1957: Песня об Одессе (из оперетты «Белая Акация»)

matholimp — 20.08.2024 До поступления в школу радио и эпизодическое посещение кинотеатров оставались основным источником моего музыкального воспитания. Четыре предшествующих года я почти непрерывно ходил в разные детские сады. Помню три их адреса в городе: в Гавани, на улице Чапыгина у Телецентра и в квартире адмирала Трибуца на проспекте Добролюбова. Ещё три загородных: оздоровительный на Федотовской дорожке в Тарховке (там я дважды по месяцу жил зимой) и летние дачи в Сиверской и в Сестрорецке рядом с парком Дубки. Во всех случаях специально обученный человек проводил музыкальные занятия с тщательно подобранным репертуаром. Но ни одна (!) песня в моей голове не задержалась. Осталось только общее впечатление, что все они казались мне ужасно глупыми.
Песен об Одессе не много, а очень много. Но именно эту одесситы выбрали в качестве позывных для местного радио. Я знал ещё только два похожих примера: «Слушай Ленинград!» Соловьёва-Седого и позже «Карелию» Колкера.
Песня Тони (как она первоначально называлась) была написана Дунаевским в лёгком жанре для оперетты «Белая Акация», один из спектаклей которой почти сразу же сняли в качестве фильма для массового проката по всей стране. Как и в случае песни Левко, сначала я услышал её в фильме, а затем не пропускал ни одного исполнения мгновенно ставшего популярным хита по радио.
Наконец, о «конфликте» в моей душе между Одессой и Ленинградом. Он многогранен.
Большинство коллег моих родителей приехали в Запорожье из Ленинграда одновременно с ними: приказом министра электропромышленности целое КБ из Ленинграда перевели в состав Запорожского трансформаторного завода. Там я был ещё слишком мал для детского сада, а родители пропадали на работе с утра до вечера. Поэтому сидеть со мной наняли местную девушку. Русского языка она не знала совершенно, потому что её школьные годы почти совпали с фашистской оккупацией. Поэтому и меня она смогла научить только украинскому, на котором я говорил до трёх лет. Коллеги родителей иногда дразнили меня: «Валерка — хохол!». Я злился и отвечал: «Нет, я — русский, вениградец».
Зато после возвращения возникла подсознательная ностальгия по Украине. Песня об Одессе идеально вошла в эту нишу.
Другим мотивом была исторически сложившаяся взаимная симпатия между одесситами и ленинградцами. Оба города стоят на морских берегах, оба были признаны городами-героями ещё в годы войны (кроме Одессы и Ленинграда, этой чести удостоились только Севастополь и Сталинград). Ненависть к Москве и москвичам ещё была далека от уровня конца перестройки, но подспудно уже развивалась.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив