаницей, широкой четырехугольной простыней, а голова и лицо покрыты были сударем – длинным головным полотенцем.
Затем все тело было перевито снурками, как пеленают младенца. Именно в таком виде был положен в гроб и Лазарь, Господом воскрешенный. «По всему видно, – говорит святитель Златоуст, – что Иосиф и Никодим думали о Христе, как о простом человеке» и погребали Его навсегда, до последнего дня мира, хотя и выказывали самую горячую любовь к Нему. Но эти знаки глубокого уважения к Божественному Мертвецу обратились потом в неоспоримых свидетелей Его воскресения. Невозможно было эту плащаницу, плотно прилипшую от мастей к телу, этот сударь быстро отделить от бездыханного тела, а между тем, в утро воскресения эти ризы, этот сударь лежали в порядке сложенными на опустевшем ложе воскресшего Господа. «Краткость времени не дозволила соблюсти всех прочих погребальных обрядов. Недостаток их надеялись восполнить по прошествии субботы, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – когда закон Ветхого Завета не мог уже препятствовать усердию к Законодателю Завета Нового». И положил его (пречистое тело Господа своего) Иосиф в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился. Вход в пещеру был плотно завален огромным камнем, таким, который трудно было сдвинуть с места даже соединенными усилиями нескольких человек. Такая предосторожность была необходима в Иудее, где водилось много хищных зверей и птиц; но она совсем была излишня для Того, Кто и во гробе не переставал быть Господом неба и земли. С такой великой честью, с таким благоговением совершено было погребение нашего Господа. И с какой изумительной точностью исполнилось при этом пророчество Исайи: «Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого!» (Ис. 53:9). Пророк как бы стоял на Голгофе и записал то, что слышал и видел: он записал и совещание злобы человеческой и распоряжение благоговейной любви к Иисусу Христу. Как при снятии со креста, так и при погребении присутствовали некоторые из жен, преданных Господу, которых мы видели стоящими у креста Его: была же там Мария Магдалина и другая Мария, Иосиева, которые сидели против гроба. «Усердие Иосифа и Никодима не давало теперь места их усердию: они смотрели только, как и где погребали Господа. Однако же от нежной любви их к Иисусу не скрылось, что драгоценным останкам Его еще можно оказать некоторые знаки уважения, и они решили запастись снова благовонными мастями, чтобы по окончании субботы прийти и еще помазать тело своего Учителя. Такое намерение принято ими, конечно, с согласия Иосифа, который имел столько достатка и любви к Иисусу, чтобы всю пещеру наполнить ароматами; но не хотел препятствовать нежному усердию людей, гораздо менее его богатых, но столь же великодушных и признательных к памяти Иисуса!
По окончании погребения все, участвовавшие в нем, удалились… Но святые жены долго еще не могли расстаться с дорогим гробом, в котором сокрылось их безценное сокровище, их Божественный Учитель. Только тогда, когда солнце спустилось за вершины гор Иудейских, когда настал час запирать ворота, ведущие в Иерусалим, они должны были с болью сердца покинуть священную пещеру гроба и сад Иосифа Аримафейского. Но что значила скорбь этих благочестивых душ в сравнении со скорбью Пречистой Девы, Матери Господа нашего? Теперь-то проходило Ее нежное сердце, Ее святую душу острое оружие, праведным Симеоном Ей предсказанное! Все Ее мысли, все чувства были теперь сосредоточены на ужасном лишении Божественного Сына, и горькие слезы лились неиссякаемым потоком из Ее очей! Нет сомнения, что Ее материнское горе делили с Ней и святые жены – ученицы Христовы. Святая Церковь, в песнопениях Великого Пятка, трогательно живописует плач Пресвятой Богородицы на погребение Христово. Но в тех же песнопениях она говорит, что умерший и погребенный плотью Господь наш, как безсмертный и вездесущий по Божеству, внимал воплям и стенаниям Своей Пречистой Матери и таинственно вещал Ее скорбящему сердцу: «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе, Егоже во чреве без семене зачала еси Сына: возстану бо и прославлюся и вознесу со славою непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающия!… Тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети…» (Канон на плач Пресвятой Богородицы). Размышляя о погребении Господа Иисуса Христа, благоговейные толкователи слова Божия высказывают, между прочим, следующие мысли: «Прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3:19), – сказано падшему Адаму; потому и второму Адаму нужно было хотя бы на некоторое малое время, отойти в землю, быть в недрах ее. И вот Он, через погребение, пребывает в сердце земли, как второй Адам. Нужно было Господу приять погребение, чтобы еще более уверить в истине смерти Своей. Нужно было Ему приять погребение, чтобы ввести жизнь и силу в наши гробы от силы Своего животворящего гроба, чтобы и сущим во гробех даровать воскресение и жизнь. Нужно было Господу возлечь во гроб, чтобы разогнать, сколько можно, страх и мрак гробов наших, чтобы верующая душа могла сказать в уповании: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной» (Пс. 22:4). Нужно было приять погребение Господу, чтобы освятить наши гробы и наше погребение, и вместе с тем освятить самые недра земли.
Нужно было, по телу, приять Господу погребение в сообразность с сошествием души Его во ад. Духовное Солнце наше зашло во гроб, но не погасло, а только сокрылось на время, чтобы взойти в другом мире, в мире душ, отшедших отселе, взойти, чтобы озарить их светом веры и извести в царство света. Так Он, Премилосердый, возлюбил нас, что не только сошел с неба на землю, восшел на крест, сошел в землю, но и снисшел во ад ради нашего спасения».
Великая Суббота является одним из наиболее важных и таинственных дней года. О событиях дня почти ничего не сказано в Евангелии, но много говорится в творениях святых отцов и богослужебных текстах. В Великую Субботу Церковь вспоминает погребение Господа, Его сошествие во ад, но есть и другие связанные темы: скорбь Матери Божьей, предательство Иуды, ожидание воскресения:
«В сей день удерживает гроб Держащего Своей рукою все творение; камень покрывает Покрывшего Своею доблестью небеса. Жизнь спит, и ад трепещет, и Адам от уз освобождается. Слава промыслу Твоему, по которому все завершив, Ты даровал нам вечный субботний покой – всесвятое Твое воскресение из мертвых» (стихира на утрене, перевод).
Великая суббота неоднократно сравнивается с днем покоя после творения мира:
«День седьмой Ты сегодня освятил, который прежде благословил упокоением от дел; ибо Ты изменяешь все, Спаситель мой, и обновляешь, покоясь, – и к Себе привлекая» (тропарь канона, перевод).
Тайна Великой субботы приоткрывается в поэтических образах, наполняющих богослужебные тексты:
«На землю Ты сошел, чтобы спасти Адама, и на земле не найдя его, Владыка, до самого ада сошел, его ища»;
«Ты, взявший ребро Адама, из которого Еву создал, был в ребра пронзен и источил очищающие потоки»;
«Как пшеничное зерно, погрузившееся в недра земли, Ты принес плодородный колос, воскресив смертных, происшедших от Адама» (похвалы, перевод).
Целью смерти и погребения Христа является обновление и исцеление падшей человеческой природы:
«Дабы Своею славою все наполнить, Ты нисшел в глубочайшие места земли; ибо не скрылось от Тебя естество мое, то, что у Адама, и, погребенный, Ты обновляешь меня, истлевшего, Человеколюбец» (тропарь канона, перевод).
----
Службы Великой субботы начинаются в пятницу во второй половине дня. Плащаницу — большое полотно с шитым образом Господа, снятого с креста, — выносят на середину храма. Вечером того же дня есть служба, на которой совершают Крестный ход с Плащаницей вокруг храма при печальном колокольном звоне. После Крестного хода читают Священное Писание, в том числе место из Евангелия от Матфея — как фарисеи поставили у погребальной пещеры стражу, опасаясь, что ученики выкрадут тело.
Вечерня Великой субботы служится вместе с литургией Василия Великого. Эта служба принадлежит уже Пасхальному воскресенью. По окончании Литургии поётся пасхальный тропарь: близится начало праздника Пасхи. Благословляются хлебы и вино, а в большинстве храмов происходит освящение куличей и яиц.
В Великую субботу каждый год в Иерусалиме в храме Воскресения, на Гробе Господнем, сходит Благодатный огонь. Происходит это в разное время второй половины дня, при большом стечении народа. В последние годы этот огонь доставляют самолётом в Россию к празднику Христова Воскресенья.
Источник: https://vk.com/luchikiradosti?w=wall-77816981_31804

или
