1918, прадед и лихие люди
olhanninen — 14.06.2023 В конце мая 1918 года мой питерский прадед, фабрикант-мебельшик, бросил свою фабрику и дом на Обводном канале да дачу в Стрельне, погрузил на подводу барахло какое было поплоше, а в нем спрятал швейную машинку, столярный и слесарный инструмент, куриц в ящике тоже накрыл рваниной. На барахло посадил жену с детьми малыми и подростками и пошел в сторону Кенгисеппа, где у него жил знакомый с бедной юности.Фотография с позавчерашней питерской экскурсии, которая революционной тематикой напомнила мне эту семейную историю.
И вот на середине дороги между Питером и Кенгисеппом ( Ямбургом, ныне названным в часть эстонского революционера), по сторонам которой горели барские усадьбы, остановили их лихие люди и спрашивают, что везут. На что прадед ответил:
- Да сами не знаем, мил человек, похватали, что было вон в той горящей усадьбе и везем, надо обернуться поскорее и засветло успеть, ещё раз съездить туда, а то там много чего осталось, пока не растащили.
И лихие люди побежали в усадьбу, не тронув предеда, мою прабабку и юную бабушку.
Так и большевики: наврали все в нужном им направлении.
Главное, указать возбуждённым людям правильное направление для грабежа. А самим делать то, что выгодно.
Но мудрый подход моего прадеда мог сработать, только если бандиты были из местных, переквалифицировавшихся из крестьян прямо на бегу. А на случай профессионалов у прадеда было обрезанное ружье и пистолет, там же, где швейная машинка Зингер, под барахлом. Нескольких бы усбагоил прежде, чем остальные бы их того-этого. Чисто на этот случай хранил и чистил.
Прадед мой был одноглазым бойцом стычек с гемблерами и шулером из любви к искусству, так что для него того-этого проблемы не составляло. Глаз ему вышибли бильярдным кием, но метко стрелять это ему не мешало.
А вот человеку мягкому и законопослушному в такой исторической обстановке было бы сложнее.
Опасно было бегать во время гражданской войны туда-сюда по стране, но и оставаться на месте не менее опасно. Вот каждый и выбирал, что ему больше по душе. А женщин и детей никто не спрашивал.
|
</> |