Я перфекционист

katechkina — 30.12.2010 Я перфекционист. Всегда хочу, чтобы было как на картинке. Ничего удивительного в этом нет: на картинках обычно пиздато. На коробках с конструкторами, изображены благообразные светловолосые малыши, смиренно укладывающие кубик к кубику на абсолютно белом ковре. На майонезных пачках – груды свежевымытых овощей с идеальным срезами – никакого ГМО, господиупаси. На тюбиках с зубной пастой – фарфоровые прикусы, сияющие стеклокерамические плиты - на вкладышах в тефлоновую посуду. Да что там посуда – даже в цветочный горшок с какой-нибудь ахенбахией нерегулярной, непременно воткнута бумажка, изображающая четырехметровую ахенбахию в цвету и вполне регулярных корнеплодах.
Так вот, дорогие мои, я хочу, чтобы у меня было так же как на бумажке. Нет-нет, я понимаю, что на фото, воткнутом в горшок - единственный в мире экземпляр четырехметровой аххенбахии, снятый главный образом для того, чтобы продать мне задроченный четырехсантиметровый росток. Более того – в силу работы я сама связна с производством «этикетки». Обложка журнала, на которой запечатлен 2-х летний агнец, упакованный в пуховичок D&G, в отличие от большинства смертных, видна мне не только «по пояс», но и ниже. Я прекрасно знаю, что сразу же после импортного пуховичка начинаются абсолютно сермяжные рассейские колготки, а под ними прячется подгузникус вульгарис с самым что ни на есть рассейским же содержимым.
Безмятежной улыбкой «мамоськи, посмотрите какое я утиплюти» меня тоже не наебешь. «Детское тельце на вертеле» - самый популярный сон съемочной группы. А ты так меееедленно ручечку поворачиваешь-поворачиваешь-поворачиваешь и еще немножечко кетчупом сверху капаешь… Стоп. Что-то я увлеклась. Если по существу - дети – живые и поэтому с ними гораздо сложнее чем с аххенбахией: во-первых, она – одна, а во вторых - стоит.




И вот я вся такая умная как утка, хожу в развалку, шиплю и жидко какаю, а все равно не отпускает. Ну вот хочу чтобы как на картинке. Чтобы плиты и зубы сверкали, чтобы овощи были выпуклые, и чтобы Ф был исключительно «выше пояса», на белом, блядь, ковре, кубик к кубику укладывающий. Надо сказать, что моя дрочка на прекрасную глянцевую жизнь носит сезонный характер. Так, например, весной, я старательно передергиваю на огородные журналы. Лидер хитпарада эта…. прости господи – пергола. Такая, знаете ли, деревянная хуебень на которую ставят кресло-качалку, десяток ваз с плодоносящими аххенбахиями и какой-нибудь крохотулечный плетеный столик с прозрачной столешницей. И еще чтоб непременно пледик валялся на искусственно состаренных ступеньках. Голубенький. Я как только эти ступеньки с пледиком вижу, мгновенно вспоминаю свое собственное крыльцо модели эшафот (Дима-стайл) с неебучей половой тряпкой (баба-Галя кутюр) и несколькими парами Фасоличьих сапог, щедро вымазанных коровьем говном и уличной грязью. Вспоминаю, ужасаюсь, и кончаю медленно и печально, как старый тойтерьер, оседлавший хозяйкин тапок. Летом и осенью – дело обстоит полегче. Активная огородная пора заканчивается, и в ход идут картинки с соленьями (такие знаете ли малюсенькие баночки с вареньем ягодка-к-ягодке и клетчатой тряпочкой, обмотанной вокруг крышки) и каталоги с одеждой. Но самый тяжелый период для моего рукоблудия – это, конечно же, зима. Потому что зимой по мне бьет она. Икея. Новогодний каталог падает на меня так же, как железная чушка на мультипликационного персонажа: под музычку и со свистом.
Заберите меня, ребята, - хочется кричать мне. Пустите меня к вашим Ергелям, усадите на Брумдель-кресло, прикройте попонкой Югла, угостите какао из чашки Брюмс, и подарите нахуй никому не нужную вазочу Мюгла – ее все равно никто кроме меня не возьмет. Я готова терпеть ваших китайских детей, ваших афроамериканских женщин и даже ваших отвратительно оптимистичных стариков в войлочных тапках. Я буду стирать пыль с ваших плетеных козлов, и гонять пауков с гардин Шронда. И даже вашу дешевейшую тонкостенную сковороду Брюгла, я буду любить как родную и полировать по крайней мере четыре раза в день. Я буду смирна, тиха и полезна как шкура убиенной козы, коей вы покрываете свои утлые табуреты. Солюсь, впишусь, и быть может даже растворюсь – а что из меня выйдет вполне себе неплохая Катра – светильник для спален и заблудших душ. Я, я, я…
Я совершенно равнодушна к Икеевской мебели (если не сказать больше), но ситуацию это не меняет. Накануне нового года их блядская полиграфия непременно попадает ко мне в руки я сразу же начинаю играть в «найди десять отличий». В смысле «у тебя, Катечкина» и у «них». Что характерно, отличия находятся мгновенно. И, к сожалению, перевес не на моей стороне. Не, я конечно счастлива, что у меня нет дома китайских детей и напомаженных стариков в войлочных тапках. А вот в остальном не здорово совершенно. Потому что там, где у них обычно небрежно валяется плед – у меня могут валяться исключительно три вещи: Димины носки, Тимины трусы или засохшая мандариновая кожурка. Или вот, например, светильнички. Я страсть как свет люблю – ну про 22 окна-то вы знаете. Так вот там где у них люстра на 28 лампочек, у меня, извините, провод. Тот самый, что когда-нибудь, будет подведен к люстре на 28 лампочек. К слову, провод без люстры уже 6 лет, но мы с ним бравые ребята и надежды не теряем. И конечно шкафы, господа. Племя коробейников кончает мощною струей, когда я вижу то, что в их шкафах. Даже мой внутренний, Катечкинский голос, ехидно заявляющий, что люди, хранящие носки в контейнерах вряд ли закончат хорошо, не справляется. Божемой, – думаю я. Носки. В коробке. Как это прекрасно, божемой. Увы, носки, как, впрочем, и все вообще в нашем доме, живут своей собственной и абсолютно самостоятельной жизнью. Есть черные, есть цветные, комчками есть и червяками – какие хочешь есть, и в коробки их не загнать, потому что они гордые и дикие, как лев в сафари-парке.
В общем, я могу до бесконечности продолжать этот плач Ярославны. Но не буду. Потому что к делу это не относится. К делу относится другое. Каждый раз, накануне Нового года, я мечтаю о том, чтобы хотя бы немного приблизиться к прекрасному. Прекрасное видится мне так: я, на идеально вымытой кухне, режу идеально выпуклые овощи в то время, как папа в войлочных тапках читает газету, а ребенок укладывает кубик к кубику на белом ковре. И вот господа, десять лет я сосуществую с этим чумным семейством, а потому мы встретили ровно 10 новых годов. Ну вот хоть бы один раз, сука, получилось что-нибудь путное. Ну хоть бы один малюсенький разочек. Хуй с ними, с носками – я переживу. Но хотя бы чистую-то кухню и овощи можно?
Это страшные люди: с ними нельзя ни хуя.
Вот, ей богу, какой год не вспомню – всегда что-нибудь приключалось. И это для вас буковки, а для меня – обычная жизнь.
Два года подряд у нас елка падала. В прошлом году так вообще в полном обмундировании на меня. А один раз мы эту самую елку в час ночи в Оби покупали, а в 2 часа ночи (дома) выяснилось, что верхушка от елки на кассе осталась. Разве не заебись?
Один раз за новым столом поехали. Помню как сейчас - под веселую музычку «тренди-бренди» домчали до магазина за 5 минут, зашли, ребенок тут же ебнулся об какой-то табурет, разбил губу, залил кровищей все вокруг и ровно через 1 минуту мы под те же самые развеселые трендибренди поехали обратно.
Еще помню новый год под кодовым названием «молодые родители». С виду все прилично было. И дома чисто (Ф тогда еще на четвереньках ходил) и хавку я какую-то исполнила. Короче где-то до 2 часов ночи у нас была абсолютная Икея. А в два часа ночи из нас поперла рассея, и с этой самой рассеей мы сбегали в магазин к Аслану и купили еще_две бутылки шампанского. Аслан разливал забористо, поэтому промежуток между «пшшшик», сказанным третьей бутылкой, и «господи, и это – МАТЬ», сказанным моей матушкой, приехавшей к нам поутру – из памяти стерся начисто. Дело в том, что маленький Ф гуманно не стал будить родителей, и утром первого января спокойненько вылез из своей кроватки, с аппетитом сожрал весь кошачий корм из плошки и заснул стоя у родительского же одра, где и был обнаружен бабушкой. Заметьте, бабушка до сих пор не знает, чем он завтракал: с утремана она опиздюляла меня исключительно за то, что ребенок «спит у вас в ногах, как какой-то щенок». И мне до сих пор страшно себе представить, чтобы случилось, если б вскрылось, что за час до этого он поел, как «какой-то котенок». К счастью, в свои год с копейками Ф был горд и немногословен, бо в противном случае он бы был сирота.
Кота вот тоже накануне приносили. Приличным людям приносят сумки, меха и брульянты, а мне исключительно всякое блохастое гамно: извольте-с привечать. Я, в общем, к котам привычная: не люблю их так же, как и детей, но пожрать дам полюбому. Но все равно не обрадовалась. Тем более, что он к елке испытывал необычайное притяжение и один раз в фикус навалил. Но тут история хорошо закончилась: прямо первого января этот подарок судьбы забрали. И даже пару раз фотографии прислали, на предмет похвалиться абрисом.

В общем, чего я тут распинаюсь. Перехожу к году этому.
Все идет так традиционно, так по нашему, что я даже уже и не дергаюсь. Хули тут дергаться: это мы. Мыыыыыыыы. Мы, бля.
Я уже скромно молчу о том, что мы нарядили две елки: «а мне, мама, нужно чтобы в моей комнате стояла вторая, живая». Мне вот, ей богу, после того как в прошлом году ньюеар три ебанулось на меня всем весом – ни одной не хочется. Я теперь, откровенно говоря, даже на еловые букетики с подозрением смотрю – а ну как оно прыгнет. Но чего не сделаешь ради деточки? Вызвонила папиньку, поплелась, выбрала, и поперла от метро на себе. Правильно, потому что наш большой черный машин, стоит в большом белом сугробе, покрытый тонким слоем льда как королевская креветка на прилавке у Аслана – пока вы тут на капоты ссали, я плевала на итальянские плеши с купола собора св. Петра. Ну да это ладно, это мы пережили.
Утром следующего дня выяснилось, что холодильник пуст. То есть вообще. Собрались за продуктами. А папинька у нас, как вы понимаете, человек особенный. И нас все особенные, но папинька особенно особенный. Ему сама по себе идея похода в магазин это как заткнуть себе швабру в задницу и провернуть 4 раза, а уж поход за жратвой через раскопки авто…ууууууу. С 10 до утра до 14 дня папинькин внутренний археолог молчал. Ну то есть не совсем. Каждые 10 минут папинька говорил мне «да-да, иду раскапывать», но вместо этого отчего-то шел в сортир, на диван или в интернет. К 14 дня я пустила в ход тяжелую артиллерию. То есть упаковала Ф в зимний костюм и поставила его на пороге квартиры, как бы намекая папиньке что пора. Подействовало. Братец Фасол умеет готовить фрикасе из родительской селезенки, а от того папинька сдулся быстро и буквально через 5 минут они свалили. Я уже писала что это мы? Это мы. И машина тоже наша. Гробница Тутанхамона была вскрыта, но до групповой ебли мумии дело не дошло: аккумулятор все. Пришлось тащиться на такси.
Доволоклись, вылезли, и сразу же начали быть собой. Папинька проебался прямо на входе, Ф тут же начал выть, что ему скучно, а я немедленно начала мечтать о том, что лучше бы было выйти замуж за напомаженного старика и родить ему китайца – они жрут абортируемый материал и им всегда весело. Сухой остаток: толпа народу, я, ноющий Ф, магазин, папинька в астрале, список покупок – на пол пятого. Как вы понимаете, мой ребенок жрал кошачий корм, а от того я стреляная мать и вам до меня – как до Воронежа на роликах: минут 20 я продержалась честно. Фасолу была вверена личная тележка, моя сумка с кошельком, и туманная перспектива на игрушку в конце банкета. И 20 минут все было действительно отлично – ребенок катался за мной, и довольно неплохо мне помогал. А через 20 минут мы встретили угадайте кого? Нет не Деда Мороза, не моего напомаженного икеевского мужа в тапках и даже не поруганную мумию Тутанхамона. Бабушку Галю, бля. Мою мать, ее мать. Это ж мы. Мыыыыыыыыыыыыы. Мы даже в магазины ходим одновременно.
- Устал, наверное, бедненький? - спросила бабушка у Ф. – И, наверное, пить хочешь?
Ф – это тоже мы. Он наш, и весь от дурацкой своей макушки до грязных пяток состоит из нас.
- Устал, бабушка, и пить ужас как хочется, - вздохнуло мое дитя, 15 секунд назад рассекающее зал на тележкиной подножке. – Можно я выпью бутылочку с вот этим шоколадным молоком?
И Бабушка – тоже наша. Я вся как есть состою из нее.
- Нет, Тимоша, нельзя, - ответила она внучку, сложив губки куриной жопкой. - Мы за эту бутылочку не заплатили, а поэтому может придти дядя охранник и тебя отругать.
Тут придется сделать крохотное нелирическое отступление. Ф – первоклассник. У него впервые в жизни появились «вышестоящие лица» и правила. Всякие варианты в духе «отругают» и «неодобрят» его сейчас пугают необычайно.
Конец нелирического отступления.
- Я хочу пииииииииииииить, - пронеслось над торговыми залами. – Дайте немедленно пииииииииить.
Бабушка Г держала марку минут 30. За это время я успела купить мясо, сок, какие-то конфеты… И все это время эхо повторяло «ить», «ить», «иииииииить».
Мальчик у меня громкий необычайно, и необычайно доходчивый. И до бабушки таки дошло. Она ломанулась на кассу с этой клятой бутылочкой, чтобы оплатить оную и жестоко обломалась: очередь была огромная, и пропускать ее никто не захотел (или она даже не сунулась – подробностей я не знаю).
- Тимоша, знаешь, ты просто выпей сейчас, а мы потом заплатим, - предложила она Тимоше, глядя в пол.
- А дядя-охранник? Меня будут ругать,- завопил внучек. – Пить дай, пиииить хочу.
- Ну вот же бутылочка, пей, ничего страшного.
- Нельзя, мы не заплатили.
- Ну и что, мы заплатим потом!
- Все равно не буду, так не правильно.
Еще раз опущу лирику и просто расскажу как было дальше.
Бенефис был абсолютно охуенный, потому что на их вопли сбежалось пол магазина. Сообразив, что аншлаг гарантирован, бабушка стушевалась, и, дабы показать внучку, что никакого акта хищения нет и близко, открыла бутылочку, сорвала фольгу с горлышка и отпила пару глотков.
Похуй. От совершенных противоправных действий дитя мое впало в панику окончательно и перешло на совсем уже не шуточный рев с причитаниями «придет охранник и засудит нас навсегда».
Если есть что то-то общее у Димы и у бабушки Г – так это фокус «сорри, мы закончились».
- Я, Кать, домой пойду, пожалуй, - сказала мне бабушка, вдоволь напившись шоколада. – Как-то у меня не получается с ним сегодня.
И натурально пошла, зараза.
- Мама, если Диму увидишь, скажи, чтобы нашел меня, - крикнула я ей в спину.
И он меня нашел. Меня сложно было не найти. Думаю, таких воплей Перекресток не видывал с момента исчезновения гречки.
- Ты что плачешь то сынок? – спросил Дима, дойдя до нас. – Кать, а он плачет то чего?
- Шоколадного молока хочууууууу.
- Да выпей уже и успокойся.
С этими словами достославный муж мой схватил несчастную открытую_бутылочку, и рванул пробку.
С ног до головы.
Оба.
В шоколаде.
Обложка Mamas&Papas дрогнет. Это была не просто D&G, но D&G в шоколаде – 2 месяца назад я купила ребенку этот чертов пуховик, отвалив за него какие-то неебические абсолютно деньги – так мне понравилась эта сраная куртка.

Так что в год мы входим, как всегда, хорошо. Уверенно во всех смыслах. Две елки, засранная дорогущая куртка, сломанная машина и набор продуктов, приобретенный под вопли «я хочу пиииить».

И это, как вы понимаете, мой последний пост в 2010. Ну, может быть, какие-нибудь фото повешу, но это все равно не в счет.

***************
Думаю, что читая все эти мои мудовые буковки, вы где-то хихикали, где-то пропускали, а где-то… Совершенно не важно, что вы там думали. Важно, что у меня есть семья. И моя семья всегда была моей стеной. Я была всегда любима ими – успешная и не очень, с карьерой и без оной, толстая и тощая, в модных джинсах и в колготах с дырой на пальце. В любой момент времени я могу позвонить по телефонному номеру – своей ли матушке или родителям мужа, бабушкам, дедушкам – да кому угодно, и нигде – нигде абсолютно меня не проигнорируют. Они мои близкие, самые нелепые и самые-самые любимые люди.


В 2011 я желаю вам тыла. Кого-то, кто будет думать о том «что она сейчас чувствует, эта девочка».
Кого-то, кому не все равно.
Я очень хочу, чтобы вам было тепло.
____________
Катра – светильник для спален и заблудших душ.

k.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив