Забыть и вспомнить
tanjand — 22.09.2020Говоря о Зинаиде Серебряковой, сложно избежать восторженных эпитетов: её картины, полные удивительной грации и неги, очаровывают, манят, завораживают… Это мы сейчас говорим о ней с восторгом, но при жизни родина ее не признавала, и ее судьба складывалась очень непросто. Тяжело.
Ей пришлось пережить революцию, смерть мужа, голод, эмиграцию, войну и разлуку с семьей прежде, чем ее творчество признали как выдающееся у нас.
Александр Бенуа называл Серебрякову «одним из самых замечательных русских художников» начала ХХ века.
«…В этих этюдах нагого женского тела живёт не чувственность вообще, а нечто специфическое, знакомое нам из нашей же литературы, из нашей же музыки, из наших личных переживаний.
Это поистине плоть от плоти нашей. Здесь та грация, та нега, та какая-то близость и домашность Эроса, которая всё же заманчивее, тоньше, а подчас и коварнее, опаснее, нежели то, что обрёл Гоген на Таити и за поисками чего вслед за Лоти отправились рыскать по всему белому, жёлтому и чёрному свету блазированные, избаловавшиеся у себя дома европейцы…»
(Александр Бенуа о картине «Спящая обнажённая (Катя)», 1934)
Образование она получила в семье своего деда, известного архитектора Николая Бенуа. Успех пришел к ней вместе с выставкой «Мир искусства» в 1910 году, на которой ее произведения были выставлены вместе с картинами Михаила Врубеля, Бориса Кустодиева, Валентина Серова и других признанных мастеров.
В 1916 году она вместе с командой Александра Бенуа занималась росписью Казанского вокзала, а в 1917 году совет петербургской академии художеств выдвинул художницу на звание академика живописи.
И началась революция, переломавшая много судеб.
Ее судбу тоже.
Ее муж Борис в эти дни находился с командировкой в Сибири, после которой должен был отправляться в Москву в качестве консультанта по дорожному строительству. Связь с ним наладить в эти дни было практически невозможно.
В декабре из-за грабежей соседних поместий она вместе с родными переехала в Змиев. Воссоединившись с мужем, в начале 1918 года Серебрякова перебралась в Харьков.
В марте 1919 года Борис Серебряков умер от сыпного тифа.
Чтобы как-то выжить в чужом городе с четырьмя детьми Серебрякова отказалась от живописи и устроилась рисовать таблицы исторических находок в археологический музей при Харьковском национальном университете. К этому времени относится и одно из самых мрачных ее полотен — «Карточный домик».
В 1924 году 14 работ Серебряковой были выставлены на благотворительной выставке для русских художников в США.
Она получила заказ на большое декоративное панно в Париже.
На родину уже не вернулась.
В СССР у нее осталась пожилая мать и четверо детей.
Двоих из них удалось переправить в Париж при содействии Красного Креста в 1925 и 1928 годах.
Несмотря на свою вопиюще «некоммунистическую» биографию, Серебрякова и в 1930-х годах пыталась вернуться к родным, однако с началом Второй мировой войны прекратила все попытки повторно пересечь границу.
Все это время она сохраняла за собой советский паспорт, однако в годы оккупации художнице пришлось отказаться от гражданства ради международного паспорта, удостоверяющего личность беженца.
С этого момента она лишилась даже права переписки с семьей.
Ситуация начала меняться только после смерти Сталина, с наступлением «оттепели».
В мае 1960-го ей было разрешено встретиться с дочерью Татьяной после 36 лет вынужденной разлуки.
После встречи с матерью, Татьяна Серебрякова, которая к тому моменту стала заметным театральным художником во МХАТе, попросила правление Союза художников СССР разрешить выставку ее матери на родине.
Эта просьба пришлась, кстати, и партийным функционерам — новое правительство стремилось создать себе позитивный облик, возвращая из эмиграции видных деятелей культуры.
Серебрякова, не позволявшая себе резких замечаний в адрес советского руководства и придерживавшаяся патриотической позиции, оказалась подходящей кандидатурой для «реабилитации».
Массовое признание настигло Серебрякову, когда ей было уже за 80 — в 1965 году тысячи людей толпились на ее выставках в Москве, Ленинграде и Киеве.
Ее картины скупали все музеи СССР, а альбомы с репликами ее работ расходились миллионными тиражами.
|
</> |