Зарисовки - 2

watermelon83 — 04.11.2020 - что же, братцы, я думаю - позднюю осень и долгую зиму нам помогут скоротать новые "Зарисовки". Но, как и прежде, напоминаю, что это только черновые наброски.

Сегодня у нас Тридцатилетняя война и Вестфальский мир, часть первая.

А добрый день.


Смерть бургундского герцога Карла Смелого, павшего жертвой собственных амбиций и франко-имперской коалиции, породила многовековой конфликт между французскими Валуа и австрийскими Габсбургами. В борьбе за руку и сердце наследницы герцога, "император-алхимик" Фридрих III, флегматичный Габсбург, получивший у своих подданных не слишком лестное прозвище "ночной колпак", сумел одержать победу над "всемирным пауком" - главным интриганом своего времени Людовиком XI. Если французский король предлагал двадцатилетней Марии Бургундской выйти замуж за семилетнего дофина Карла, то император выставил куда более впечатляющую кандидатуру - своего восемнадцатилетнего сына и наследника Максимилиана, не случайно вошедшего в историю, как "последний рыцарь Европы". Помимо этого, успеху австрийцев поспособствовала и щедрость обычно скупого на траты императора, и имперские войска в Эльзасе, готовые выступить против бряцающего оружием французского короля.

Состоявшаяся в 1477 году свадьба стала не только редким примером счастливого брака по-расчету, но и началом борьбы между Веной и Парижем. Военная кампания Людовика оказалась ненамного удачнее его брачных предложений, но Франция все же сумела получить и Бургундию, и остальные французские земли из наследства Карла, а Габсбурги утвердились в Нидерландах и Эльзасе. Обе стороны остались недовольными компромиссом, однако конфликт этот приобрел общеевропейское значение лишь в следующем столетии.

События, придавшие ему такой разхмах, не трудно обнаружить между 1516 и 1519 гг., когда испанский король Карлос I Габсбург одолел на "имперских выборах" французского кандидата Франциска I Валуа и, став "римским императором" Карлом V, объединил под своей властью большую часть Европы. Казалось, что сбывалось предсказание Фридриха III, оставившего своим потомкам таинственную аббревиатуру AEIOU, истинное значение которой он унес с собой в могилу: уже спустя много лет ее начали расшифровывать, как латинское "Austriae est imperare orbi universo" - Австрия должна править миром.


И в самом деле, резко увеличившиеся возможности династии Габсбургов, к наследственным австрийским владениям которой добавилась теперь могучая Испания, проявились в многочисленных победах испанских аркебузиров и германских ландскнехтов над французскими рыцарями, швейцарской пехотой и итальянским кондотьерами, а завоевания конкистадоров принесли империи Карла V еще и богатства Нового Света. Казалось, что до воссоздания "Западной империи" Карла Великого оставалось совсем немного.

Однако, между двумя коронациями Карла V произошло еще два важных события, первоначально не слишком оцененных современниками. В 1517 году никому не известный саксонский священник и доктор теологии Мартин Лютер в Виттенберге пишет свои 95 тезисов против продажи индульгенций, а артиллерия османского султана Селима I разрушает каирские стены, покончив с политической независимостью мамлюкского Египта. Последовавшие затем Реформация в Европе и "реставрация халифата" в Азии в значительной степени нивелировали династический успех Габсбургов. Карл V и его империя были достаточно сильны для того, чтобы одолеть Валуа в борьбе за Италию и выступить против турецкой экспансии, но даже серебро "обоих Америк" не могло помочь им одолеть всех противников сразу.

Освободившиеся от необходимости воевать с Египтом и не слишком опасавшиеся персов турки быстро распространили свое влияние на Аравийский полуостров, Северную Африку и беспрерывно расширяли свои владения в Средиземноморье и на Балканах, создав австрийским и испанским Габсбургам целый комплекс практически неразрешимых проблем. Воюя с империей, "наихристианнейший король" Франциск I Валуа предоставил османскому флоту порты Южной Франции для нападения на итальянское и испанское побережья, наглядно продемонстрировав пример "реальной политики" XVI века. В то же время, Венгерское королевство все с большим трудом могло сопротивляться атакам османских войск, в 1529 году безуспешно попытавшихся взять Вену. Наступление султанской армии провалилось, но угроза турецкого нашествия сохранялась в течении следующих ста пятидесяти лет. Франко-османская дружба, просуществовавшая вплоть до египетской экспедиции генерала Бонапарта, стала геополитическим ответом на династический союз Мадрида и Вены.

Одновременно с внешней угрозой, Габсбурги оказались втянутыми в борьбу с набиравшим силу протестантизмом. Начинавшееся, как "лютеранская ересь" Реформация вскоре охватила значительную часть Европы, разделив ее на католическую и протестантскую части. К середине XVI протестанты преобладали на северо-востоке, тогда как католики - на юго-западе континента. Священная Римская империя, расположившаяся в центре этого противостояния, оказалась первой жертвой нового конфликта. И все же, несмотря на "религиозный пыл", проявляемый всеми сторонами этого противостояния, не трудно заметить, что помимо собственно теологических причин, ничуть не меньшую роль играли и чисто политические факторы.

"Нетерпимость" Карла V к "учению Лютера" становится куда более понятной, если учесть тот факт, что протестантские правители, охотно прибравшие к рукам владения католической церкви в своих землях, так или иначе должны были либо смириться с возросшим авторитетом императорской короны, либо выступить против него. Религия придавала этому противостоянию характерный оттенок, не изменяя его по сути. Со времен падения династии Гогенштауфенов в середине XIII века, император представал не столько в роли правителя единой державы, сколько в качестве третейского судьи в запутанных делах Священной Римской империи. Разумеется, при необходимости он мог обратиться к князьям за поддержкой в борьбе с внешним врагом или возмутившимся вассалом, но в целом его власть и близко не напоминала обширные полномочия и права английской или французской короны.

Такое положение не могло сохраняться вечно. Уже предшественник Карла, император Максимилиан I, человек "нового времени" и одновременно последний выдающийся представитель уходящей "эпохи рыцарства", попытался провести "имперскую реформу", придав конфедеративному характеру германского государства более упорядоченные черты. В конечном счете, он потерпел неудачу - во многом, из-за нехватки средств. Его преемник, казалось, мог рассчитывать на большее.

Однако, политический провал "усмирительного похода" императора в Северную Германию во время Шмалькальденской войны продемонстрировал, что даже для такого монарха, как Карл V существуют границы возможного. Противостоя турецкой угрозе и сражаясь с французами в Италии, Нидерландах и в Бургундии, Габсбурги оказались не в состоянии одновременно воевать и с половиной империи. В конечном счете, поставленный перед невозможным для себя выбором между политической необходимостью заручиться поддержкой протестантских князей и моральными муками, требовавшими от императора защитить "церковь Христа", измученный тремя десятилетиями непрерывных трудов, Карл V отказался от власти, явив миру неслыханный со времен императора Диоклетиана пример.

Перед отречением, он скрепя сердце, позволил рейхстагу собраться в Аугсбурге и выработать условия мирного сосуществования католиков и протестантов, установившие "религиозный дуализм" в Священной Римской империи. Этот пример религиозной терпимости, сам по себе весьма необычный для того времени, являл собой особенно выгодную картину на фоне разгоравшейся гражданской войны между французскими католиками и кальвинистами, на пятьдесят лет превратившей королевство Валуа в поле битвы. Но даже относительно мирный исход религиозного конфликта в империи не мог скрыть главного - находясь на вершине своего могущества, величайший из правителей габсбургской династии потерпел поражение в борьбе с непокорными князьями. Карлу V и его преемникам так и не удалось установить контроль над ключевым элементом в европейской стратегии Габсбургов. Вместо того, чтобы укрепить положение заполучившей корону династии, Священная Римская империя превращалась в ее ахиллесову пяту.

Была ли эта борьба обреченной на неудачу с самого начала или Карл пал жертвой изменившихся геополитических условий, заставивших его распылить силы между Италией, Алжиром, Германией и Балканами? Как правило, утверждается, что идея "универсальной" европейской и католической империи являлась утопической сама по себе - и с этим вполне можно согласиться. Однако, допустимо и то предположение, что не попытайся император разрешить все проблемы военным вторжением в Саксонию, сам себя загнав в политическую ловушку и лишившись поддержки значительной части германских сословий, то ему в конечном счете удалось бы укрепить свое положение в качестве немецкого короля, придав империи более современный характер.

Этого не произошло - и не только из-за неспособности Габсбурга оценить потенциал Реформации или упрямого желания нанести Франции окончательное военное поражение, но и потому, что поставленные перед Карлом V задачи была куда более трудновыполнимыми, нежели вызовы, предложенные его османскому коллеге. Овладевший Меккой османский Селим I сумел стать "повелителем всех правоверных" (т.е. суннитов) - захвативший Рим император потерпел поражение в стремлении возглавить христианский мир. Последовавший после отречения Карла раздел габсбургских владений на испанскую и австрийскую части стали зримым воплощением этой неудачи. Несмотря на оказываемую испанскими и австрийскими Габсбургами друг другу поддержку, уже нельзя было по-настоящему говорить об "империи, над которой никогда не заходит солнце".

В последующие десятилетия испанские Габсбурги проявили не слишком много государственной мудрости. Религиозная нетерпимость Филиппа II в значительной степени обострила и без того неизбежный конфликт короны с Нидерландами, а неловкие попытки испанцев навязать Англии католицизм и династический брак лишь подтолкнули эту страну к союзу "мятежными" голландскими штатами. Располагавшая значительно меньшими ресурсами Вена вела куда более сдержанную политику, но сохранявшаяся политическая раздробленность Священной Римской империи продолжала оставаться для Габсбургов источником угрозы. Немецкие войска из протестантских земель помогали гугенотам во Франции и голландцам в Нидерландах, в конечном счете сыграв ключевую роль в провале попыток Мадрида подчинить себе этот регион.

Со временем, положение в империи становилось все более взрывоопасным: противники австрийских Габсбургов уже вполне определенно могли рассчитывать на поддержку северогерманских курфюршеств, с тревогой ожидавших смерти императора Маттиаса II, религиозной терпимости которого должен был прийти на смену католический фанатизм его брата Фердинанда, чья решимость защитить "истинную веру" ни у кого не вызывала сомнений. Несколько столкновений между протестантскими и католическими субъектами империи, произошедшие на рубеже XVI-XVII веков, стали своеобразной репетицией предстоящей войны. Эти конфликты удавалось уладить за счет авторитета короны, выступившей в роли арбитра между протестантской и католической частью Германии, но этот ресурс имел свой запас прочности. Взаимные подозрения постепенно брали верх: в 1608 году протестантские князья объединяются в "Евангелическую унию", а в следующем году формируется "Католическая лига". Главный вопрос заключался в том, сумеют ли австрийские Габсбурги в определенном смысле и дальше оставаться "над схваткой", утверждая свой общеимперский авторитет или же бросят на чашу весов все могущество своего дома?

Тайное соглашение, заключенное между испанской и австрийской ветвями династии в 1617 году в Вене, отвечало на этот вопрос: всецело оказавшись под влиянием Мадрида, венские Габсбурги больше не собирались соблюдать "конфессиональный паритет". Новый виток "контрреформации" в империи, начало которому должно было положить назначение (а не избрание чешскими сословиями) Фердинанда Габсбурга королем Богемии, увязывался с планами окружения Франции кольцом собственных владений, протянувшихся бы от Пиренеев на юг в Италию и, через Рейн, на север, во Фландрию и Нидерланды. "Испанская дорога" должна была укрепить стратегические позиции Мадрида в Европе, но к 1618 году политическая ситуация на континенте была куда менее благоприятной для Габсбургов, нежели в год заключения Аугсбургского религиозного мира. Конфликт в империи неизбежно вовлекал в борьбу внешние силы, намного более могущественные, чем пятьдесят лет назад.

Как уже говорилось, во время правления Филиппа II к средиземноморским проблемам Мадрида прибавились и "голландские мятежники", и английские пираты. Присоединение Португалии, с ее обширными колониями и крупным флотом, не разрешило всех испанских затруднений, но все же на время позволило Филиппу и его преемникам продолжать вести "мировую политику" в прежнем величавом стиле. Испания все еще считалась первой державой Европы - не де юре, как Священная Римская империя, но де факто, по праву сильнейшего. Но сколь долго могло сохраняться это первенство?

Англия, превратившаяся за время правления королевы Елизаветы I, последней из Тюдоров, в колониальную державу с мощным флотом, вот уже пятьдесят лет сражалась испанцами в Европе и Новом Свете. Тем не менее, даже несмотря на провал Мадрида в деле с десантом на Британские острова и поразительную неудачу "Непобедимой Армады", ставшую, как это стало понятным в ретроспективе, лебединой песней испанского морского могущества, англичане все еще не могли в одиночку противостоять Испании, а потому проблемы европейской дипломатии привлекали основное внимание политических деятелей королевства. Отвлечение испанских ресурсов было ключевой задачей Лондона - задачей, исполнению которой немало поспособствовала и религиозная нетерпимость испанской короны.

К началу XVII века Испания стала напоминать человека, взявшегося за несколько партий шахматных партий одновременно - и проигрывающего их. Англия, союз с которой в прошлом приносил Кастилии и Испании столько выгод, была потеряна для Мадрида, Нидерланды фактически обрели независимость, а "французская политика" Испании и вовсе зашла в тупик. Поддерживая непримиримую католическую оппозицию и короне, и гугенотам, испанцы преследовали достаточно очевидную цель - как можно на более долгий срок сохранять во Франции состояние гражданской войны. Подобная стратегия, не имевшая конечной позитивной цели, была и без того обречена на неудачу, но поражение Мадрида стало совсем унизительным, после того, как Францию возглавил Генрих IV Наваррский - принявший католичество "еретик", полный решимости добиться внутреннего мира и начать новую войну с Габсбургами. Кинжал фанатика-убийцы на время избавил испанцев от этой угрозы, но не смог изменить общего итога их политики - восстанавливающаяся после опустошительного религиозного конфликта Франция была определенно враждебна к Испании.

Очевидно, что и англо-испанское и франко-испанское соперничество были вызваны общими условиями европейской политики, понуждавшей державы выступать против гегемонии Габсбургов, но именно неловкие маневры мадридской дипломатии придали этим событиям столь невыгодные Испании условия. Более умелая внешняя политика вполне могла бы использовать и сохранявшийся англо-французский антагонизм, и сохранить лояльность голландцев.

Тем большее значение для Мадрида приобретала Священная Римская империя - "временные" неудачи во Франции и Нидерландах должны были компенсироваться императорско-католической победой в Германии, вновь вернувшей бы Габсбургам преобладающее положение. Империя не имела собственных вооруженных сил, но это вовсе не означало, что в военном отношении она была бесполезной, напротив: знаменитая "испанская пехота" того времени по большей части состояла из германских наемников, а о роли, сыгранной немецкими войсками из протестантских княжеств во Франции и Нидерландах мы уже упоминали выше.

Испанский посол граф Оньяте, подписавший в 1617 году от имени испанского короля одноименный договор между двумя ветвями династии Габсбургов, прямо указывал на то, что без Германии испанцам не удержать ни Фландрии, ни своих итальянских владений, тогда как усилив положение императора, Мадрид и Вена вполне могли бы сломить сопротивление всех своих противников в Европе. Вместе с тем, возможность подобного развития событий была слишком очевидной для того, чтобы англичане, голландцы и французы безучастно наблюдали за реализацией габсбургской стратегии установления контроля над Священной Римской империей. То, что начиналось, как борьба чешских сословий с Веной неизбежно должно было перерасти в глобальный конфликт, вовлекший в свою орбиту большую часть Европы.

Родившийся на следующий год после начала Тридцатилетней войны принц Рупрехт, сын печально известного "зимнего короля" Богемии Фридриха Пфальцского и его супруги, дочери английского короля Якова I, Екатерины Стюарт, вполне мог бы проиллюстрировать международный характер этого конфликта собственной биографией: после того, как его отец лишился и чешской короны, и собственного курфюршества, племянник Карла I сперва повоевал против испанских Габсбургов в Нидерландах, затем возглавлял роялистскую конницу во время Английской революции, а после реставрации монархии сыграл видную роль в морской войне с голландцами и в колонизации Канады. Вряд ли его отец, бежавший из Праги в 1620 году после разгрома чешских войск в сражении при Белой горе, мог предугадать нечто подобное в судьбе своего сына и наследника.

Однако, пусть победы и поражения английской кавалерии принца Рупрехта и оказали свое влияние на ход и особенно исход противостояния короны и парламента в Англии, главные сражения того времени происходили на совсем других полях. Конечно, мы не станем обращаться к перечислению бесконечной вереницы битв, наступлений и отступлений множества армий, маршировавших в те годы на всех дорогах Европы, по мнению тогдашних европейцев начинавшейся на португальском побережье и заканчивавшейся на границах Речи Посполитой и венгерских владений Габсбургов. Оставив описание маневров и побед Валленштейна и Густава Адольфа, Тюренна и Монтекукколи военным историкам, обратимся к дипломатическим баталиям тех лет.

В мае 1618 года пражские протестанты повторили знаменитую дефенестрацию, двумя столетиями ранее ставшую началом бурной эпохи гуситских войн. И хотя на этот раз обошлось без кровопролития - представители императора отделались помятыми боками, - последствия оказались не менее значительными. Робкая попытка примириться с чехами, инспирированная окружением Маттиаса II, была решительно пресечена его наследником Фердинандом Штирийским, опиравшимся на "испанскую партию" и таких радикально настроенных людей, как баварский герцог Максимилиан, глава Католической лиги. Заявив о том, что пражские события инспирированы в Гааге и являются частью протестантского заговора, охватившего всю империю, Фердинанд фактически отстранил Маттиаса от управления империей. В июле канцлер глава правительства кардинал Клезль, надеявшийся решить дело миром, был арестован, а после того, как в марте 1619 г. умер старый император, уже ничто не могло помешать Фердинанду реализовать свои замыслы. Осенью того же года он торжественно короновался во Франкфурте, теперь уже официально возглавив Священную Римскую империю. К этому времени боевые действия на ее территории уже шли полным ходом.

Протестантские войска подступали к самой Вене, но не смогли ни взять ее, ни осадить. Спорадически возобновлявшиеся переговоры служили скорее фоном для беспрерывно продолжавшегося вооружения обеих сторон, нежели являлись действительными попытками остановить разгоравшийся конфликт. В то время, как глава австрийских Габсбургов спешно собирал свои силы, чему способствовала немалая помощь испанским золотом, чешские сословия заручились поддержкой некоторых протестантских князей империи и провозгласили пфальцского курфюрста королем Богемии - вместо Фердинанда. Зять английского короля прибыл в Прагу, но в остальном дела у чехов шли не слишком хорошо - становилось очевидным, что Габсбурги обладают военным превосходством.

Явное нежелание Англии втягиваться в германский конфликт - желание, продиктованное и личными симпатиями Якова к католицизму (или, скорее, антипатиями к собственным пуританам-протестантам), и его надеждами укрепить английскую монархию, вследствие чего парламент лишил короля значительной части средств, без чего более активная внешняя политика была невозможной, а также неготовность Франции, которой после убийства Генриха IV "управляла" его вдова Мария Медичи и ее фаворит-итальянец, оказать действенную и быструю помощь своим протестантским союзникам, вызвали колебания в стане противников императора. "Евангелическая уния" заняла было по отношению к противостоянию Вены и Праги позицию “нейтралитета”, в то время как отряды Католической лиги примкнули к имперским войскам Фердинанда, укрепившего свою армию испанским контингентом. Воевать вместе с протестантами империи готовы были только Нидерланды, но они опасались атаки испанцев из Фландрии и сами нуждаясь в солдатах из Германии. Все это означало, что на определенный период, явно не обещавший продлиться слишком долго, Габсбурги получали нечто вроде внешнеполитического карт-бланша, позволявшего им приступить к осуществлению своих планов в империи без боязни интервенции.

Победа имперской армии над чешским войском при Белой Горе в 1620 году и последовавший за этим быстрый захват Чехии продемонстрировали возросшие военные возможности Фердинанда. В то же время испанские солдаты захватили Вальтеллину, стратегическую долину в Альпах, контроль над которой позволял Мадриду беспрепятственно перебрасывать войска из Италии на Рейн и во Фландрию. После Белой Горы в течении нескольких лет сопротивление имперско-испанским войскам оказывали только немногочисленные отряды брауншвейгского принца и баденского маркграфа, набранные на предоставленные Нидерландами средства. Поражение, нанесенное им в 1622 году баварским генералом Тилли, выбило, казалось, из рук немецких протестантов последнее оружие. Вскоре был захвачен и Пфальц, а его курфюрст, так неудачно дебютировавший в роли чешского короля, вынужден был бежать в Нидерланды. Его представитель, отправившийся в Англию за помощью, был встречен крайне нелюбезно - в глазах своего тестя «зимний король» был почти что бунтовщиком.

Могло показаться, что цели, поставленные накануне войны в тайном соглашении между двумя ветвями династии, уже почти достигнуты: серия военных побед и неготовность Лондона и Парижа вмешаться в германские события привели к тому, что немецкий протестантский союз практически прекратил свое существование. Оставалось лишь официально закрепить добытое на полях сражений и Священная Римская империя станет надежным инструментом в политике Габсбургов.

Однако, время, ушедшее на то, чтобы разгромить протестантские войска, поддерживаемые голландцами, оказалось невосполнимым и с 1624 года международная политическая ситуация приобретает все более худший для Габсбургов оборот. Возобновление боевых действий между Гаагой и преисполнившимся самоуверенности Мадридом, стало первым признаком того, что императору не удастся локализовать конфликт в Германии - за этим последовали перемены в Париже и Лондоне. Во Франции роль фаворита короля и первого министра принял на себя кардинал Ришелье, прекрасно представлявший себе уязвимое место в габсбургских позициях, а в Англии умер Яков I, происпанская внешняя политика которого вызывала сильное недовольство в протестантском королевстве. Наследовавший ему Карл I в начале своего правления был готов решиться на более смелые действия - англичане надеялись создать новый союз протестантских государств, с привлечением Дании и Швеции, незаинтересованных в укреплении власти императора на севере Германии.

Одно лишь этого хватило бы для того, чтобы сделать привкус побед полководцев Фердинанда горьким, но не меньшую роль в провале его стратегии сыграла полнейшая неспособность императора мудро воспользоваться своими военными успехами. Вместо того, чтобы разить противников по одному, промаршировавшие через Пфальц испанцы поспешили обрушиться на Нидерланды, а жестокая расправа над чешскими сословиями, конфискациями доведенных до совершенного разорения, показали всем, что победоносные Габсбурги будут беспощадны к побежденным. Бежавшие из Богемии в Бранденбург протестанты стали одной из причин, побудивших это маркграфство выступить против Вены. Наконец, передав Пфальц баварскому герцогу, император не только вызвал раздор среди собственных сторонников, начинавших уже опасаться могущества Максимилиана, но и создал опасный прецедент - голос имперского выборщика-протестанта был передан католику. Все еще остававшиеся нейтральными члены Евангелической унии, надеявшиеся покорностью купить собственную безопасность, начинали приходить к пониманию того, что бездействие не спасет их от контрреформации или "имперской опалы".

А Фердинанд и в самом деле не собирался искать компромиссов - его конечной целью, помимо распространения собственной власти на всю империю, была полная отмена Аугсбургского религиозного мира и возвращение католической церкви ее положения, существовавшего до "лютеранской ереси". Увязав вместе политические, религиозные и даже экономические задачи (возвращение конфискованных некогда у католической церкви земель), император переоценил свои силы - даже без поддержки немецких протестантов извне, маловероятно чтобы Вене и Мюнхену удалось бы успешно закончить столь опрометчиво начатое предприятие.

Между тем, Франция и Англия начали действовать. Кардинал Ришелье, будучи вторым по значимости церковным иерархом после Папы Римского, был весьма далек от воззрений многих своих французских единоверцев, надеявшихся увидеть появление всемирной или "универсальной" европейской монархии, во главе с католическим императором и готовых ради этого пожертвовать интересами и правящей династии, и Франции. Подобная "гибкость", принесшая кардиналу репутацию и первого политика своего времени, и "слуги дьявола", позволяла Парижу вовсю использовать влияние "протестантского интернационала" против своих куда менее политически способных противников.

В начале двадцатых годов правительство Ришелье было еще связано борьбой с гугенотами (кальвинистская ветвь протестантизма): "переигрывая" осадой Ла-Рошели результаты гражданской войны во Франции, кардинал надеялся укрепить королевскую власть в той же мере, в какой его поддержка немецких протестантов должна была ослаблять положение императора. Беспощадный, если считал это необходимым, Ришелье вовсе не был безжалостным человеком - он боролся с гугенотами, как с политически враждебной, "проанглийской" группировкой, и вовсе не торопился обращать "еретиков" в "настоящих христиан". Эта политика отличалась от нетерпимости Фердинанда и его политических советников, как день от ночи - не только в этическом, но и строго практическом смысле. Религиозное рвение императора и его союзников лишь усиливало готовность их противников к сопротивлению, тогда как Ришелье всегда был готов предоставить своим врагам "золотой мост" для отступления.

Вынужденный постоянно маневрировать, чтобы удержать свое положение первого министра при слабом, капризном и оппортунистически настроенном Людовике XIII, кардинал перенес усвоенные им принципы выживания на внешнюю политику. В отличие от своих коронованных соперников, Ришелье вовсе не стремился разрешать все вопросы одной войной, одним походом, одной победой. Образно выражаясь, он играл «по-маленькой», но непрерывно. Рассматривая австро-испанскую династию, как единое целое, кардинал рассчитывал расправиться с ней по частям - вся его внешняя политика до середины тридцатых годов заключалась в том, чтобы оттягивать момент решающего столкновения между Бурбонами и Габсбургами, но таким образом, чтобы последние ни на день не оставались предоставленными самим себе. Создавать Мадриду и Вене все новые и новые трудности стало главной внешнеполитической линией кардинала, для проведения которой он не жалел ни денег, ни людей.

В 1625 году он нанес Габсбургам сразу два сильных удара - и оба чужими руками, не вовлекая Францию в большую войну. При помощи крупных денежных сумм и еще больших обещаний, Ришелье заручился поддержкой герцога Савойи Карла Эммануила I, готового ввязаться в любую войну ради расширения собственных владений. Савойские войска осадили Геную - республика вот уже как восемьдесят лет была верном союзником Испании и империи - в конечном счете осада города закончилась ничем, но боевые действия прервали поток испанских денег, что немедленно сказалось на габсбургских войсках в Германии. На этом кардинал не остановился - заключив союз со швейцарцами, французы помогли им занять Вальтелинну, перерезав испанские коммуникации в наиболее их уязвимом месте. В следующем году Ришелье искусно отступил, заключив с Мадридом мир, но долина и идущая через нее дорога оставались за Швейцарией.

Одновременно с этим, Франция активно участвовала в создании новой антигабсбургской коалиции в Северной Европе. Несмотря на то, что поддерживающие гугенотов англичане находились с французами в состоянии войны, обе державы, при участии Нидерландов, не жалели средств для того, чтобы убедить короля Дании Христиана IV в необходимости возглавить новый поход против императорских войск. Это оказалось совсем несложным делом - датский монарх, опасавшийся, как за будущее своего королевства, в случае победы Фердинада неизбежно попадавшего бы под полное влияние Священной Римской империи, так и за свое положение в качестве шлезвиг-гольштейновского герцога, одного из протестантских князей Германии, нуждался лишь в денежных субсидиях, а не в аргументах. В 1626 году датская армия выступила в поход.

Несмотря на многообещающее начало, и Христиана, и его протестантских союзников ожидал неприятный сюрприз. Нехватка средств, вызванная "диверсией" Ришелье в Италии в прошлом году, заставила Фердинанда II обратиться к услугам богатого дворянина из Богемии, сохранившего после пражских событий верность императору. Валленштейн, происходивший из онемечившегося чешского рода, сумел на собственные средства набрать для императора большое войско, расплата с которым производилась за счет безжалостного разграбления вражеских (а при необходимости - и своих) земель. Эта способность имперских войск вести активные боевые действия "в долг", ставшая изрядной неожиданностью для противников Фердинада, оказала громадное влияние на всю войну, не только затянув ее, но и приведя к разорению целые регионы. Совсем скоро, вполне усвоив валленштейновские методы, европейские армии станут настоящим бичом Тридцатилетней войны, однако тогда обладавший недюжинными организационными способностями граф представлялся настоящим волшебником, за считанные месяцы выставившим войско большее, чем у многих великих держав.

Вскоре датская армия потерпела поражение от баварцев, а многочисленные войска Валленштейна довершили дело вторжением в Ютландию. И вновь, как и несколькими годами ранее, могло показаться, что до полной победы Габсбургов в Германии уже рукой подать - разгромленная Дания вышла из войны, на северогерманских землях расположились торжествующие имперские войска, предводитель которых, возведенный Фердинандом в герцоги Мекленбурга, не скрывал своей конечной цели: "К чему все эти курфюрсты и князья? В Германии, подобно Испании и Франции, следовало бы быть одному королю".

Как и Наполеон двумя столетиями позднее, Валленштейн своими победами добился большего политического успеха, нежели Габсбурги смогли бы переварить. Апеллируя к военным достижениям имперцев, в Мадриде потребовали от Фердинанда участия немецких войск в защите испанских интересов в Италии и в это же время, Вена потерпела серьезное политическое поражение, оказавшись не в состоянии помешать посредничеству французской дипломатии, сумевшей добиться заключения мира между Швецией и Польшей. Воинственный шведский король уже готовился сменить незадачливого Христиана в роли защитника немецкого протестантизма, а значительная часть имперской армии отправилась воевать за Мантуанское наследство - еще одна кампания против Габсбургов, которую Ришелье вел при помощи швейцарских и итальянских солдат.
Опытные войска императора без особых проблем сумели разбить венецианцев, швейцарцев и французов, но для закрепления этого успеха у Фердинанда не было ни средств, ни времени - в начале 1629 года Швеция уже объявила империи войну, поэтому потерпевшие поражение французы фактически отделались лишь гарантией не выступать на стороне врагов Фердинанда, а об испанских интересах в Вене и вовсе позабыли. Между тем Ришелье, столь дешево купивший выгодный для Франции мир, вовсе не собирался соблюдать нейтралитет, в нужный момент попросту дезавуировав подписавшего соглашение посла - уловка достаточно простая, но для своего времени весьма коварная.

Довершая внешнеполитические неудачи, весной 1629 года Фердинанд издает реституционный эдикт, согласно которому католической церкви возвращалось все ее имущество и земли, потерянные после заключения Аугсбургского религиозного мира. Фактически же, речь шла об упразднении католическо-протестантского дуализма и даже больше - и язык, и форма, в которой был издан этот эдикт, говорили о том, что отныне император Священной Римской империи намерен придать такой же статус своей короне, что и у французского или испанского монархов. Религиозной нетерпимости Фердинанда, в одно мгновение попытавшегося разрушить складывающуюся в течении восьмидесяти лет систему, удивились даже многие члены Католической лиги, но куда большие опасения у союзников императора вызывали политические последствия этого шага.

Католические князья империи желали изменений в "имперской конституции" не более своих протестантских противников - войска Валленштейна, служившие главным орудием политики Фердинанда, становились одинаково тягостными и для лютеран, и для католиков. Это недовольство получило зримое воплощение летом 1630 года в Регенсбурге, где собрались все католические курфюрсты. Французский посол, действовавший в соответствии с планами Ришелье, всемерно поддерживал возникшую против императора фронду. Кажется, что кардинал, вообще хорошо знакомый с историей, собирался повторить события 1540-х гг. и развернуть против Фердинанда имперских князей так же, как это удалось сделать во время Шмалькальденской войны с Карлом V. Но события прошлого не повторились.

Император лично прибыл на съезд князей и после некоторых колебаний, пошел на уступки, потерпев большое политическое поражение. Армия Валленштейна была значительно уменьшена, а сам он отправлен в отставку. Руководство имперскими войсками перешло к баварскому генералу Тилли. Фердинанд рассчитывал на ответный шаг - признание своего старшего сына наследником римской короны, но не добился этого. Габсбург, ошибочно полагавший, что война в империи подходит к концу, не решился выступить против собственных союзников-князей. Стратегия, надеявшаяся добиться всех целей сразу, потерпела неудачу - в тот момент, когда Фердинанд согласился распустить значительную часть собственных войск, армия шведского короля уже высаживалась в Северной Германии.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив