За решеткой по доброй воле. (Из журналистского архива.)
bonmotistka — 08.06.2019Как попадают в тюрьму? Отправную точку найти нелегко - и для подследственных, и для тех, кто приходит сюда сам, каждый день, на работу...
Девятнадцатилетняя девушка работала на нитепрядильной фабрике в Чувашии, считала обрывочность нитей. "Скукотища!" - как выражается сама Елена Ивановна, будем называть ее так, настоящее имя меня просили сохранить в тайне.
Однажды она пришла к родителям и заявила: "Вот билет на Архангельск, вот чемодан - я уезжаю. Куда? Искать место в этой жизни!" И шагнула за порог.
В новом городе - ни родственников, ни знакомых. Пять дней жила в доме для приезжих, стоял раньше такой на набережной. Этого времени и хватило, чтобы определить судьбу.
Гуляла по улицам - удивлялась, как много женщин в форме. Подошла к первому попавшемуся охранителю порядка, спросила прямо: "Как стать милиционером? " Тот объяснил: нужно сперва поработать, чтобы получить направление в учебный центр УВД... Так и сделала: три месяца на рыбокомбинате, потом учеба. Прошло полгода. 21 марта 1975 года Елена Ивановна начала работу в системе МВД.
У городской тюрьмы в Архангельске людно. Кругом жилые дома. И только поздно вечером все затихает. Тогда уже звуки доносятся из-за высокого деревянного забора: слышны приглушенные выкрики, металлический лязг, возня. Жутковато... Раньше ты просто знал, что в этом пугающем глаз здании тоже люди. Теперь ты их слышишь, чувствуешь, что они рядом.
- Нет, преступников я не жалею. Никогда. Никого. Потому что знаю, за что каждый из них сидит. Одному грозил срок по статье сто семнадцать, часть четыре - малолетку изнасиловал. Думаешь, неужели к нему еще кто-то придет с передачей?!! А ведь мама пришла. В подобных случаях не жены - чаще матери приходят...
- Родственников подсудимых тоже жалко не бывает?
- Родственников жалко. Смотришь, приходит старушка, еле дошла, запыхалась. От себя кусок отняла - ему дает...
Когда разговариваешь с человеком в форме, хорошо запоминается лицо, особенно взгляд. У Елены Ивановны он добрый, даже кроткий, такой она в моей памяти и осталась.
Заключенные зовут ее "мамкой". Может быть, потому, что она передает им посылки от родных. А вообще за полтора десятка лет службы приходилось выполнять многое: начинала с того, что пять лет водила пятнадцатисуточников. Потом работала в приемнике-распределителе, сопровождала бродяг и тунеядцев на медкомиссии. В середине восьмидесятых перевелась в Горький. Потянуло ближе к родителям. Но там не прижилась.
- В Горьком - двенадцать часов на ногах, ходила вдоль коридора с камерами. Это еще хуже, чем на месте сидеть. Дверь за тобой закрывается, вот и снуешь взад-вперед. очень утомительно. Заглянешь в камеру, а на тебя такой отборный мат... В Горьком заключенные не такие, как в Архангельске. Не знаю почему. Они там грубее.
В Горьком пробыла два года. Вернулась, работает контролером. Принимает передачи, делает положенные периодические обыски в камерах.
"Этикет" в тюрьме соблюдается строго. Обыск у женщин должна производить только женщина. Так что, как ни старайся, а без "слабого пола" в этой системе не обойтись.
Елена Ивановна ведет меня в комнату - ее "рабочее место". Здесь уже тюрьма, но еще не неволя. Здесь "порог". Порог между женой и мужем, матерью и сыном, сестрой и братом. А у этого образного "порога" есть свой порог, настоящий - высокий деревянный уступ, а за ним небольшая лесенка, здесь обычно начинаются рыдания родственников.
- На нас смотрят как на тех, кто засадил ближних за решетку, поэтому всегда злятся. И в то же время каждый перед нами свою душу наизнанку выворачивает, ищет сочувствия, рассказывает, какой подследственный человек хороший. каждому кажется, что мы только его дочерью или сыном, мужем или женой заняты. А ведь здесь их много...
В комнате для приема передач есть своя "Книга жалоб и предложений". Как водится, в ней больше благодарностей. написано от души, но звучит неловко, скажем, вот это поздравление с 8 марта: "Милые женщины! нелегко, когда мы идем к вам с большим горем. И нелегко вам быть безучастными к нашим несчастьям и бедам. Трудно, работая здесь, все же оставаться в первую очередь - человеком...". Елена Ивановна пояснила, что это написала мать из Северодвинска. она уехала отдыхать, а сын в это время попал в тюрьму за изнасилование.
Елена Ивановна - мать двоих детей. Одному мальчику - девять лет (на 1990г. - Н.Ш.), другому - двенадцать. Еще в доме живет овчарка. Но это уже хобби мужа. А сама она любит вязать - хорошо успокаивает нервы.
- Сын интересуется: мама, а кем ты работаешь, в школе учителя спрашивают. Я отвечаю: скажи, что в органах внутренних дел. А подробности я сама объясню.
- Елена Ивановна, почему все-таки вы пришли работать в изолятор? Быть может, в школе чем-то увлекались?
- Нет, в школе я любила кататься на лыжах, но ведь это никакой связи с моей профессией не имеет. Родители мечтали, чтобы я пошла в медицину. Но я там никогда работать не смогла бы. Боюсь одного вида крови, не могу смотреть на людскую боль.
- Что изменилось в вас после того, как вы начали работать здесь?
- Трудно сказать... Бдительность появилась, это точно. Однажды с подругой ехала в автобусе, смотрю, стоит мужчина, собирается лезть в сумку. Я об этом подруге на ушко шепнула, она испугалась, заголосила, мужик сразу же из автобуса выскочил. А вообще я сразу могу определить, сидел человек раньше или не сидел.
- Вам с бывшими заключенными на воле встречаться не приходилось?
- Слава богу, нет. А боюсь. Они часто угрожают: подожди, мол, вот выйду на волю... Но, то ли не приходится встречаться, то ли без формы меня не узнают... А родственники их, бывает, на улице здороваются.
- Чем вы занимаетесь в свободное время?
- У меня его очень мало. Едва успеваю у детей уроки проверить. Читаю в основном то, что связано с профессией - наш журнал "Воспитание и порядок", хронику происшествий просматриваю. Художественную литературу почти не читаю. Сын читает, потом мне пересказывает. Папа ради него в библиотеку записался...
Периодику художественной литературе предпочитают не только работники изолятора, но и его обитатели. " Известия" и "Правду Севера" выдают всем обязательно. "Комсомольскую правду" - в основном несовершеннолетним. Можно оформить подписку. Есть еще библиотека, вот только читатели не очень аккуратные - листы вырывают, слова неприличные на полях пишут. Читают также русскую классику, спрашивают Ленина. Просят и словари, но это больше для "понта", чтобы выделиться среди сокамерников.
Что еще есть в камере? Обязательно радио. несовершеннолетним, занимающимся общественно полезным трудом, дают телевизор. Разрешается иметь кипятильник и даже электробритву. На десять рублей в месяц можно приобрести необходимые продукты в тюремном ларьке, по безналичному расчету - родственники переводят необходимую сумму. выдаются шашки, шахматы, домино.
Из окна изолятора видны верхние этажи соседних домов. Значит, с этих этаже тоже тюрьму видно. Иногда соскучившиеся друзья залезают на крыши, пытаются увидеть в зарешеченных окнах близкого человека.
Подследственные под стражей тоже сидят неспокойно. Бранятся, устраивают голодовки, пытаются покончить с собой. но чаще всего буянят те, кому терять уже нечего. Спасаясь от "вышки", преступники могут взять заложников. Вот почему женщин в систему стараются не брать. Конечно, простейшие приемы борьбы, дубинка и баллончик с "черемухой" кое-что значат, но с сильным мужчиной одной все равно не справиться...
Работник изолятора после двадцати лет стажа имеет право уйти на пенсию с содержанием сорока процентов оклада (1990 г. - Н.Ш.) В 1988 году вышло постановление, по которому один год работы считается за полтора. Так что тридцатипятилетней Елене Ивановне до пенсии совсем немного осталось - три года.
- Я бы еще поработала, но муж против.
- Ваша мечта, которая могла бы реально осуществиться?
- Зарабатывать хотелось бы побольше. Сейчас я двести рублей получаю. (Курс на 1990 г. - 1, 8 рубля за доллар - Н.Ш.) Для женщины это еще ничего, сносно. Но парни на такую работу за такие деньги не идут. Поэтому и дефицит кадров.
- За последние годы что-нибудь изменилось?
- Преступники. Наглее стали. Неправильно понимают демократию. Им кажется, в стране важнее тюремных проблем нет. Все время что-то требуют. Сигарет, например. А то, что их нет во всем Архангельске, их не касается...
- Елена Ивановна, как вы считаете, в чем смысл заключения? В изоляции или перевоспитании?
- Я считаю, в изоляции.
- Преступники после выхода на свободу исправляются?
- Чаще всего нет. Под стражей они, может быть, и раскаиваются. Но выходят на свободу... Я не верю, чтобы огрубевший после длительного заключения человек мог исправиться.
- Общение с заключенными, тюремный лексикон на вас отражаются?
- Конечно. Могу назвать несколько слов, к которым уже привыкла: "шлемка" - так называют миску, "шконка" - это кровать, "волчок" - глазок в двери, "реснички" - жалюзи на окнах... Я сама окно для передач "кормушкой" называю.
- Преступниками рождаются или становятся?
- Думаю, становятся.
- А гены?
- Воспитание, гены, - это, конечно, свою роль играет. Но нужны еще причины и условия, которые к преступлению приводят...
Особый тюремный воздух новичок ощущает не сразу. Чем дальше - тем он сильнее. А вот когда выходишь на волю и в лицо бросаются солнце и свежесть, кажется, что за те недолгие часы за тюремным порогом ты успел насквозь пропитаться этой тяжелой серостью.
Тюремный порог переступать разрешается немногим. Таким людям, как Елена Ивановна. А еще - два раза- заключенным. Во время коротких и редких встреч с близкими их разделяет стекло кабинки, а разговор прослушивается. Порог непреодолим. Но друзьям с воли не разрешается даже это. Вот и приходят они глубокой ночью к высокому забору для того, чтобы крикнуть "Я люблю тебя! Слышишь?" И тут же убегают, пока не успел схватить дежурный патруль...
(Архангельск, 1990 г.)
|
</> |