Забрало отпустило

4 июня в Новосибирске по личному поручению главы СК Александра Бастрыкина из-под стражи отпустили сотрудника ДПС, который при задержании выстрелил в голову 19-летнему Векилу Абдуллаеву. Абдуллаев умер в больнице, а на двух его попутчиков возбудили уголовное дело и отправили в СИЗО.

Убийства при задержании больше характерны для США, чем для России: там полицейские убивают около тысячи человек в год. Это связано с тем, что американцы имеют право носить оружие, а сотрудники полиции могут стрелять на поражение, если гражданин отказался выполнить их требования.

В России такие случаи — скорее исключения, которые обычно вызывают большой резонанс. Так, в июне 2020-го росгвардейцы застрелили жителя Екатеринбурга при штурме его собственной квартиры — его заподозрили в краже обоев. СК не нашел в действиях силовиков признаков преступления, а родителям погибшего неоднократно отказывали в возбуждении дела.

Силовики могут ударить или оскорбить задержанного, перекрыть дыхание полиэтиленовым пакетом, связать и избить. Таким образом они, среди прочего, пытаются запугать подозреваемых и добиться от них признательных показаний.

Большинство этих случаев остаются безнаказанными. «Мы постоянно сталкиваемся с тем, что сотрудников полиции, которые незаконно применили насилие, начальство пытается спасти от явно заслуженной уголовной ответственности. Это происходит почти всегда», — объясняет глава Комитета против пыток, член Совета по правам человека при президенте РФ Игорь Каляпин.

Что именно произошло в Новосибирске и мог ли сотрудник ДПС применять оружие — по-прежнему неясно. Тем не менее за него уже вступились не только высокопоставленные силовики, но и политики — например, член Общественной палаты РФ и кандидат в депутаты Госдумы Мария Бутина, которая предложила снять с полицейского все обвинения и даже наградить его за службу.

Привлечь силовика к ответственности за незаконное применение силы практически невозможно. Как правило, потерпевшие боятся подавать заявление или просто не знают, куда обратиться за помощью.

Когда речь идет о защите самих силовиков, а не граждан, дела возбуждают гораздо охотнее — за насилие в отношении представителя власти (ст. 318) было осуждено в шесть раз больше человек, чем за превышение полномочий с применением насилия (ч. 3 ст. 286). С 2009 года число осужденных по этой статье сократилось почти в четыре раза. Как показал анализ «Новой», большинство осужденных — военные (65,2%), а силовики составляют лишь около трети (28,7%).

Правоохранительные органы довольны такими цифрами: число осужденных снижается — значит, профилактика работает, рассказали «Новой» в пресс-службе МВД. Однако правозащитники отмечают, что дело вовсе не в хорошей дисциплине полицейских: напротив, граждане стали чаще жаловаться на насилие со стороны силовиков, просто до суда доходит все меньше таких дел.

«Думаю, если спросить Бастрыкина, почему [снизилось число осужденных по ч. 3 ст. 286], он скажет, что у нас полиция стала сильно лучше за это время. Но я прекрасно вижу, что заявлений становится больше. Более того, по этим заявлениям мы видим, что полицейские чувствуют себя более свободно — они стали заметно меньше бояться ответственности за применение насилия к гражданам. Видимо, почувствовали некий спрос государства и попустительство с его стороны», — говорит Каляпин.

Точно оценить, сколько случаев насилия со стороны силовиков не доходит до суда, практически невозможно: Следственный комитет не представляет такие сведения даже по запросу. Однако данные правозащитников показывают, что почти 80% таких заявлений остаются без удовлетворения.

С 2009 года за насильственное превышение полномочий были осуждены 13,8 тысячи человек. Как показало исследование «Новой», силовики — лишь треть от всех осужденных по этой статье. На основе данных правозащитников можно сказать, что виновными признают в лучшем случае 10% сотрудников, против которых подали заявление о насилии.

Одна из главных причин этих «невидимых» дел в том, что фактически в России нет независимого органа, который может расследовать дела против полицейских, объясняет Игорь Каляпин: «Сотрудники СК и полицейские — коллеги на самом деле, несмотря на то, что у них фуражки разного цвета. Они каждый день тесно взаимодействуют и вместе расследуют какие-то преступления».

Помимо этого следственные органы часто затягивают рассмотрение заявлений, превращая это в процессуальный пинг-понг: пострадавший подает заявление, получает отказ, обжалует его в суде — и так по кругу.

Если сотрудника все-таки удается привлечь к ответственности за побои или пытки, скорее всего, он получит довольно мягкое наказание. В 2020 году оправдательные приговоры по ч. 3 ст. 286 выносили в 10 раз чаще, чем по всем остальным статьям Уголовного кодекса. 80% осужденных не получили реального срока — им назначили условное наказание или штраф.

Когда на скамье подсудимых оказываются госслужащие или силовики, российские суды внезапно становятся более гуманными, рассказывала «Новой» социолог Элла Панеях:

«У них [полицейских] относительно высокий процент оправдания по сравнению с обычными людьми. Судьи вспоминают о существовании презумпции невиновности, принципа гуманного наказания, принимают во внимание наличие семьи, хорошую характеристику с работы и так далее. Поэтому они [силовики] часто получают нормальные гуманные приговоры, которые вообще следовало бы получать всем нарушителям».

Изменений, которые позволили бы гражданам более эффективно защищать свои права в случае полицейского насилия, пока не предвидится. Скорее наоборот: в 2020 году в Госдуму внесли законопроект, который расширяет полномочия полицейских, в том числе и те, которые касаются применения оружия. Не исключено, что российские власти присматриваются к опыту соседней Беларуси: там правоохранителям разрешили использовать спецтехнику на митингах и освободили их от ответственности.

«Наше законодательство только ухудшается, становится все более непонятным. А уж в белорусскую сторону мы движемся или в чеченскую — вот это я уточнять бы не стал. Возможно, мы перещеголяем и тех, и других», — заключает Каляпин.