2021

yukkale — 11.01.2022 В некоторые годы у меня прямо чешутся руки подвести итоги, в этом — кажется, что нечего особенно сказать, и все же ради поддержания традиции я, пожалуй, попробую записать и его.

Мы встретили 2021-й с полугодовалой младеницей дома у подруги. Сама Джонни уехала праздновать на дачу, оставив нам ключи. Я как раз искала не общества друзей, а их пустого жилища: чтоб не тревожиться, не прогонит ли младенец праздник внезапным плачем, но и не оставаться дома — это было бы слишком обыденно. К полуночи я встала под ёлью у Финляндского вокзала, украшенной осликами Иа — унылыми и неоновыми. Смотрела на вокзальные часы. До них было метров триста. Разумеется, тиканье часов совершенно невозможно было услыхать — и все-таки я услышала: в тот момент, когда одна стрелка ударилась о другую, раздался торжественный щелк! И уже следом за ним — хлопушки, шампанские пробки: кроме меня, в привокзальном сквере набралось еще с дюжину отщепенцев. Мы ушли дворами, Славка хмурилась из-за пазухи на салюты, мешающие спать, но дома развеселилась и долго глядела на фейерверк сквозь окно. Это была отличная ночь.



Вернувшись домой, мы до самого лета были активны только внутри себя. Перечитываю родительский дневник, полный восторженных сообщений: «Славка поползла задом наперед! Славка поползла в правильную сторону! Впервые села! Встала в ванне! Помахала ручкой! Первый раз качалась на качелях!» Дитя осваивало пространство, а я его улучшала: поменяла дверь в комнату, залатала дыру в потолке, построила антресоли и стеллажи, чтобы хранить игрушки и одежки на вырост, которых очень быстро стало много, героически выдержала тяготы сантехнического капремонта. Менялись люди, делившие с нами дом. Уехала Эль, решив, что им с котом нужно больше места, и я осталась наедине с девочкой-монстром Надей — моя вторая неудача за всю историю Девятой. Самой тяжкой была моя нелепая уверенность, что я не вправе избавиться от враждебной жилицы: кто еще захочет жить с младенцем? Оттого мы продолжали жить бок о бок, ненавидя друг друга, и слава Яхонту Андреевичу, меткой фразой убедившему меня, что лучше жить без денег, но и без врага. И я сказала — и Надя съехала. И съехали соседи-алкаши сверху. Кто-то удачно подсказал им, что если продать квартиру в центре за шесть миллионов и купить квартиру в Колтушах за два миллиона, то четыре миллиона можно пропить. И насекомые — о счастье и избавление года! — съехали вместе с ними. А у меня поселились два замечательных парня — харизматичный бармен с подкрученным усом и водный инструктор с трепетной душой. И дом снова стал любимый настоящий дружеский дом.

В апреле мы съездили с Дашей на три дня на Ладогу. Едва не пропали в снегах на пути туда: мне обещали сорок минут по лесной тропинке, но никто не подумал, что, когда тропу завалит снегом, путь станет несколько длинней! Скользкие камни, скрытые камни, зашедшее солнце, мокрые проталины и внезапное падение в снег по пояс; десять килограмм в слинге, десять килограмм в рюкзаке плюс восемьдесят моих — это было путешествие, которым можно гордиться, и тем слаще потом было снять сапоги и слинг у печи. А назавтра отправиться в горки опять.

Творчества в году было мало. Я взяла челлендж клеить хотя бы по одному коллажу в месяц, чтобы к концу года получилась серия из двенадцати работ, объединенных темой детства. Увы, на выходе имеем десять, плюс мне все еще нужен человек, который расставит их по порядку и составит рассказ по картинкам (напишите мне, если это внезапно вы!). Но были и небольшие достижения. Два моих коллажа, склеенные из отслуживших настольных игр, висят теперь на стенах Гага-лофта; а еще мне отвели пару разворотов в праздничном выпуске канадского журнала Kolaj.

Что касается работы — кроме извечных и любимых моих журналов я сверстала книгу пьес Клима, отредактировала и отправила в печать автобиографию Александра Карвовского, послужила дизайнером Фестиваля толерантности. А еще мы весь год трудились (и продолжаем трудиться) над подготовкой выставки Славы Полунина, которая в марте откроется в московском Манеже, — и я буду на открытии, и предвкушаю ее как большое празднество!

Лето. Лето все-таки было путешествием. Полтора месяца солнца, пути, жизни. Москвы и Самары, Подмосковья и Подсамарья — мы жили у друзей, купались в Волге, проводили дни на детских площадках, а вечера — то в визитах, то в приключениях, это сказочное совершенно было время, кому-то слишком жаркое, а нам в самый раз. Славка срывала с себя любую панамку, потому у меня всегда наготове была бутылка воды и все лето малявка проходила с задорной мокрой кудряшечной головой. Если мне хочется очутиться в счастливом времени, я представляю теперь самарское: рядом подруги, впереди коляска, в коляске нарядная крошечная девица, солнце на небесах.

Осенью я пыталась водить Славку в ясли — на час-два, дважды по три — мы как раз по утрам верстали газету Володинского фестиваля и складывалось хорошо. Нельзя сказать, что я была совершенно не готова к каким-то садовским болезням — это дело очевидное, что, формируя свой малявочный иммунитет, дети то и дело чем-то заражают друг друга; но никак не ожидала, что первая же Славкина болезнь отправит ее в больницу, а на три ночи — в реанимацию... Пневмония. Не ковидная, пневмококковая — мы успели сделать две вакцины из трех, и этого не хватило. Было очень страшно и непонятно первую неделю, пока веселый педиатр говорил, что завтра дело пойдет на лад, а ребенок спал и спал сутками, день ото дня слабея. Когда скорая отвезла нас в больницу, сперва стало поспокойнее — ну, вокруг же врачи и они знают что делать! А на второй день, когда температура спала, а жизненные силы так и не вернулись и Славку унесли в реанимацию, стало страшнее всего на свете вообще. Я весь этот год так ее любила, но в страхе потерять полюбила вдвое больше. Невыносимо было оставаться без ребенка в палате на шесть семей. Меня тогда очень сдача ПТЖ спасла. Я ночью выносила ноутбук в коридор между пульмонологическим и реанимационным отделениями, ставила на подоконник, поворачивала ряд больничных скамеек против всех правил, к окну, — и подверстывала, вносила правки, обрабатывала фотографии... К середине ночи паника внутри затихала усталостью, можно было разворачивать лавку обратно и идти поспать. В понедельник сдали номер в печать, и малявку мне вернули. Слабенькую и невеселую, но хорошую, живую, любимую.

Там дальше весь октябрь неприятный вышел. В больнице было тесно и тяжко, а после выписки Славка заболела еще дважды, каждые выходные по лихорадке, и я каждый раз паниковала опять. В садик мы так и не вернулись. В хор потихоньку стали захаживать в ноябре. Славка снова училась сидеть, стоять, ходить у опоры — и наконец-то пошла уверенно и сама! Да хоть бы даже по лестнице да в зимних сапогах!

В декабре уже всё было хорошо. Бушующе хорошо, красочно и шумно. Замечательный день рождения с фотосессией, на которой мы навсегда останемся молодыми, красивыми и красными. Хорпоратив, где я была сияющей ракетой, везущей к звездам Славку-астронавта в соответствующем костюмчике. Кабаре про любовь — мне впервые за несколько месяцев удалось выйти на сцену в самом блестящем, что только можно себе представить. Надеюсь, спели мы не менее блестяще. Кажется, на блестящей ноте надо кончать отчет.

В следующем году я больше всего на свете хочу, чтобы Славка поскорее научилась говорить, — мне не терпится начать вести с ней беседы. Летом снова мечтаю о Москве и Самаре, и хорошо было бы оказаться еще в каком-нибудь незнакомом пока городе. И не болеть ни нам, ни вам, никому.