Зерцало опчества

2015 — 04.05.2015 или о пользе чтения русской классики в любое время.

Представляю вашему вниманию старый текст, актуализированный современными картинками.
Цитаты понадёрганы, конечно; соответственно повреждено и совпадение хронологии. Но здесь именно тот случай, я щитаю, когда сие непотребство более чем оправдано. Будучи предназначенным непосредственно к пользе пробуждения гражданского чувства в мутных недрах того, что обычно именуется словом «народ».
-----------------------

-й год наступил для Глупова при самых счастливых предзнаменованиях.
Целых шесть лет сряду город не горел, не голодал, не испытывал ни повальных болезней, ни скотских падежей, и граждане не без основания приписывали такое неслыханное в летописях благоденствие простоте своего начальника, бригадира Петра Петровича Фердыщенка.



Он вообразил себе, что травы сделаются зеленее и цветы расцветут ярче, как только он выедет на выгон. «Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения», - бормотал он про себя и лелеял свой план пуще зеницы ока.
Очевидно, он копировал в этом случае своего патрона и благодетеля, который тоже был охотник до разъездов (по краткой описи градоначальникам, Фердыщенко обозначен так: бывый денщик князя Потемкина)
План был начертан обширный. «Сперва с Византией покончим-с, - мечтал он, - а потом-с...»



Страсть строить на «песце» была доведена в нем почти до исступления.
Настал момент, когда он начал даже помышлять о конституции. «Прост он был, - поясняет летописец, - так прост, что даже после стольких бедствий простоты своей не оставил».

В первый раз свободно вздохнули глуповцы и поняли, что жить «без утеснения» не в пример лучше, чем жить «с утеснением».
- Нужды нет, что он парадов не делает да с полками на нас не ходит, - говорили они, -зато мы при нем, батюшке, свет узрили! Теперича, вышел ты за ворота: хошь - на месте сиди; хошь - куда хошь иди! А прежде, сколько одних порядков было - и не приведи Бог!
Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать.



Явились даже опасные мечтатели.



Руководимые не столько разумом, сколько движениями благородного сердца, они утверждали, что при новом градоначальнике процветет торговля, и что, под наблюдением квартальных надзирателей, возникнут науки и искусства.
Вообще, политическая мечтательность была в то время в большом ходу.

Но на седьмом году правления Фердышенку смутил бес.



Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал ходить по городу в вицмундире.
- Вы смотрите! - говорил он обывателям, - как только меня завидите, так сейчас в тазы бейте, а потом зачинайте поздравлять, как будто я и невесть откуда приехал!

Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму,



которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»

Но так как это было время либеральное и в публике ходили толки о пользе выборного начала, то распорядиться своею единоличною властью старик поопасился.

Собравши излюбленных глуповцев,



он вкратце изложил перед ними дело и потребовал немедленного наказания ослушников.
- Вам, старички-братики, и книги в руки! - либерально прибавил он, - какое количество по душе назначите, я наперед согласен! Потому теперь у нас время такое: всякому свое, лишь бы поронцы были!
Излюбленные посоветовались, слегка погалдели и вынесли следующий ответ:
- Сколько есть на небе звезд, столько твоему благородию их, шельмов, и учить следовает!
Стал бригадир считать звезды («очень он был прост», повторяет по этому случаю архивариус-летописец), но на первой же сотне сбился и обратился за разъяснениями к денщику.
Денщик отвечал, что звезд на небе видимо-невидимо.



Должно думать, что бригадир остался доволен этим ответом.



Сам же, надев вицмундир, пошел в ряды и, дабы постепенно приучить себя к строгости, с азартом кричал на торговцев:
- Кто ваш начальник? сказывайте! или, может быть, не я ваш начальник?
«И хоть бы он делом сказывал, по скольку с души ему надобно! - беседовали между собой смущенные обыватели, - а то цыркает, да и на-поди!»

Всё изменилось с этих пор в Глупове. Бригадир, в полном мундире, каждое утро бегал по лавкам и всё тащил, всё тащил.



Когда же совсем нечего было делать, то есть не предстояло надобности ни мелькать, ни заставать врасплох (в жизни самых расторопных администраторов встречаются такие тяжкие минуты), то он или издавал законы, или маршировал по кабинету, наблюдая за игрой сапожного носка, или возобновлял в своей памяти военные сигналы.

- Кто его знает, какой он веры? - шептались промеж себя глуповцы, - может, и фармазон?

Однако глуповцы не отчаивались, потому что не могли еще обнять всей глубины ожидавшего их бедствия.
Покуда оставался прошлогодний запас, многие, по легкомыслию, пили, ели и задавали банкеты, как будто и конца запасу не предвидится.
Бригадир ходил в мундире по городу и строго-настрого приказывал, чтоб людей, имеющих «унылый вид», забирали на съезжую и представляли к нему.
Дабы ободрить народ, он поручил откупщику устроить в загородной роще пикник и пустить фейерверк.



Пикник сделали, фейерверк сожгли, «но хлеба через то людишкам не предоставили».
Тогда бригадир призвал к себе «излюбленных» и велел им ободрять народ.



Стали «излюбленные» ходить по соседям и ни одного унывающего не пропустили, чтоб не утешить.
- Мы люди привышные! - говорили одни, - мы претерпеть могим. Ежели нас теперича всех в кучу сложить и с четырех концов запалить - мы и тогда противного слова не молвим!
- Это что говорить! - прибавляли другие, - нам терпеть можно! потому мы знаем, что у нас есть начальники!
-Ты думаешь как ? - ободряли третьи, - ты думаешь, начальство-то спит? Нет, брат, оно одним глазком дремлет, а другим поди уж где видит!

Людишки словно осунулись и ходили с понурыми головами; самая природа перестала быть благосклонною к глуповцам.

Когда убрались с сеном, то оказалось, что животы кормить будет нечем; когда окончилось жнитво, то оказалось, что и людишкам кормиться тоже нечем.
Шестого числа утром вышел на площадь юродивый Архипушко, стал середь торга и начал раздувать по ветру своей пестрядинной рубашкой.
- Горю! горю! - кричал блаженный.



Старики, гуторившие кругом, примолкли, собрались около блаженненького и спросили:
- Где, батюшко?
Но прозорливец бормотал что-то нескладное.
- Стрела бежит, огнём палит, смрадом-дымом душит. Увидите меч огненный, услышите голос архангельский... горю!
Больше ничего от него не могли добиться, потому что, выговоривши свою нескладицу, юродивый тотчас же скрылся (точно сквозь землю пропал), а задержать блаженного никто не посмел.
Тем не меньше старики задумались. Старожилы не могли запомнить ничего подобного и не без основания приписывали это явление бригадирскому грехопадению.

Глуповцы испугались и начали похаживать к бригадиру на двор.
- Так как же, господин бригадир, насчет хлебца-то? похлопочешь? - спрашивали они его.
- Хлопочу, братики, хлопочу! - отвечал бригадир.



- То-то; уж ты постарайся!

Обманутый наружным спокойствием обывателей, он очутился в самом щекотливом положении. С одной стороны, он чувствовал, что ему делать нечего; с другой стороны, тоже чувствовал - что ничего не делать нельзя.
Поэтому он затеял нечто среднее, что-то такое, что до некоторой степени напоминало игру в бирюльки. Опустит в гущу крючок, вытащит оттуда злоумышленника и засадит.
Потом опять опустит, опять вытащит и опять засадит.



С помощью двух инвалидов бригадир перепутал и перетаскал на съезжую почти весь город, так что не было дома, который не считал бы одного или двух злоумышленников.
Самое крайнее, что дозволялось в виду идущей навстречу беды, - это прижаться куда-нибудь к сторонке, затаить дыхание и пропасть на все время, покуда беда будет кутить и мутить. Но и это уже считалось строптивостью; бороться же или открыто идти против беды - упаси боже!
Бригадир роскошествовал, но глуповцы не только не устрашались, но, смеясь, говорили промеж себя: «Каку таку новую игру старый пёс затеял?»

В конце июля полили бесполезные дожди, а в августе людишки начали помирать, потому что все, что было, приели.



Придумывали, какую такую пищу стряпать, от которой была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости не было; пробовали, не будет ли лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости не добились.

- Этак он, братцы, всех нас завинит! - догадывались глуповцы, и этого опасения
было достаточно, чтобы подлить масла в потухавший огонь.
Наступила такая минута, когда начинает говорить брюхо, против которого всякие резоны и ухищрения оказываются бессильными.
Разом, без всякого предварительного уговора, уцелевшие от бригадирских когтей сто пятьдесят «крестов» [сиречь протестантов] очутились на площади.
Как и следовало ожидать, первый выступил на сцену неустрашимый штаб-офицер



- Сограждане! - начал он взволнованным голосом, но так как речь его была секретная, то весьма естественно, что никто ее не слыхал.

Но глуповцы до того пригляделись к этому явлению, что нимало даже не формализировались им.

- Больно лаком стал! - кричали они [бригадиру]. - Мало ты нас в прошлом году истязал? Мало нас от твоей глупости да от твоих шелепов смерть приняло? Одумайся, старче! Оставь свою дурость!
Но лукавый бригадир только вертел хвостом и говорил, что ему с Богом спорить не приходится.



- Мы не про то говорим, чтоб тебе с Богом спорить, - настаивали глуповцы, - куда тебе, гунявому, на Бога лезти! а ты вот что скажи: за чьи бесчинства мы, сироты, теперича помирать должны?
- Потерпите, братики! всего вдоволь будет! - вертелся бригадир.



- То-то! мы терпеть согласны! Мы люди привышные! А только ты, бригадир, об этих наших словах подумай, потому не ровен час: терпим-терпим, а тоже и промеж нас глупого человека немало найдётся! Как бы чего не сталось!
Громада разошлась спокойно, но бригадир крепко задумался.

Послал за батюшкой, думая в беседе с ним найти утешение,



но тот еще больше обеспокоил, рассказавши историю.
- Очнись, батя! - испугался бригадир.



- Не к тому о сем говорю! - объяснился батюшка, - однако и о нижеследующем не излишне размыслить: паства у нас равнодушная, доходы малые, провизия дорогая... где пастырю-то взять, господин бригадир?
- Словно и Бог-то наш край позабыл! - молвит бригадир.

И вот, сел он опять за свое писанье; писал много, писал всюду.
Порешил так: коли хлеба не имеется, так, по крайности, пускай хоть команда прибудет. Но ни на какое свое писание ни из какого места ответа не удостоился.
А глуповцы с каждым днем становились назойливее и назойливее.
- Что? получил, бригадир. ответ? - спрашивали они его с неслыханной наглостью.
- Не получил, братики! - отвечал бригадир.



Глуповцы смотрели ему «нелепым обычаем» в глаза и покачивали головами.
- Гунявый ты! вот что! - укоряли они его, - Оттого тебе, гадёнку, и не отписывают! не стоишь!

«Да, убеждениями с этим народом ничего не поделаешь!» - рассуждал бригадир, - «тут не убеждения требуются, а одно из двух: либо хлеб, либо... команда!»



Как и все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю идею лишь с прискорбием; но мало-помалу он до того вник в неё, что не только смешал команду с хлебом, но даже начал желать первой пуще последнего.
Неслыханная деятельность вдруг закипела во всех концах города; частные пристава поскакали; квартальные поскакали; заседатели поскакали; будочники позабыли, что значит путем поесть, и с тех пор приобрели пагубную привычку хватать куски на лету. Хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают...



Гул и треск проносятся из одного конца города в другой, и над всем этим гвалтом, над всей этой сумятицей, словно крик хищной птицы, царит зловещее: «Не потерплю!»

Но, несмотря на столь видимые знаки начальственной попечительности, сердца обывателей уже ожесточились. Не проходило часа, чтобы кто-нибудь не показал бригадиру фигу, не назвал его «гунявым», «гадёнком» и прочее.



Начали ходить безобразные слухи. Рассказывали, например, что однажды кто-то застал его спящим на диване, причём будто бы тело его было кругом обставлено мышеловками. Говорили, что новый градоначальник совсем даже не градоначальник, а оборотень, присланный в Глупов по легкомыслию; что он по ночам, в виде ненасытного упыря, парит над городом и сосет у сонных обывателей кровь.
Разумеется, все это повествовалось и передавалось друг другу шепотом; хотя же и находились смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена и просить прощения, но и тех взяло раздумье.

Присутственные места запустели; недоимок накопилось такое множество, что местный казначей, заглянув в казенный ящик, разинул рот, да так на всю жизнь с разинутым ртом и остался; квартальные отбились от рук и нагло бездействовали; официальные дни исчезли.

Помощник градоначальника,



видя, что недоимки накопляются, пьянство развивается, правда в судах упраздняется, а резолюции не утверждаются, обратился к содействию штаб-офицера.
Сей последний, как человек обязательный, телеграфировал о происшедшем случае по начальству и по телеграфу же получил известие, что он, за нелепое донесение, уволен от службы.



А глуповцы между тем все жили, все жили.
-----------------------
Ну и т.д.
Там есть много ещё чего, весьма привлекаемого к действительности. Но дабы минула меня скорбная чаша, скупо описанная летописцем словами

Беспутную оную Клемантинку посадили в клетку и вывезли на площадь; атаманы-молодцы подходили и дразнили ее.

то я закончу вот этим кратким извлечением из сочинения великого сатирика:

Бригадир понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего другого не остаётся, как спрятаться в архив.
Так он и поступил.



Добавив от себя единственно лишь следующее: дай бог, чтобы всё именно этим и закончилось. Только бы не было войны.

PS: я слепила этот текстик недели две тому назад, но перечитав, постить немного забоялась. Ибо подумала: вот как набегут эфэсбэшные шариковы да как начнут из меня польта делать для Моссельпрома... нафик мне такое щастье? я ещё ОС не прикончила... и вообще неприятно.
Однако, по здравом размышлении я таки решила, что мешать личное с общественным не весьма достойно есть. Посему выкинула кое-что из уже готовой компиляции, не исключая даже картинок. Но любознательный читатель может лично восполнить самоцензуру, припав оком к первоисточнику. Например вот здесь.
===========================
Дополнение от 04.05.2015
Это старый пост, если чё. Оригинал понятно где.

Теперь всё.


За большим количеством картинок читать лучше в новом окне,

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив