ВСЕЛЕННАЯ "БЕЛОЙ ГВАРДИИ". ТИХАЯ ГАВАНЬ УКРАИНЫ
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
Нам жизнь на гетманской Украине показалась бы беспокойной и тревожной. Уже весной начались крестьянские волнения, забастовки были обычным делом. Но по сравнению с остальной территорией бывшей Российской империи на Украине был настоящий курорт или нечто вроде тихой гавани, где корабли могут укрыться от жестокого шторма. В то время даже в Финляндии шла гражданская война, разыгрывались сражения, невиданные в истории Скандинавии Нового времени. Начались бессудные расстрелы политических противников. По большевистским данным, «белофинны» расстреливали «целые отряды красногвардейцев». В Лахти за один день было убито 158 женщин. «Подозрительных» сгоняли в концентрационные лагеря.
![ВСЕЛЕННАЯ ВСЕЛЕННАЯ БЕЛОЙ ГВАРДИИ. ТИХАЯ ГАВАНЬ УКРАИНЫ](/images/main/vselennaya-beloy-gvardii-tihaya-gavan-ukraini-586a4e.jpg?from=https://ic.pics.livejournal.com/roman_rostovcev/70626464/1001306/1001306_original.png)
Помимо социального, был в той войне и национальный аспект. Поскольку русские ассоциировались одновременно со старой царской властью и с большевиками, именно на них обрушилась ненависть финнов. Русских людей ловили на улицах, «как собак», насильно сажали на пароход и отправляли в Петроград.
На Урале и в Поволжье шли широкомасштабные военные действия. В Екатеринбурге расстреляли царскую семью вместе с прислугой и семейным врачом. В Средней Азии война приняла характер не только межэтнический, но даже межцивилизационный. Председатель совнаркома Туркестана Ф.И.Колесов «при поддержке 100 бывших военнопленных» взял Бухару, выгнал эмира, расстрелял несколько мулл и правительственных чиновников. Но террор не удалось удержать в сколько‑нибудь разумных границах: красногвардейцы грабили кишлаки, насиловали женщин, «из простого любопытства» стреляли даже в местных крестьян‑бедняков, чтобы посмотреть, как выглядит агония. Делегация аксакалов просила Колесова прекратить убийства, насилия и грабежи – аксакалов избили и расстреляли. Тогда в Бухаре начались массовые убийства русских и вообще всех европейцев; не пощадили даже татар и лезгин, которых жители Бухары своими не считали (этот город был населен преимущественно таджиками, хотя встречались и сарты – оседлые узбеки). Погибло 1500–1600 человек. Местные мусульмане нападали на железнодорожные станции, где служили в основном русские, жестоко убивали их: «Только на станции Каракуль было обнаружено 43 изуродованных трупа местных русских жителей». В Коканде сражались большевики (в основном не местные, а «европейцы») и сарты‑узбеки, причем и те, и другие в качестве баррикад использовали «колоссальные запасы хлопка». В марте 1918‑го обе стороны потеряли убитыми и ранеными от 2000 до 5000 человек.
На Северном Кавказе казаки воевали с «иногородними», белые казаки – с красными, ингуши и чеченцы – с терскими казаками. В полиэтничном тогда городе Грозном жили как в осажденной крепости: «…его охраняли русские солдаты, пропускавшие в город и выпускавшие из него чеченцев только по специальным пропускам». Власть там принадлежала большевикам, причем председателем местного совнаркома был грузин Буачидзе, военным комиссаром – русский Сафонов, комиссаром торговли и промышленности – русский Рогожин, председателем ревкома – грузин Иоаннисиани, секретарем – русский Бабков. Много было и армян, не только большевиков, но и националистов из партии Дашнакцутюн.
В Закавказье развернулась страшная война между армянами, азербайджанцами (русские называли их «татарами») и русскими. В Муганской степи со времен Александра I было множество поселений русских сектантов, главным образом молокан и баптистов. После революции их селения страдали от набегов местных мусульман. Наконец, русские крестьяне объединились с украинцами (переселенцами с Кубани) и отправились громить мусульман: «…началось уничтожение “всего живого” – прокалывались штыками беременные женщины, разбивались прикладами детские головы», сжигались целые аулы. Офицеров, пытавшихся сдержать погромщиков, крестьяне называли предателями, спрашивая при этом: «А где вы были, когда наших жен и детей татары на кол сажали?»
Армяне русским и «татарам», по всей видимости, ни в чем не уступали. Они мстили за геноцид 1915 года. Город Шемаха был окружен с юга армянами, с севера – русскими молоканами. Город переходил из рук в руки. По азербайджанским данным, было убито несколько тысяч человек, причем победители так надругались над трупами, что я не решаюсь ни цитировать, ни даже пересказывать это. В начале июня инициатива снова перешла к мусульманам. Азербайджанцы будто бы под руководством турецких офицеров развернули настоящие боевые действия, разгромлены были 14 армянских и два русских села.
А совсем близко к Украине – на Дону, на Кубани, на Северном Кавказе – шли ожесточенные бои между большевиками и Добровольческой армией. Обе стороны соревновались в беспощадности, отвечали на зверство зверством. Во время второго кубанского похода Добровольческой армии 3‑я дивизия (Михаила Гордеевича Дроздовского) разбила большевиков под селом Белая Глина: «Когда батальоны дроздовцев входили в село, глазам их представилось тяжелое зрелище: перед пустыми окопами лежали раненые, умирающие и обезображенные большевиками трупы их товарищей. <�…> Когда узнали, что все трупы добровольцев обезображены издевавшимися над ними (заживо) большевиками, озлобление оставшихся в живых стало еще больше…» Дроздовский велел расстрелять «много пленных красноармейцев».
Если не обо всех, то об очень многих событиях на Украине знали. Знали из газет, русских и украинских, преимущественно либеральных. Знали из рассказов тысяч беженцев. Но обыватель ценил свое благополучие и радовался. Михаил Булгаков в «Белой гвардии» лучше своих современников передал это чувство, так понятное всякому мирному человеку: «Гетман воцарился – и прекрасно. Лишь бы только на рынках было мясо и хлеб, а на улицах не было стрельбы, чтобы, ради самого господа, не было большевиков и чтобы простой народ не грабил. Ну что ж, все это более или менее осуществилось при гетмане, пожалуй, даже в значительной степени. По крайней мере, прибегающие москвичи и петербуржцы и большинство горожан, хоть и смеялись над странной гетманской страной, которую они, подобно капитану Тальбергу, называли опереткой, невсамделишным царством, гетмана славословили искренне… и… “Дай бог, чтобы это продолжалось вечно”».
«Шкура радуется, а дух скорбит», – писал об этом времени Георгий Вернадский, Вернадский‑младший. «Немцы держат себя корректно, но как господа. <�…> Обыватель считает, что настоящими господами положения являются немцы, что совершается настоящая оккупация и что мы попали в окончательное иго», – записал в дневнике старший Вернадский.
Германский вопрос разделил и украинцев, и русских. Появились новые германофилы. Это были прагматики. Они считали, что обязательства России перед союзниками по Антанте потеряли всякий смысл. Что можно требовать от разрушенной страны, охваченной Гражданской войной? Поэтому немец больше не враг. Враг – большевик. Если немцы могут быть полезны, то это надо использовать. Немцы против большевизма? Отлично, это могучий союзник, а не старый недруг. Петр Краснов, атаман Всевеликого войска Донского, охотно принимал от немцев оружие и боеприпасы. Павел Милюков еще год назад настаивал на войне до победного конца, до завоевания Босфора и Дарданелл, но в 1918‑м он уже верил в победу Германии. Верил даже в августе 1918‑го, когда многомиллионные армии британцев, французов, канадцев и американцев начнут грандиозное наступление на Западном фронте.
Хотя большинство кадетов Милюкова не поддержали, партийный съезд позволил кадетам украинским сотрудничать с гетманом Скоропадским. ЦК партии кадетов осудил новые идеи Милюкова, но сделал уступку германофилам: кадетам позволили войти в состав прогерманского правительства Украинской державы.
Вероятно, к прагматикам относился и Антоний Храповицкий, избранный 30 мая 1918 года митрополитом Киевским и Галицким. Архимандрит Вениамин (Федченков), будущий экзарх Русской православной церкви в США, в своих воспоминаниях называл митрополита Антония германофилом. Он не раз видел и слышал, как Антоний по‑дружески беседовал с гетманом и «с главным немецким генералом, который являлся фактическим повелителем Украины». Правда, отец Вениамин не мог понять, что именно обсуждала эта троица, потому что немецкого не знал.
Но большинство русских людей не могли примириться с этой в общем‑то логичной и перспективной идеей. Немцы оставались для них врагами, и союз с ними даже ради борьбы с большевизмом был невозможен. Так думали Корнилов, Алексеев, Деникин – вожди Добровольческой армии, что сражалась с большевиками на Северном Кавказе. Так думали и многие образованные русские в Киеве, Одессе, Харькове. Правда, бороться с немцами не собирались. Были уверены в могуществе немцев, в непобедимости германского оружия. А потому просто потихоньку ругали немцев, но открыто против них не выступали. Однако нашелся в Киеве смелый человек, который заявил о верности союзникам и продолжении борьбы с немцами во весь голос. Это был Василий Витальевич Шульгин, русский националист, редактор популярной газеты «Киевлянин».
В феврале 1918 года большевики посадили Шульгина в Лукьяновскую тюрьму. В камере он увидел надпись, вырезанную на оконной раме: «В.Винниченко». Некогда в этой тюрьме сидел украинский националист и социалист, теперь – русский монархист. Удивительно, но большевики Шульгина не только не расстреляли, а вскоре даже освободили из заключения. После вступления немцев в Киев Шульгин решил издать последний, как он думал, номер «Киевлянина». Он напечатал в нем редакционную статью, которая стала настоящим манифестом русских идеалистов, сохранивших верность союзникам по Антанте.
«Выпуская последний номер “Киевлянина”, мы позволяем себе напомнить всем, кому о сем ведать надлежит, что мировая война не кончилась; что жесточайшая борьба будет продолжаться на Западном фронте; что уничтожение России есть только один из эпизодов этой войны; что на место России вступила Америка; что русский вопрос не может быть решен окончательно ни в Бресте, ни в Киеве, ни в Петрограде, ни даже в Москве, ибо карта Европы будет вычерчена на кровавых полях Франции, где произойдет последняя решительная борьба.
Мы позволяем сказать себе еще, что нынешнее состояние России не есть гибель русского народа <�…>, мы немцев не звали. Когда вы (революционеры. – С.Б.) расстреливали нас и жгли, мы говорили: “Убивайте и жгите, но спасите Россию”. И так как мы немцев не звали, мы не хотим пользоваться благами относительного спокойствия и некоторой политической свободы, которые немцы нам принесли. Мы на это не имеем права. А то, что нам не принадлежит по праву, мы не возьмем даже в том случае, если бы нам его отдавали “без выкупа”. Мы ведь не “социалисты” – благодарение Господу Богу!
Мы были всегда честными противниками. И своим принципам мы не изменим. Пришедшим в наш город немцам мы говорим открыто и прямо.
Мы ваши враги. Мы можем быть вашими военнопленными, но вашими друзьями мы не будем до тех пор, пока идет война.
У нас только одно слово. Мы дали его французам и англичанам, и, пока они проливают свою кровь в борьбе с вами за себя и за нас, мы можем быть только вашими врагами, а не издавать газету под вашим крылышком».
Успех статьи был невероятным. Шульгин потом с гордостью говорил, что мальчишки‑газетчики тогда обогатились, продавая последний номер «Киевлянина». Цена номера доходила до 25 рублей. Его передавали из рук в руки многие тысячи русских читателей. Газета была уже давно закрыта, а ее номера постепенно доходили и до провинциальных городов: «Вчера здесь (в Полтаве. – С.Б.) появился последний номер “Киевлянина” с превосходной статьей Шульгина от 10.III. Он читается и обсуждается нарасхват», – писал Вернадский в своем дневнике 5 (18) апреля.
Немцы не только не арестовали Шульгина, но предложили ему продолжить издание газеты. Однако Шульгин не мог взять назад своего слова. Он сосредоточился на новой для себя деятельности – создал русскую нелегальную организацию для борьбы с большевиками, с немцами, с украинцами – словом, со всеми, кого он считал врагами России. Агентами этой организации были его соратники, русские монархисты и националисты. Агентурными кличками послужили буквы русского алфавита. Отсюда и название шульгинской организации – «Азбука». Поначалу людей было совсем немного и букв вполне хватало. Многие русские на Украине были согласны с Шульгиным, и успех его статьи тому подтверждение. Но, в отличие от Шульгина, они вовсе не отказывались от комфорта, принесенного немцами, и не шли доказывать делом своих убеждений. Сидели себе в кафе, покупали в кондитерских сухое варенье, гуляли с дамами по Крещатику, ходили на концерты Вертинского.
«Азбука» работала на Добровольческую армию генерала Деникина, а «задачу Добровольческой армии в 1918 году Шульгин, по словам П.Н.Милюкова, ограничивал оккупацией совместно с союзниками русского юга “и уничтожение всех следов «украинства»”». Так что Василий Витальевич был злейшим врагом, принципиальным противником украинского государства, которое все‑таки жило и развивалось под немецким протекторатом.
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=48860507
«Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой»: АСТ. Редакция Елены Шубиной; Москва; 2020
ISBN 978‑5‑17‑101384‑4
© Беляков С.С.
© ООО «Издательство АСТ»
|
</> |