пустите обратно!

tttkkk — 29.08.2010 Где-то полгода мой ЖЖ был в летаргии - отчасти из-за объективных причин, а отчасти - из-за причин вполне субъективных. Сейчас, надеюсь,  будет некоторое оживление (умеренное, впрочем).

А теперь к делу. Выкладываю текст статьи, которую написал для одного российского издания. Речь идёт о проблемах северокорейских беженцев в Южной Корее.

Итак,

КОЕ-ЧТО О ВОЗВРАЩЕНЦАХ


В начале августа влиятельный и информированный южнокорейский еженедельник «Сиса чжорналь» опубликовал серию статей о положении северокорейских эмигрантов в Южной Корее. Таких эмигрантов сейчас – примерно 20 тысяч человек. Среди всего прочего, журнал сообшил о том, что в последние годы несколько десятков из них тайно вернулись на Север. На первый взгляд это сообщение кажется странным, но у тех, кто знаком с положением северокорейских беженцев в Южной Корее, оно не вызывало особого удивления.

  Беженцы из Северной Кореи вообще мало похожи на тех эмигрантов, что в годы Холодной войны покидали СССР и «страны социалистического содружества». Те эмигранты были, в целом, людьми неплохо образованными, а их решение было во многом (хотя, конечно, не исключительно) продиктовано идеологическими мотивами. Беженцы из Северной Кореи – это, в основном, выходцы из низов, сплошь и рядом не имеющие даже среднего образования, и не слишком озабоченные идеологическими соображениями.

Для жителя КНДР путь в Сеул почти всегда проходит через китайскую Манчжурию, на территории которой скрывается от 30 до 50 тысяч нелегальных северокорейских эмигрантов. В основном это – жители приграничных районов Северной Кореи, которые ходят в Китай на заработки. Манчжурия – далеко не самый богатый район Китая, но нищим северокорейцам она всё равно представляется земным раем. Неквалифицированный рабочий-нелегал где-нибудь на стройке или лесоповале может зарабатывать по 50-80 долларов в месяц. Для жителей Северной Кореи, где официальная месячная зарплата не превышает трёх долларов, это – запредельные суммы.

Однако оказавшись в процветающем Китае, гастарбайтеры с удивлением обнаруживают, что для самих китайцев символом материального процветания является Южная Корея. В КНР беженцы смотрят южнокорейские телепередачи, общаются с теми китайцами, которые побывали в Сеуле на заработках. Постепенно в их воображении возникает образ некоей сказочной страны, которая является воплощением материального благополучия и технологического совершенства. Понятно, что очень многие из них начинают думать о том, как бы перебраться в Сеул, чтобы и самим принять участие в этом празднике жизни.

Сделать это не так просто. Южнокорейские представительства в Китае, как правило, отказываются иметь дело с беженцами из КНДР, поэтому для начала беглецу необходимо оказаться в какой-либо третьей стране, и уже там обращаться за помощью в южнокорейское посольство. Организация такой поездки под силу немногим, так что из десятков тысяч корейских нелегалов в Китае до Южной Кореи ежегодно добирается 2-3 тысячи человек.

Надо сказать, что побеги уже давно превратились в чисто коммерческое мероприятие. В большинстве случаев организацией побега занимаются профессионалы – «брокеры». Стоит это недёшево (обычно 2-3 тысяч долларов за каждого беглеца), и оплатить услуги брокера реально только в том случае. если на помощь придут родственники в третьих странах – обычно в Южной Корее или США, реже – в Китае или России. Впрочем, в большинстве случаев мы имеем дело с  «эмиграционной цепочкой»: сначала на Юге оказывается один из членов семьи, который там зарабатывает деньги на то, чтобы вывести остальных.

По прибытии в Южную Корею северокорейцы проходят обучение на двухмесячных курсах, где их знакомят с азами южнокорейской жизни – учат покупать билеты в метро и объясняют, какие продукты имеются в южнокорейских магазинах. По окончании  курсов беженцы получают разовое подъёмное пособие (размер пособия зависит от ряда факторов, но в большинстве случаев оно соcтавляет примерно 15 тысяч долларов, что сответствует 5-6 среднемесячным зарплатам в Сеуле), льготную квартиру и... оказываются предоставленными сами себе.

Тут и начинаются разочарования. Беженцы обнаруживают, что та красивая жизнь, которую они видели в южнокорейских телесериалах, с одной стороны –  вполне существует, а с другой – им самим недоступна.  В южнокорейском обществе беженцы неизбежно оказываются на нижних ступеньках в иерархии доходов. В январе 2010 года средний доход беженца (если у него есть работа) составлял 1200 долларов в месяц – ровно в два раза меньше среднестатистического дохода «настоящего» южанина. Впрочем, статистика учитывает только тех беженцев, которых удалось найти работу – безработица среди них составляет примерно 14%, в семь раз выше общенационального уровня.

Во многом эта ситуация вызвана объективными причинами. Беженцы в своей массе – бывшие гастарбайтеры, то есть крестьяне из самых неблагополучных районов КНДР. Понятно, что у них нет навыков, необходимых для выполнения квалифицированной работы в современном обществе. Даже те немногие беженцы, у которых есть образование, немедленно обнаруживают, что для трудостройства им необходимо полностью переучиваться.  Удаётся это не всем и не всегда. Например, я знаю северокорейского инженера, которому приходится работать вахтёром и охранником. Теоретически, он мог бы переучиться, но на практике ему приходится копить деньги на то, чтобы вывести из Северной Кореи жену и двоих детей.

Впрочем, не обходится и без прямой дискриминации – несмотря на все громкие (и не слишком искренние) клятвы в верности идее объединения, южнокорейцы воспринимают беженцев как чужаков, а в южнокорейском обществе к чужакам относятся настроженно и предпочитают с ними без особой нужды дел не иметь.

Однако основные проблемы беженцев вызываны не скромностью их материального достатка – в конце концов, даже с учётом  южнокорейских цен, на 1200 долларов в месяц в Сеуле можно жить много лучше, чем на 80 долларов в  Манчжурии (не говоря уж о Северной Корее). Главной проблемой для них становится одиночество и ощущение полной изоляции – ну и, конечно,  крах завышенных ожиданий, «сеульской мечты». Местные жители сторонятся непонятных и подозрительных пришельцев, да и говорить им, в общем, часто не о чем: слишком уж разный у них жизненный опыт. Единственным исключением являются христианские церкви, которых в истово-протестантской Южной Корее очень много, и которые часть берут под опёку новоприбывших соотечественнков. Не удивительно, что в своём большинстве новоприбывшие в первые же месяцы принимают христианство.

Особенно тяжело приходится тем, кто оказался в Южной Корее один. Пару месяцев назад знакомая беженка – вполне устроенная по меркам большинства – сказала мне: «В первые месяцы в Сеуле не было и недели, чтобы я всерьёз не подумывала о том, чтобы вернуться на Север».

Надо сказать, что сам процесс возвращения труда не составляет, так как все беженцы могут на общих основаниях получить южнокорейский загранпаспорт. С этим паспортом в кармане разочаровавшийся беженец выезжает в Пекин и там является в северокорейское посольство с повинной.

Вопреки распространённому мнению, в Пхеньяне сейчас пропагандой занимаются умные люди, так что в последние годы  из раскаявшихся беглецов стремятся выжать максимальный пропагандистский капитал. Можно предположить, что некоторых из них репрессируют, но большинство получает амнистию и возвращается в свои родные места. Более того – наиболее способных беженцев используют как лекторов, они ездят по стране и рассказывают об ужасах жизни на капиталистическом Юге. Текст их выступлений пишется в аппарате ЦК, и заучивается наизусть, отклоняться от него строго запрещено, но при этом многое из того, о чём в лекциях говорится – чистейшая правда, основанная на вполне реальном опыте того или иного беженца.

Иногда метания беженцев принимают совершенно трагикомический характер. Нам Су,  директор небольшого северокорейского завода, бежал на Юг в 1996 году. В 2000 г. он вернулся в КНДР, став, таким образом, едва ли не первым «возвращенцем». В 2003 г. Нам Су опять бежал в Южную Корею, а потом организовал и вывоз на Юг всей семьи. Сейчас он тихо живёт со своей семьёй в провинции, выращивая овощи в своём тепличном хозяйстве.

Конечно, несколько десятков возвращенцев – это лишь доли процента от общего количества беженцев. Конечно, на каждого такого возвращенца приходится сотня беженцев, которые занимаются самым тяжёлым и неблагодарным трудом, чтобы скопить деньги и вывезти на Юг тех членов семьи, что остались в КНДР или скрываются в Китае. Однако и появление возвращенцев, и тяжёлая судьба беженцев в целом – плохое предзнаменование для будущего единого корейского государства.

В случае внезапного объединения по германскому образцу большинство бывших северян превратится в «неквалифицированную и дешёвую рабочую силу», и едва ли они будут довольны таким поворотом событий. Впрочем, единственной реалистичной альтернативой является сохранение нынешнего режима, что для большинства его подданных, пожалуй, ещё менее привлекательный вариант. Увы, жителям северной части Корейского полуострова сильно не повезло, и их проблемы не имеют лёгкого и безболезненного решения.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив