Все испугались, один Шарпатов - герой.


Резанули вот эти строчки, в которых Шарпатов описывает 3 августа 1996 года, первые часы после захвата самолета:
- После приземления меня сразу повезли на допрос. Его вел главарь талибов мулла Омар. На вопросы я отвечал честно, сказав, что загрузились в Албании, летели в Баграм. Афганцы требовали вызвать в Кандагар Мунира Файзуллина, менеджера компании "Аэростан", организовавшего нашу командировку. Мол, будем судить по законам шариата. По такому случаю мне разрешили связаться с фирмой Виктора Бута. Привели в самолет, настроили рацию на нужную волну. Рядом в наушниках сидел Гулям, который прекрасно понимал по-русски. Я шепнул Хайруллину, чтобы тот на татарском языке предупредил Файзуллина о поджидающей его в Кандагаре опасности. Но второй пилот отказался говорить. Я - к Аббязову, тоже знавшему татарский. И он сказал, что не станет рисковать. Пришлось мне общаться с Файзуллиным по-английски в надежде, что талибы не разберутся. Гулям сразу забеспокоился, приказал перейти на русский, но главное я успел передать...
В общем, все - трусы, один Шарпатов- герой. По его версии Газинур с Асхатом испугались… Вот в это поверить никак не могу. Газинура Хайруллина, к примеру, я с детства знаю, мы росли вместе. Трусом он никогда не был. Да и не вяжется байка Шарпатова о трусости второго пилота и бортинженера, с тем, что именно Газинур с Асхатом обезоружили охрану, когда через год, 16 августа экипаж совершил побег. Трус на вооруженных людей никогда не бросится.
Между тем, если внимательно рассмотреть фотографии времен плена, можно многое узнать.




Шарпатов, бросивший бриться и стричься, отрастивший бороду, больше похож на человека обреченного, смирившегося со своей участью. Чего не скажешь о других членов экипажа, которые каждое утро начинали с зарядки, умывались, брились. Потом читали, качались. И не на миг не теряли веры, что вырвутся из афганского плена. Так оно и вышло.
|
</> |