Юнона и Авось

sapojnik — 04.01.2012 Теги: Певцов Под Новый Год меня затащили в Ленком посмотреть вечнозеленый шедевр Захарова. Вообще-то я по молодости перепробовал «Юнону» в разных видах и не один десяток раз: у меня и пластинка была (такая, знаете, двойная, жутко дефицитная), и по телевизору я постановку не раз смотрел, когда удавалось, и, главное, сумел я и в сам Ленком тогда, в конце 80-х, пробиться и посмотреть знаменитую рок-оперу «вживую».

Но с тех пор уже много воды утекло, мягко говоря. Даже странно, что тот еще доперестроечный хит идет по-прежнему, и на той же улице (правда, почему-то разжалованной из Чеховской в непонятную М. Дмитровку), и руководит театром все тот же Марк Захаров… Самое поразительное – что в театр на 30-летней давности спектакль все такой же «лом»: в зале яблоку негде упасть, оприходованы все приставные стулья, словом, аншлаг!

Я, честно говоря, шел с некоторой опаской и даже неохотой – нет у меня особого желания проверять «на вшивость» светлые впечатления юности. А ну как окажется не то? Если, не дай бог, разочаровываешься – то лично мне всегда делается как-то обидно и горько, причем не за себя нынешнего, толстокожего пузана, коему всё как с гуся вода – а за того восторженного юнца со взором горящим, коим я ведь был когда-то, да! «Ах, была как Буратино я когда-то молода…»

Но нет, доложу я вам! Спектакль меня захватил и понес, как встарь. Несмотря на то, что зал «Ленкома» не стал ни на йоту уютней, и сцену из амфитеатра видно так же хреново; несмотря на то, что годы все ж взяли свое, и на сцене уже не было – и не могло быть – ни Караченцева, ни Абдулова, ни Шаниной. Певцов, конечно, по идее, ничем не хуже Караченцева – а вот все ж нет у него караченцевской харизмы. Причем это ни капли не вина Певцова – он-то всегда производил и производит впечатление чрезвычайно старательного актера, который никогда не халтурит и буквально «землю ест»…

Но вот что тут поделать: в Певцове всегда проступает робкий и слабый юноша, который «накачался» - а в Караченцеве сила была видна изначальная, природная… Даже тогда, когда он – перед аварией – малость обрюзг и явно уже стал сдавать. Певцов изображает, а Николай являлся. Ничего тут не сделаешь. Беда в том, что в Ленкоме, видимо, некем, по большому счету, менять Резанова. Подозреваю, что Раков в его роли смотрится еще нелепее.

Все это, причем, не означает, что Певцов и Раков хуже Караченцева как актеры. Тут дело другое…

Просматривая пьесу свежим – после столь долгого перерыва – взглядом, я вдруг несказанно удивился конъюнктурности и даже абсурдности ее замысла. То есть мысль заказчика ясна: написано «под детант», на экспорт, в пьесу заложена страшная «крамола» - мол, Америка-то и Россия могут не только целиться друг в друга ракетами, но и просто торговать! Крушение основ, всех цензоров от самой идеи немедленно хватает кондратий! И лишь кремлевский старец Сурков… простите, Суслов, приподнявшись со смертного одра, дает высочайшее разрешение высохшей лапкой – «своевременно».

Да-да, понятно, в чем «месседж»: жить-то всем хотелось, даже кремлевским старцам. Предполагалось (и не зря!), что сие простое желание присуще и американским «поджигателям войны».

Но ведь как топорно, прости господи, все было сделано! Взяли какую-то первую попавшуюся историю из тощей папки российско-американских взаимоотношений, да и, надо полагать, всучили Вознесенскому – твори, мол. Ну он и сотворил, особо не напрягаясь.

Каков, собственно, «синопсис», прости господи? Был на Руси такой граф Резанов, он однажды сплавал в Калифорнию с торговой миссией, там охмурил дочку губернатора, уплыл обратно в Россию, по дороге заболел и умер. Всё!

История какая-то обескураживающе идиотская. Собственно истории, СЮЖЕТА как такового нет вовсе. Приплыл, охмурил, отплыл, помер. До свиданья. Что из этого вышло? Ничего.

«Он мечтал, закусив удила,
Свесть Америку и Россию.
Авантюра не удалась.
За попытку – спасибо».

В поэтической форме звучит лучше, но драматургии – все равно ни на грош. Весь сюжет прямой, как палка, без поворотов и интриг. Собственно, и персонажей-то, за исключением кое-как поданного графа Резанова, автором не предусмотрено. У тех бледных теней, что появляются, зацепиться зрителю все равно не за что – нет поступков.

«Однажды некий граф Р. соблазнил девицу К., потом поехал в Петербург, по дороге заболел и умер. КОНЕЦ». Чистый Хармс!

Некоторые моменты «поэмы» вообще, особенно сейчас, выглядят какой-то издевкой: ведь, по мысли автора, Россия должна Калифорнии в порядке взаимовыгодного торгового обмена поставлять оружие, гвозди, инструменты и прочие продукты высоких технологий, а взамен получать сельхозпродукты, проще говоря – жратву всякую. Во всяком случае, именно о таком обмене договаривается Резанов с испанскими монахами (не исключено, что из Силиконовой долины).

Короче, так в спектакле ничего и не происходит, кроме скабрезностей, подпадающих, кстати, прямым макаром под современную борьбу с педофилией. 40-летний Резанов и 16-летняя Кончита - ау, ювенальная юстиция!

«Приплыли-уплыли». Ни брака, ни товарообмена не наладили, девку только зря испортили – да и поэма в итоге получилась ни о чем. Как Вознесенский все это изящно закруглил в одной из резановских арий – мы, мол, «дети полдорожья», у нас всё так – на полдороге замирает без всякого толка, ни туда ни сюда.

Самокритично, да.

Поскольку писать не о чем, то и написано всё левой ногой. Взять хоть уже процитированное, знаменитое – «Он мечтал, закусив удила…» «Удила»-«удалась» – хорошая рифма, бесспорно, но «мечтать, закусив удила» - это, простите, как? Мечтал, типа, «не считаясь с обстоятельствами и здравым смыслом»? Интересно, а как обычно мечтают – наверно, строго по учебникам и параграфам, как положено и предписано, не дай бог нарушить…

И вот в таких необязательностях – всё либретто. Впендюрил глагол от балды – пусть поют. То, что ненароком вдруг возникнет комический эффект – «закусив удила, свесть Америку и Россию» (так и видишь Резанова, с вытаращенными от натуги глазами стаскивающего вместе упирающиеся континенты) – это Вознесенского не смущает.

У поэтов той поры вообще встречались такие вот внезапные провалы вкуса. Меня вот до сих пор всегда царапает, как иголкой по барабанной перепонке, невероятное сочетание в чудесной, в общем, песне на стихи б.Ахмадуллиной из «Иронии судьбы»:

«Природа, прислонясь к моим плечам,
ОБЪЯВИТ свои детские секреты…»

Как кувалдой по башке! Ну как, скажите, можно что-то объявлять, прислонясь к плечам?! Это что – в ухо, что ли, проорать? Как мог поэт (!), причем реально очень хороший, не слышать, что «Объявлять» - глагол прежде всего ГРОМКИЙ, что «объявляют» во всеуслышание?! Ведь буквально любой другой был бы на месте – «поверит», «доверит», да хоть «расскажет»… И главное – что «объявит»?! Детские секреты! Как пионер на линейке! Кошмар…

Или вернемся к той же «Юноне». «Свежим ухом» я услышал такие вещи, о которых раньше и помыслить не мог. Возьмем даже самый ударный из всех ударных номеров рок-оперы, которую вырвали из тела спектакля и запели-закрутили по всем ВИА, радиостанциям и концертам – «Ты меня никогда не забудешь».

«Заслонивши тебя от простуды…»

Помните?

Я подумаю: Боже Всевышний…» и т.д.

И через куплет – опять:

«Эту реку в мурашках простуды…»

Каково? Решил поэт Вознесенский зря себе мозги не сушить – придумывать еще одну рифму к «забуду». Придумал ведь уже – «простуда»! Почему б по второму кругу не использовать? Пипл-то схавает…

Такая, мягко говоря, «внутренняя свобода» в обращении с текстовкой выдает в Вознесенском вконец уже оборзевшего «поэта-песенника» - в кого он, собственно, на тот момент уже и превратился в полной мере. Автора хитовейших хитов советской эстрады «Барабан был плох, барабанщик – бох» и, главное, бессмертных строк из «Миллиона-миллиона алых роз»:

«Он тогда продал свой ДОМ,
Продал картины и КРОВ…»

Сразу задана высочайшая планка для интерпретаций: что же все-таки продал персонаж – крышу отдельно от дома? Или у него было два архитектурных сооружения – дом и, допустим, дача? Или беседка?

Или же, наконец, надо учесть, что речь в песне идет, как-никак, о грузине (Пиросмани), и потому загадочный «кров» - это не что иное, как кровь?! То есть герой не только дом и картины загнал, но еще и пошел кровь сдал за деньги? Тогда финальный фрагмент песни наполняется новым смыслом:

«А под окном, ЧУТЬ ДЫША,
Бедный художник стоит».

Подышишь тут, если из тебя перед тем литр-другой откачали эскулапы! Мда-а…

Так, собственно, к чему я это всё рассказываю вам, дорогие друзья? А к тому, что, даже заметив все указанные несуразности и непотребства, внутренне содрогаясь от явного мискастинга в лице Певцова, тоскуя по Абдулову-Фернандо, заметив даже и еще больше непотребств – поэмы, исполнения и исторической основы – о которых я уже просто и не хочу больше говорить – словом, видя всё эту откровенную ХАЛТУРУ поэта Вознесенского насквозь – я, друзья мои, плакал. Слезы кипели у меня на глазах во всех положенных местах, а в конце, на «Аллилуйе», душа окончательно запела, а они свободно полились по щекам.

И такое было не только со мной. Всхлипывали справа, терли глаза ладошкой слева. Плакал и растворялся в катарсисе весь зал – как и все, надо полагать, 30 лет до этого.

Почему так? МУЗЫКА, отвечу я. Ответ – проще не бывает. Музыка, гениальная музыка Рыбникова. Видимо, в опере действительно сюжет не важен. Музыка, когда она гениальна, дает сама всё: и глубину, и сюжет, и драйв, и смысл… Ничтожные вирши опошлившегося, изолгавшегося конъюнктурщика она поднимает до высот Поэзии, идиотскую, абсурдную историю без конца и начала, «залитованную» каким-то навеки пришибленным референтом спецотдела ЦК, она превращает в бесконечно печальную повесть о Любви и Смерти, родине и долге…

Чудеса! Все-таки Музыка – самая загадочная и волшебная сила в этом мире.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив