Зрительский спрос на «жесть» сполна удовлетворяется ежедневным эфирным предложением

Неделю назад в студии ток-шоу «Прямой эфир» обсуждали жуткую историю гибели годовалого ребенка в подмосковных Мытищах. Кто-то, пока точно не установленный следствием, выкинул его с девятого этажа. Мать малыша вместе с ним оказалась в тот вечер в квартире своего знакомого Романа. Хозяйке квартиры, матери Романа, это очень не понравилось. Ребенок, у которого резались зубки, никак не хотел засыпать и все время плакал. Выпив водки, молодая мать заснула, а когда очнулась, увидела полицейских, обнаруживших мертвого ребенка под балконами дома. В убийстве призналась мать Романа, якобы донельзя раздраженная детскими криками. Мать малыша подозревает в совершении злодеяния самого Романа. Следствие подозревает всех, включая мать ребенка. Исследование на детекторе лжи, проведенное специально для «Прямого эфира», показало, что она вроде не убивала.

С цветных фотографий, демонстрируемых в студии, на нас глядит светленький улыбчивый мальчик. «Какая лапочка», — умилительно восклицает ведущий Борис Корчевников, пытаясь изобразить скорбь. Народ в студии возмущен не больше обычного — типичная история, едва ли не ежедневно попадающая в сводки криминальных происшествий и — автоматом — в эфир популярных ток-шоу. Все дружно осуждают нерадивую мамашу, забывшуюся в пьяном сне и оставившую малыша без своего пригляда. «Я вас умоляю, я на коленях вас прошу: не пейте больше!» — с фальшивым пафосом восклицает Корчевников в финале программы, картинно падая перед ней на колени. Та обещает исправиться. Конец сюжета. Сытые благополучные эксперты с чувством выполненного долга расходятся по домам. Зрители, поохав, переключаются на другие ток-шоу и свои домашние дела. Завтра будет новый день и новое ток-шоу с очередной дикой историей.

Дикие истории — хлеб всех подобных программ. За них борются конкуренты — кто расскажет больше подробностей, кто быстрее добежит до родственников и очевидцев произошедшего, тот, считай, в «дамках». Года три назад, когда в Москве повар Алексей Кабанов в порыве ярости задушил жену, а потом расчленил ее в ванной комнате, в то время как в квартире постоянно находились их дети с няней, две съемочные группы, столкнувшись на лестничной клетке перед квартирой отца убийцы-расчленителя, даже подрались между собой. Победили «малаховские» — они и увезли старика-отца в студию программы «Пусть говорят», где ужасающее убийство обсуждали во всех подробностях, а тот должен был добавить в это обсуждение «человечинки»: поведать публике, каким «герой» был в детстве.

…А поутру они проснулись. И вдруг все разом решили, что пора пощадить зрительскую психику, и без того травмированную непрерывным потоком криминального «эксклюзива». Больше того, все телеканалы — большие и малые — в одночасье договорились между собой действовать в этом вопросе солидарно. Никто — значит никто не огорошит несчастного зрителя шокирующей новостью о «кровавой няне», убившей и обезглавившей ребенка. Никто — значит никто не помчится, задрав штаны, искать и звать в эфир убитых горем родителей погибшей девочки, их соседей и знакомых, а также родных и близких безумной няни-убийцы.

В конце 90‑х годов, когда стала очевидной необходимость принятия и соблюдения определенных правил самоограничения в деятельности ТВ, устанавливающих грани дозволенного в распространении информации, которая может нанести вред нравственному и физическому здоровью людей, был подготовлен проект Хартии телевещателей, своего рода этический кодекс, подписав который, телевещатели взяли бы на себя обязательство следовать его нормам. В ходе бурных дискуссий выяснилось, однако, что мало кто из вещателей готов поставить подпись под этой Хартией и уж тем более неукоснительно соблюдать прописанные там правила и нормы. Как откровенно признался один из тогдашних телеруководителей, «допустим, мы начнем следовать пунктам Хартии… допустим. Но наши конкуренты тут же обойдут нас по рейтингам, и мы окажемся в проигрыше». Так и не договорились.

И тут вдруг такая похвальная профессиональная и человеческая солидарность: «Встанем как один, скажем: «Не дадим…» Но сказавши «а», следует говорить и «б»: отказаться в своей последующей практике от ток-шоу, изо дня в день смакующих жестокость и насилие, или же переориентировать их на разумное, доброе, вечное в ущерб главному измерителю зрительского успеха — рейтингу. Что-то подсказывает мне, что никакого «б» не будет. Да и зритель не поймет. Девиз современного ТВ: «Дадим публике то, что она хочет». А она хочет всего, что «погорячее», хоть и лицемерно сетует на излишнюю жестокость и натурализм многих программ. Для нее эти ток-шоу и сюжеты, бесконечно воспроизводящиеся в них, давно уже просто зрелище, не вызывающее ничего, кроме праздного любопытства. Мало того — привычка к ним диктует зрительский спрос на все большую «жесть», сполна удовлетворяемый эфирным «предложением».

«Под демонстрацией либо описанием чрезмерной жестокости и насилия понимается излишне натуралистичный, неоправданно подробный и шокирующий показ сцен умерщвления людей и животных, издевательств над людьми и животными с использованием физического насилия, а также сцен последствий преступлений, катастроф и стихийных действий с детальным изображением ранений, трупов, значительных увечий, следов пыток, побоев», — говорилось в Хартии, которая так и не стала руководством к действию большинства телевещателей.

Если они даже и прочитали рекомендации, там содержащиеся, то, прочитав, сделали и делают все ровно наоборот. О том, что происходит в головах людей, ежедневно потребляющих разнообразную «жесть» в промышленных масштабах, никто из ее производителей до сей поры не задумывался. История с няней-убийцей, от освещения которой отказались все телеканалы, — это история не про внезапный приступ их человеколюбия, а про то, как монстры (власти и ТВ) неожиданно заподозрили монстра в массовом зрителе и испугались его спонтанной неконтролируемой реакции.

Не исключаю, что безумная няня тоже была постоянным зрителем самых популярных ток-шоу. Чудовище рождает чудовищ. Независимо от их возраста, профессии и этнической принадлежности.

Ирина Петровская
Обозреватель «Новой»